Драбблы на льду

Юри трясёт с самого утра. Мелкая дрожь волнами растекается по всему телу, по спине, плечам, бёдрам. Финал Кубка Четырёх континентов, произвольная программа. Юри не спал полночи. Волнение не отпускало, и он то забывался поверхностным неверным сном, то просыпался, не понимая, где находится и сколько сейчас времени. После короткой программы он второй, но у него есть все шансы взять золото, и ожидание давит на виски, выкручивает и без того натянутые нервы. — Юри? — Виктор кладёт руку ему на плечо. — Ты опять волнуешься? Юри качает головой, мол, нет, что ты, ничего подобного, но побледневшие губы и бегающий взгляд выдают его с потрохами. Виктор тяжело вздыхает. Он, кажется, уже замучился с нервами Юри, — сам он, по его словам, испытывает перед выходом на лёд только «приятное волнение» и, поэтому совершенно не представляет, что делать с подопечным. Виктор берёт его лицо в ладони, наклоняется, говорит серьёзно, строго: — Успокойся. Нет уж, Виктор слишком мягкий, чтобы брать авторитетом, от его слов только пробегает по спине ещё одна волна мурашек. Юри потряхивает; даже пальцы, разворачивающие шнур от наушников, мелко трясутся, провода никак не распутываются. Юри злится. Виктор заходит со спины, обнимает. Это приятно; постоянные прикосновения давно стали привычной и неотъемлемой частью жизни, и тиски волнения чуть-чуть отпускают, наушники распутываются, в ушах звучит до боли и стёртых ног знакомая мелодия. Дыхание Виктора на шее тёплое и умиротворяющее, и Юри закрывает глаза. Ему легче. * * * Второй волной нервов его накрывает во время разминки. Уже скоро — понимает Юри. Тело сразу отказывается слушаться, он прыгает, но нога предательски дрожит, он падает, поднимается и прыгает снова, падает, перед глазами плывёт, страшно, страшно. Муторно. Виктор зовёт его. Юри с трудом поднимается, подъезжает к бортику. Под тонкий костюм привычно забирается исходящих от льда холод. Виктор протягивает Юри чехлы, молча хватает за запястье, уводит в сторону. Обнимает. Шепчет что-то на ухо. Юри не разбирает слов, его снова трясет, чёртовы нервы, чёртово напряжение, надо бы вынырнуть из-под давящей массы ожиданий, но не получается. Юри дышит, проталкивая воздух сквозь зубы, размеренно и глубоко, пытаясь собрать себя по частям, обнимает Виктора в ответ. — Ну что мне сделать, чтобы ты успокоился? — мягко спрашивает Виктор. Он что-то говорит о том, что надо взять себя в руки, что всё будет хорошо, что на тренировках Юри уже десятки раз блестяще откатывал эту программу и ещё что-то, такое же подбадривающее и такое же бессмысленное, когда под ногами гладкая поверхность льда, вокруг — трибуны и судьи, и ты один. Но голос Виктора успокаивает, и Юри усилием воли заставляет напряженные мышцы расслабиться. Вот бы кататься под этот голос вместо музыки... Юри тянется к Виктору. С ним тепло, так бы и стоял вечно, не шевелясь. Вздрагивает, когда кожи на шее касаются поцелуем. — В-виктор? На них же смотрят, наверное… Виктор не останавливается, и Юри прикрывает глаза, коротко выдыхает. — Пошли! — вдруг совершенно другим голосом говорит Виктор. Он что-то решил, и теперь снова тянет куда-то в сторону от арены. Юри не сопротивляется, время ещё есть, он выступает предпоследним, а пока только разминка. Виктор затаскивает Юри в раздевалку. Здесь пусто; на подоконнике валяется чья-то забытая полупустая бутылка воды, под скамейкой — не убранные в шкафчик кроссовки. Тихо. Спокойно. Виктор пытается закрыть дверь изнутри, поворачивает замок не туда, но потом язычок всё-таки громко щёлкает. Он удовлетворённо хмыкает, поворачивается к Юри и решительно толкает его к стене. Опускается на колени, прямо своими щёгольскими брюками на не совсем чистый пол раздевалки, и это так удивляет Юри, что тот на мгновение забывает о предстоящем прокате. — Виктор? Что ты… Виктор задирает вверх полы сценического костюма Юри, расстёгивает пуговицу на брюках, проводит тёплыми губами по животу. — Что ты делаешь?! Сейчас же выступление… П-подожди! Юри пытается сказать что-то ещё, но захлёбывается от переполняющих его чувств. Виктор скользит губами по коже от пупка, ниже, а пальцами поддевает резинку белья, стаскивает с бёдер. Кровь приливает к щекам, к члену, а сердце пропускает удар, будто для него крови уже не осталось. — Виктор… Юри встречается взглядом с Виктором и отворачивается. Он готов провалиться под землю от смущения. Потому что они в раздевалке, потому что кто-то за дверью, и вообще, Виктор сам говорил — никто не занимается сексом перед выступлением, иначе не получится откатать на эмоциях, а теперь вот стоит перед ним и… и смотрит. Стягивает перчатки, убирает в сторону, касается пальцами, и Юри прикрывает глаза. Напряжение сменяется возбуждением, смешивается в коктейль, бьёт краской по щекам. Юри чувствует, как под пальцами Виктора у него встаёт. К пальцам присоединяется язык, Юри смотрит вниз, Юри не смотрит вниз, Юри задыхается, Юри закрывает глаза, но под веками тоже Виктор, он проводит языком, гладит пальцами, Юри дрожит. Стена за спиной холодная, но Юри прижимается к ней лопатками, поясницей, затылком, только бы не упасть прямо сейчас. Виктор берёт его член целиком, скользит плотно сжатыми губами, лижет головку. Из головы исчезают все мысли. Всё внимание сконцентрировано внизу живота. Юри смотрит, как Виктор отсасывает ему, помогая себе рукой, второй придерживая Юри за бедро, и в голове звенящая тишина, и только дыхание опять срывается, и сердце стучит где-то в горле. У Виктора чёлка сползает на лицо, и он быстро откидывает её в сторону, не отвлекаясь. Юри затыкает самого себя, кусает руку, под зубами — пайетки сценического костюма, но он не хочет, не может думать о выступлении, он кладёт ладонь на затылок Виктора. Возбуждение нарастает, ему так хорошо, что почти больно. Виктор берёт глубже. Перед глазами — потолок, светлые стены с прошлогодними плакатами, шкафчики. Юри видит это всё, но не замечает, он, кажется, весь — там, во рту Виктора, он может чувствовать только плотно обхватывающие его член губы, мягкий подрагивающий язык, гладкую щёку, и ему жарко, жарко, жарко… Юри невольно подаётся бёдрами вперёд, сползает по стенке ниже, скользит по пластику обшивки пальцами. Ещё немного, чуть-чуть, ещё… Юри понимает, что бормочет вслух, смущается, Виктор чуть меняет ритм, горячо, о боги, боги, только не останавливайся, только не останавливайся... Юри держится ещё с полминуты, а потом со сдавленным всхлипом кончает, едва устояв на ногах. Виктор тянется за салфетками, сплёвывает, вытирает губы, но Юри ничего этого не замечает; у него перед глазами темно и пляшут звёзды, колени подгибаются, стук сердца гулко отдаётся в ушах. — Ты в порядке? — Виктор вытирает салфетками Юри, который всё ещё в прострации, и тот не знает, что ему сказать. Слов нет, мыслей тоже нет, по телу разливается приятная, тёплая тяжесть. — Хорошо, — удовлетворённо отзывается Виктор, не дождавшись ответа. * * * Юри выходит на лёд. Он едва успел размяться и разогреться в коридоре, потому что когда они вышли из раздевалки, первый прокат уже прошёл. Виктор идёт рядом, и Юри не в силах смотреть на его лицо, на его губы, ведь всего несколько минут назад… Юри никак не может закончить эту мысль, каждый раз задыхаясь от эмоций. После оргазма тело тяжелое, но расслабленное, в голове пусто, эмоций нет, он полностью спокоен. Виктор целует его руки, обнимает, шепчет на ухо. Он даже умудрился как-то оттереть пострадавшие брюки, и по нему совершенно невозможно сказать, чем он занимался каких-то полчаса назад. Юри выезжает на середину льда. Музыка звучит, и Юри позволяет ей протекать сквозь себя, позволяет себе звучать вместе с музыкой. Напряжения нет. Тело покорно. Юри прыгает четверной, скользит, скользит, внутри не пусто, внутри поёт музыка в унисон той, что снаружи, и бьётся где-то под сердцем комок ощущений-воспоминаний о произошедшем, тёплый и тяжелый. Юри крутит либелу, перетекает в волчок, Юри меняет ногу и медленно осознаёт, что получает удовольствие от выступления. Раньше ему мешало волнение, мысли в голове клубились и путались, но сейчас остаётся только звенящий восторг от происходящего здесь и сейчас, и нет ничего, кроме единственного мгновения существования. Мышцы гудят от напряжения, но это приятно. Юри прыгает вместе с всплеском музыки, пружинит, наслаждаясь движением, как на тренировке, сердце замирает от предвкушения нового прыжка, и он легко отталкивается вновь… Музыка заканчивается, мышцы горят, грудная клетка горит, и в повисшей тишине Юри на секунду слышит только своё дыхание, будто стадион разом замер, и только потом его накрывает шквал оваций. Виктор улыбается. Он раскраснелся, его глаза блестят, он протягивает чехлы, гладит по спине, обнимает, быстро целует в основание шеи, и они так и идут в уголок слёз и поцелуев — в обнимку, не расцепляя рук. Музыка ещё звучит внутри, Виктор — тоже ещё где-то внутри, и рядом, а Юри ещё не здесь, он всё ещё с музыкой. Он смотрит на свой невероятно высокий балл, он смотрит на Виктора, а Виктор смотрит на него и улыбается. Юри утыкается носом Виктору в плечо, вдыхает запах его туалетной воды, а музыка до сих пор звучит, и на душе становится спокойно, и хорошо, и пальцы Виктора переплетаются с его пальцами, и он слышит обещание повторить всё то, что произошло сегодня, если Юри будет катать так же, если он будет звучать так же, как сейчас. Юри улыбается. Ему спокойно.