Замкнутый круг

Малакор вскричал на тысячи голосов, когда бездна поглотила тело Дарт Треи. Сквозь Силу и время протянули к ней жадные руки те, кто остался здесь вновь и вновь проживать мгновения своей гибели, – и отпрянули, взвыв стаей изголодавшегося по крови зверья. Раздосадовано, зло. Старуха не принадлежала этому месту. Пав от меча ученицы, она умерла в мире с собой, достигнув всего, что желала. Редкая удача для ситха. Рэннил не была уверена, что такое же счастье выпадет ей, когда Академия Трайуса вновь сменит хозяина. Что не присоединится она после смерти к тем, кого убила когда-то одним приказом. Голоса не умолкали – кричали, шептали, выли от ненависти и боли под сводами древней Академии, из бездонной пропасти, простиравшейся под каменной платформой; заходились воплем в голове Рэннил. Так же громко кричали они в тот день, когда Генератор гравитационной тени смял поверхность Малакора, словно листок бумаги, исказил до неузнаваемости и слепил вновь – в безобразное подобие мира, месиво из мертвого камня и останков боевых кораблей. "Твоя вина!" – кричали призраки республиканских солдат, и Рэннил готова была поклясться, что может различить знакомые лица в уродливом сонме мертвецов. "Почему ты позволила этому случиться?" – шептали в отчаянии джедаи, и впереди всех – те, кого галактика запомнила под именами Сион и Нихилус. Теперь, когда обоих забрала к себе Сила, Рэннил легко вспомнила их настоящие имена и лица. Она знала их всегда – но признавать не хотела бывших товарищей в омерзительных обличьях, которые подарила им война. Которые подарила им Рэннил, отдав приказ уничтожить мандалорский флот вместе с планетой и всеми, кому не повезло оказаться поблизости. "Ты – убийца, джедай, не воин!" – угрожающе надвигались на нее легионы мандалорцев, и казалось, лишь полшага не хватало им, чтобы вновь ступить на поверхность Малакора, из бестелесных видений обернуться созданиями из плоти и крови. О врагах Рэннил привычки скорбеть не имела и вновь обрушила бы ад на их головы, будь даже у нее шанс поступить иначе, но их боль она чувствовала столь же явственно, как и боль каждого из джедаев. Все повторилось снова, словно и не минуло десяти лет с той битвы. Будто смерть Треи разрушила барьер, что хранил разум Рэннил от голосов обезумевших призраков, а душу – от незаживающей раны в Силе. Десять лет назад Малакор почти уничтожил ее, но так и не убил – оставил калекой, лишенной связи с Силой. Теперь он готовился забрать ее, призрака, слишком долго бежавшего от своей могилы. Рэннил закрыла глаза и позволила всем щитам, сдерживавшим безумную темную Силу Малакора, пасть. В прошлый раз они не спасли ее. Сегодня она не станет искать спасения. "Я не жалею", – твердо сказала она в лицо видениям прошлого, почти застившим глаза. Чужая боль наполнила каждую клеточку тела, чужие крики рванули слух в невыносимом крещендо... Верная смерть для джедая – или безумие, сродни тому, что поразило Нихилуса и Сиона. Но Рэннил больше не была джедаем. Вместо того, чтобы бороться, она позволила Силе течь сквозь нее. Вместо того, чтобы бежать, она приняла ее и, сжав в тисках равнодушия и воли, сделала своей. Вместо того, чтобы в страхе отводить взгляд от Малакора, она взглянула на него – не глазами, истинным зрением, – и увидела настоящее лицо этого мира, вместе со всеми ранами, что война оставила на нем. "Этот кошмар был сотворен моей волей, моим выбором. Память о нем более не властна надо мной". Голоса, возопив в последний раз, умолкли, и гулкая тишина пришла им на смену. Какофония, отголоски которой преследовали Рэннил на протяжении десяти лет, доносясь до ее слуха хоть в самых шумных кварталах Нар-Шаддаа, хоть посреди пасторальных лугов Дералии, наконец затихла навсегда. Вызов прошлого был принят и отвечен. То, что так долго было слабостью, медленной агонией, обратилось в силу. Рэннил распахнула глаза, чтобы взглянуть на мир в первый раз. Улыбнулась нелепой мысли: она будет скучать по былой красоте, но сероватая кожа и белесые бельма – ничтожная плата за Силу, что теперь струилась по ее телу, и зрение, что позволяло смотреть глубже и дальше границ материального. Зал ожил вокруг нее, заиграл новыми красками и оттенками, недоступными человеческому взгляду. Пропасть внизу – последнее пристанище не только Треи, но и поколений прежних мастеров, в чьих истлевших костях еще теплилось слабое, извращенное подобие жизни. Мост позади, за которым, нерешительно скрываясь в тенях, дожидались новую хозяйку самые смелые ученики Академии. Рэннил даже не глядела в их сторону, но видела их молодые, едва тронутые Тьмой лица; сумела бы каждого назвать по имени, если бы дала себе труд прислушаться к их мыслям. С ними она разберется чуть позже – сейчас ее куда больше волновала сеть пещер впереди. Знакомое присутствие. Жизнь, готовая оборваться в любой момент. Крепкая нить, протянувшаяся через Силу от Рэннил к тому, кто отдал ей всего себя и не мог даже потребовать ничего взамен, как бы ни бунтовала его алчная натура против такой слепой, жертвенной любви. Эттон умирал. Ради нее, из-за нее... без ее на то воли. Она ускорила шаг, с болезненной остротой чувствуя, как жизнь по капле покидает тело ее ученика. Труса. Предателя. Убийцы. Эттон был не тем человеком, преданностью которого можно гордиться, но подобное всегда тянется к подобному. Сила справедливо сочла двух живых мертвецов хорошей парой. – Я... я уже спас тебя? – улыбка у Эттона вышла бледной. Сила вокруг него пульсировала болью, все его тело виделось мешаниной изломанных костей, порванных связок, лопнувших вен и крови, текшей совсем не так, как заложено природой. Сион не отпускал своих жертв, не заставив их сполна прочувствовать то, что сам Владыка Боли вынужден был терпеть каждую минуту. Удивительно, что Эттон все еще дышал после схватки с ним. Рыцарь, отважно бросившийся на спасение дамы сердца... Трея посоветовала бы предоставить глупца его судьбе, но у Рэннил не было стольких лет за плечами, чтобы рвать нити Силы и человеческой привязанности так легко. – Твои глаза... все настолько плохо, да? А я говорил... говорил тебе, что эта старуха изуродует тебя... превратит в свое подобие... проклятье, я должен был тебя защитить от этого... Рэннил мягко приложила палец к его губам, но Эттон продолжил бормотать в предсмертном бреду что-то о любви и раскаянии, о том, как он дорожил ею и как старался оградить от Тьмы, которую Рэннил так охотно приняла, едва научившись чувствовать Силу вновь. Она не слушала: приложив ладонь ко лбу умирающего, вбирала в свои руки всю его боль и обращала в силу, способную срастить переломанные кости, соединить разорванные ткани и вновь запустить сердце, бившееся с каждой секундой все слабее. – Знаешь, – голос Эттона совсем слаб, и Рэннил куда легче слушать его мысли, чем слова, – я все равно устал жить. Столько смертей... надоело жить с этим. Только не хотел, чтобы ты видела меня таким... не хочу умирать у тебя на глазах... Сила ворвалась в его тело огненным потоком и концентрированной болью. Сбивчивая речь оборвалась криком; Эттон конвульсивно дернулся и выгнулся дугой, захрипел, тщетно пытаясь вдохнуть. Даже сквозь щиты, которыми Рэннил загодя оградила себя, Сила донесла отголосок его мучений. Но дело было сделано: смертельные раны затянулись, поврежденные органы вновь начали функционировать, кости срослись, пусть и не до конца. И Тьме под силу исцеление. Лишь цену она потребует за него гораздо более высокую, чем Свет. – Ты не умрешь, Эттон, – прошептала Рэннил, глядя в его налитые кровью глаза. – Не раньше, чем я позволю тебе. Поднявшись, она обернулась к двум темным джедаям, застывшим позади нее. Они стояли здесь уже некоторое время, выбирая между ударом в спину и почтительным поклоном. Внимание Рэннил помогло им определиться. – Доставьте его в медицинский блок, – приказала она, глядя поверх их склоненных голов. – А после соберите всех выживших учеников Академии. Расскажите им о смерти Дарт Треи... и смене руководства. Один из учеников попросил ее подождать, пока подадут носилки. В его мыслях замешательство плотно переплелось со страхом и любопытством, но обмана Рэннил не чувствовала: у мальчишки хватило ума не идти против той, что сумела одолеть сильнейшую из Триумвирата. Теперь ей предстояло встать во главе нового. Пусть Визас не сравнится в могуществе с Нихилусом, а Эттон – с Сионом в искусстве боя, Рэннил не сомневалась, что сумеет заставить оставшихся ситхов принять их как своих хозяев. Этот путь в Силе виделся прямым и правильным. Единственным, что не вел ее, Изгнанницу, к смерти в забвении и ненависти. "Малакор должен был стать нашей могилой. – Эттон вздрогнул, когда мысли Рэннил коснулись его разума. – Теперь он станет нашим домом, раз уж во всей галактике для нас не нашлось другого".