Нарисуй меня

В последнее Минсу часто ощущает на себе этот пристальный взгляд, чувствует чьё-то присутствие и внимание ко всему, что бы он ни делал, чем бы ни занимался. В туалете постоянно гаснет свет, когда у парня по расписанию намечено важное заседание, в его комнате частенько царит кавардак, словно в отсутствие Минсу там похозяйничал барабашка, а за обедом чей-то неосторожный локоть обязательно опрокидывает в его тарелку открытую бутылку с острейшим соусом. Минсу молча съедал свой лисий яд и выходил из-за стола, не поднимая глаз, чтоб невзначай не принять условия игры этого насмешливого взора. — Привет, — Чанхён бесцеремонно вторгся на территорию его одинокого столика с огромным подносом, заваленным всякой вкусновсячиной, загрохотал стулом, и тотчас приступил к сосредоточенному поглощению пищи. — Чтоб ты лопнул, — шёпотом, чтоб не услышал. — Ась? — Чанхён отрывается от еды. Иногда кажется, что у парня не уши, а специальные прослушивающие жучки широкой зоны покрытия. — Хаваешь как поросёнок. И мы с тобой уже виделись сегодня, так что можешь не приветкать. — Я соскучился по еде и проголодался по тебе, — парень хмыкнул над своим незамысловатым каламбуром, не без удовольствия наблюдая, как уши Минсу загораются предательским пламенем. Тот сосредоточенно делает вид, что сказанное не имеет никакого отношения к тому, что он поперхнулся весьма некстати отправленной в рот горячей лапшой. — Кто бы тут ещё делал замечания насчёт поросёнка, — насмешливо улыбается Чанхён. — Кстати да, ты так и не ответил на мой вопрос. — он отправляет в рот очередную огромадную порцию риса и замолкает на минуту. -..Так я тебе всё-таки нравлюсь? — Вечно ты делаешь глупые выводы из ничего. — Краска разливается по лицу оппонента, трогая мягким румянцем его скулы. «Крутой парень» Бан Минсу сидит, в беззащитном жесте скрестив руки на груди и позабыв про еду, и Чанхён не видит повода не добить его до конца. — Действительно, ты тут ни с того ни с сего сидишь красный как ошпаренный рак, места себе не находишь, а я вдруг делаю глупые выводы, — иронизирует Чанхён, не отводя цепкого взгляда с жертвы. — Да ты ешь, ешь свою лапшичку, а я, так уж и быть, сделаю вид, что она приправлена таким острым перчиком, что даже у нашего суперстойкого лидера слёзы готовы брызнуть из глаз. Минсу чувствует себя пойманной в клетку мышью, сидя здесь, за одним столиком с Чанхёном, вынужденный отвечать на его странные вопросы. Дурак, как такие вещи можно обсуждать так, между делом, как само собой разумеющееся? Этот разговор неприятен, равно как и факт, что в последнее время происходит слишком много необъяснимых вещей между ними двоими. Минсу каким-то образом упустил тот факт, что Чанхён довольно-таки прочно обосновался в поле его зрения, начиная от извечного соседнего кресла машины в их поездках, заканчивая недавней авантюрой под покровом ночи в японском отеле. Он присутствует в каждом моменте, каждом, даже самом незначительном, эпизоде его жизни, словно пытаясь свить гнёздышко в недрах памяти Минсу, отложить о себе информацию. Звонок будильника, подъём, неизменное бодрое «доброе утро» знакомого голоса за спиной и стакан кофе, всегда появляющийся перед Минсу на столе после завтрака (Чанхён знает, как тяжело парню порой вставать по утрам), и сок — во время ужина. И так каждый день. — Ну раз ты молчишь, тогда я первый начну, — нарушает гробовую тишину шумный Чанхён и устраивается на стуле поудобнее. — Так я и думал, что мне придётся сказать это первым, потому что из тебя даже под пытками ничего не вытянешь. Ну да ладно, это не так уж важно… Ты всегда привлекал моё внимание. С самого первого дня, когда ты (помнишь?) вошёл в студию, буркнул дежурное приветствие и сидел весь вечер молча, ни на кого не глядя. Мне показалось, или ты тогда ни разу не посмотрел на меня? — Не заметил, наверно. Надо было прихватить микроскоп, чтобы разглядеть такую козявку, — Минсу по-прежнему напряжён, но не в состоянии удержаться от смешка. Чанхён швыряется в него листом салата и промахивается. — Не перебивай меня. Мне нравится твой типаж плохого парня и напорюхи по всему телу, но ещё больше я люблю, когда ты смущаешься — да, прямо как сейчас, и прячешь глаза. Ты выглядишь таким очаровательным. И красивым. -…В общем, я тебя люблю, — прибавил Чанхён совершенно будничным тоном, словно обсуждая поганые ветродуи и косые осенние дожди за окном, и откинулся на спинку сиденья. — Замолкни, тут люди ходят, — беззвучно прошептал очаровательный парень Минсу, но о содержании сказанного вполне можно догадаться по его жарко пылающему лицу. Ещё никогда ему не признавались в любви настолько чудным способом. И такие чудики, как Чанхён. — Ты бы ещё на площади в мегафон взял проорал. «Чудик» ёрзает своими длиннющими рукавами по столешнице. — Если понадобится, возьму и проору. — Чего ты пытаешься этим добиться? Глупая взбалмошная мелочь. — Пускай глупый, пускай взбалмошный. Говори, что хочешь. Но меня действительно интересует твой ответ. — Мелочь вопросительно заглядывает в его глаза. А, чёрт, была не была. Он ведь не отвяжется просто так. — Мне нравится рисовать тебя. Видеть тебя. Ты первый, чей голос я слышу по утрам — он бодрит лучше крепкого кофе, и последний, что умолкает перед тем, как мы разойдёмся по кроватям. Ты человек-хаос. Часто ты раздражаешь своими выходками и ведёшь себя как идиот, но если ты вдруг исчезнешь и я больше не услышу тебя, мне будет очень одиноко. Чанхён на несколько секунд замирает на месте. Сейчас бы в обычном для него стиле открыть рот и сморозить очередную колкость относительно монолога Минсу — мол, это самая длинная и проникновенная телега, которую когда-либо приходилось слышать от лидера. Но парень решает не портить момент. Только не сейчас. — Ну всё? Доволен? Услышал, что хотел? А теперь свали и дай мне доесть спокойно, — Минсу бубнит, не поднимая глаз. Кажется, он сам не ожидал от себя такой сентиментальности. Краем глаза он наблюдает, как Чанхён молча собирает вещи и сваливает с подносом. Парой минут позже на стол с тихим стуком опускается стакашек с апельсиновым соком и парень тенью проскальзывает мимо. — Спокойной ночи. День первый Минсу просыпается посреди ночи от какого-то шуршания. Он зарывается поглубже в подушку, но шелест становится всё громче, и парень нехотя приоткрывает один глаз. — Какого чёрта ты здесь делаешь? Чанхён отвлекается от тумбочки, всё содержимое которой он безжалостно выкинул на пол. — Где ты ныкаешь свои сиги? Нифига найти не могу. Глаз непонимающе моргает. — Они в куртке. С чего бы мне их в тумбочке с одеждой прятать? И кстати, кто тебя учил в чужих вещах без спросу рыться, засранец? — Минсу окончательно продрал оба глаза и швырнул ещё тёплой подушкой в голову воришки. В темноте что-то зазвенело. — Что там такое ещё, твою мать? Чанхён, это ты башкой своей пустой звенишь? — Минсу быстро вскипает как полный кипятка чайник, и тянется к ночнику. За неделю, что прошла с их прошлого разговора, они успели вернуться к своим обычным отношениям, полным ругани, подъёбок, шума. Жизнь на вулкане, она такая. Словно никаких неловких разговоров и не было. Взлохмаченный мелкий сидит на полу в одной пижаме и виновато смотрит на разбитый будильник, зажав подушку в руках. Он похож на маленькую хмурую птичку с гнездом в собственных волосах и фланелевыми крыльями чересчур широких рукавов своей пижамы. — Свои закончились, вот я и решил стрельнуть у тебя до утра. — Решил он, — уже спокойным голосом передразнил парня Минсу, натягивая джинсы. — Не рановато ли курить начал? — Рассказать тебе, как? -заулыбался Чанхён. — В тот день я увидел тебя курящим в глубине того заброшенного склада, где у нас были съёмки, и ты тогда выглядел безумно круто… — Ой всё, — Минсу закатывает глаза, слезая с кровати. — Вот это я вообще слышать не желаю, захлопнись и лучше убери за собой бардак. Он переводит взгляд на выброшенную разноцветную гору трусов-маек-носков и быстро добавляет: — Оставь в покое, сам уберу. Чанхён продолжает сидеть возле кучи, и Минсу снова берёт небольшой псих. — Ну ты идёшь курякать или как? — Разумеется! Парень скептически смотрит на лёгкую фланель чанхёновской пижамы. Должно быть, она совсем невесомая, как пёрышко. — Ты вот в этом на улицу идти собрался? На вон, — он достаёт из шкафа толстовку и вручает её Чанхёну, делая вид, что не замечает просиявшего взгляда парнишки. В полумраке Минсу смотрит на его детские, слегка приоткрытые губы, и как теперь отогнать невольно проскочившую мысль о том, каковы они на вкус... Три часа утра. Моросит мелкий дождь, улица затянута липкой паутиной тумана — не совсем удачное время для романтики перекуро-свидания. Чанхён запахивается в мешковато висящую на нём толстовку, всю дорогу не отрывая взгляда от маячащего впереди затылка. Минсу решил составить ему компанию, но он как бы и не с ним. Даже не обернётся. Нет, обернулся. Спокойным голосом спрашивает, почему он, Чанхён, едва шевелит батонами. Снова отворачивается. Нет, парень представлял себе всё это совсем по-другому. Они свернули за угол здания, выходя на одинокую детскую площадку, с которой открывается обзор на пустырь. И место тоже не самое удачное. Но ржавые, скрипучие качельки зовут к себе. Минсу зябко ёжится в своей кожанке, напяленной на майку, молча пускает колечки. Небритый, невыспавшийся, угрюмый, смотрит куда-то вниз. Чанхён чувствует укол совести, глядя на него. Вытащил человека из постели по своей прихоти, называется. Он понимает, что поступает отвратительно, вдосталь потакая своим желаниям, никогда и ни в чём себе не отказывая. Вот и сейчас кажется почти невозможным отказаться от искушения осторожно провести ладонью по небритой щеке Минсу, почувствовать наощупь сухие губы, скользнуть вниз по шее туда, к сильным трепещущим мышцам плеча и остановиться на ключице. Кстати, о ключицах. Порыв ветра разносит полы незастёгнутой куртки Минсу, обнажая грудь и чёрную вязь татуировок. — А, чёрт, — ругнулся парень и выронил сигарету на землю. — Отдал мне толстовку, а сам не додумался одеться по-человечески, — обеспокоенно сетует Чанхён. — Я обойдусь, одевай сам. — Сиди смирно, дурак. — Минсу косится на одинокий нос, торчащий из полностью закутанной в одежду конструкции, на тонкие пальцы, зажимающие его толстовку по краям. Замёрз же как цуцик. Полез к нему посреди ночи за куревом, развёл бардак, мимоходом посвятив в свои тайны и совратив на ночную вылазку. Сущий ребёнок. Чанхён поднимается. Да, он невыдержанная, избалованная дрянь, и он не может отказаться от своей сущности. А ещё он не может отказаться от импульсивного рывка, что заставляет его раскинуть руки и шагнуть навстречу съёжившейся от холода фигуре. И обнять. Крепко-крепко. Так, что через ткань одежды чувствуется глухое сердцебиение двоих, быстрое и бешеное, разрывающее грудную клетку. Минсу не отвечает на объятия, но и не отстраняется. Молчит. От его одежды и волос пахнет странной смесью курева и мускатного ореха. Уткнуться бы ему в шею, вдыхая этот запах вечно. Минсу пошевелился, осторожно расцепляя хрупкие пальцы на шее. Те впиваются ещё крепче, и парню приходится приложить усилия, чтобы освободиться. — Я не хочу сидеть здесь до зари. Пошли. Чанхён без слов кивнул, подавляя подступающие к горлу спазмы. Ещё снаружи он сдирает с себя толстовку и не глядя суёт её в руки Минсу. Он нервно кривит губы как обиженный ребёнок, у которого отобрали игрушку, его душат горькие слёзы и неудовлетворённость. Ему мало. — Что-то произошло? — Минсу озадачен и сбит с толку. А вот ему, похоже, понадобится карта мыслей Чанхёна, чтобы хоть как-то ориентироваться в его настроении. — Нет, — коротко бросает парень и исчезает в ванной. Минсу пару минут слушает истерические всхлипы из-за запертой двери, затем в сердцах пожимает плечами: — Я спать. А ты там как хочешь. «А-ты-там-как-хочешь» ещё долго будет сидеть на кафельном полу, глядя на струю воды, бьющую из крана. Это так больно — получить лишь малую крупицу того, чего желаешь всем сердцем. … — Минсу. А, Минсу. — М? — Парень даже головы в сторону Чанхёна не повернул, с азартом сражаясь в шутер против Ниэля. После произошедшего ночью мелочь для него словно пустое место, он в упор не замечает светловолосую голову, склонённую над ним в ожидании. — Смотри, погода на улице просто прелесть. Пошли прогуляемся. Кстати, сегодня в киношке премьера нового крутого боевика, айда сгоняем? Минсу покосился на нежные лучи света, украдкой заползающие за приоткрытые жалюзи. — Не, — он не глядя отмахивается на требовательное тормошение за футболку и переворачивается на спину, понимая, что сосредоточиться на игре ему так и не дадут. — Не пойду, говорю, ты человеческой речи не понимаешь? Чанхён строит трагичные глазки котика Шрэка, умело пуская в ход весь арсенал своего очарования. Он и думать забыл про ночное происшествие. — Ну пошли… Минсу в сердцах бросает геймпад на разложенный диван. — Сходи купи мне сиги, тогда поговорим. — Есть купить сиги! -бодро рапортует просиявший Чанхён и вылетает из комнаты. Все недоумённо смотрят ему вслед. — С каких это пор он стал твоим мальчиком на побегушках? Минсу вспоминает свой обычный утренний кофе. — Он всегда был им. На улице и правда чудесно. Чанхён каждый раз улыбается, оглядываясь на солнечных зайцев, что пляшут в отражении зеркальных очков Минсу, размножаясь на сотни трепетных бликов. Ему безумно нравится идти, сжимая шершавые тёплые пальцы в ладони и даря им ответное тепло, но, когда они внезапно поднимают бунт и крепко обхватывают руку Чанхёна, парень даже не думает протестовать. Они присели на парковой скамейке, спасаясь от щедрых жарких лучей солнца. Это как раз напротив летней сцены местных аниматоров, что сейчас пустует, заваленная кучей пожелтевших листьев и окружённая полинявшими от дождей цветными щитами. — Вот и всё твоё кино? — Минсу насмешливо улыбается. В душе он ругает себя, за то что согласился пойти с Чанхёном на прогулку, плюнув с высокой берёзы на все свои планы и пару минут назад позволив себе бездумно вцепиться в тонкое нежное запястье, словно ловя ускользающий сладкий сон ранним утром. — Ты и правда хотел туда пойти? Минсу в сердцах пожимает плечами. Ок, мелочь опять выдернула его из-за ничего. Пора это прекращать. — Я просто хочу остаться с тобой наедине, а потом пойти куда-нибудь покушать, ты не против? — Чанхён вопросительно заглядывает Минсу в глаза, но видит лишь растянутые изображения своей мордочки в тёмных линзах. Эти его извечные очки… Юноша осторожно берётся за дужки и стаскивает очки с носа Минсу, являя миру две сердито прищуренные щёлочки-глаза. — Ты чего какой серьёзный? — Просто пытаюсь понять, когда же ты наконец наиграешься. И отлипнешь от меня. Чанхён состроил серьёзную рожицу, но в глубине его больших глазах по-прежнему носятся дерзкие демонята, да что там — целый ушат неугомонных чертят. — Напрасно ждёшь этого момента. У меня с собой целая сумка супер-клея и скотча, так что даже не надейся оторваться от меня в скором времени. — Чанхён, не строй из себя глупыша, ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю. — Минсу уворачивается от руки, что стремится погладить его по волосам. — Всё-таки приглашения на свидания, о которых обязательно оповещать всех ором на всю общагу, и ночные истерики — это не те отношения, которые мне нужны. И можешь даже кофе свой не приносить — переживу как-нибудь. Оу, последняя фраза была уже перебором, и парень понимает, что сболтнул лишнего, заметив изменившееся выражение лица Чанхёна. Тот резким движением кидает очки на скамейку и встаёт. — Ну так не ходил бы со мной, если тебя «такие» отношения не устраивают. Не говорил бы, что нравлюсь, выкинул бы за дверь этой ночью, не держал бы меня сейчас за руку. Не рисовал бы меня и не хранил мои фотки в своих тумбочках вместе с носками. Безвольный хлам. Минсу вспыхнул, вскочил, и тут же снова уселся. — Ты маленький глупый ребёнок, который не отвечает за свои действия. — Ты трусливый скучный взрослый, который боится впустить в свой тесный унылый мирок новые чувства. А про кофе — это было обидно, чёрт возьми. Сказал, словно в лицо пнул. Чанхён отвернулся и пошагал прочь по маленькой протоптанной тропинке, отклоняющейся в сторону от главной дороги. Минсу чертыхнулся про себя и, так уж и быть, поплёлся за ним. Прекратить не получается. Так оно и есть, Бан безвольная тряпка Минсу. Плыви по течению. Авось куда-нибудь вынесет. — Чанхён, извини меня. Парень резко разворачивается, да так, что разогнавшийся Минсу едва не врезается в него. Чанхён решительно указывает пальцем на свои губы. — Целуй. Тогда прощу, — он прикрывает глаза и смело выдвигает подбородок вперёд, но дожидается только обидного щелчка по носу. — Кто ж так хлеборезку выдвигает при поцелуях, дорам что ли обсмотрелся, — Минсу беззлобно фыркнул, в его глазах теплота сентябрьского вечера, и Чанхён уже не может удержаться. Он придвигается ближе, ещё ближе, встаёт на цыпочки, замирая в паре-тройке сантиметров от чужих губ. — Покажи мне, как надо, — прерывисто шепчет он в эти губы. Секундная заминка, и парнишка отодвигается, смеясь. — Шучу. Это просто удивительно, какой ты застенчивый. Минсу провёл по его встрёпанным ветром волосам, лёгкими движениями руки поправил чёлку. — Разочарован? Чанхён не отвечает, со смехом увлекая его за руку прочь из тихого парка. — Сделай «ААААааааааааа»… Минсу обречённым взглядом провожает очередную ложку уже пятого по счёту пудинга. — Чанхён, ну может всё-таки не… — он не успевает договорить. — Надо, — заканчивает за него Чанхён и запихивает десерт парню в рот. — Ты себя плохо вёл сегодня, поэтому за тобой ещё три пудинга. Маленький дьяволёнок донельзя доволен. А парень просто думает, что знай он про эту экзекуцию в кафе, что придумал для него Чанхён, то сбежал бы от него без оглядки ещё там, в парке. Или всё же нет? День второй — До выезда осталось меньше часа. Я вижу, ты и не думал собираться? — Минсу вопросительно выглядывает из-за книги на Чанхёна, что праздно валяется на чужой кровати уже второй час кряду, свесив голову и любуясь на красивый профиль лидера. — Алё, ты меня слышишь ли вообще? — Минсу парой движений сложил из листа бумаги самолётик и запустил его в неподвижно замершую фигуру. — Давай пулей в свой номер и собирай шмотьё. Я за тобой носиться и помогать с вещами не собираюсь. — Он перелистнул страницу, вдруг чувствуя лёгкий укол в шею. Его самолётик совершил обратный рейс и с позором совершил аварийную посадку за шиворотом футболки Минсу, не долетев до «аэропорта». — Минсу. — Чанхён всё так же полулежа вниз головой наблюдает за тщетными попытками парня вытряхнуть бумажку из-под одежды. — Нарисуй меня. — Не сейчас. — Ну пожалуйста. Хоть скетч какой-нибудь. — Дурно выйдет. Не умею я их рисовать. — Ну надыбай по шурику что-нибудь, ну Минсууууу. А я тогда сейчас же свалю к себе. — Обещаешь? — Минсу строго нахмурился, откладывая однако книгу в сторону. Светло-русые вихры затряслись в согласном кивке. Минсу расправляет измятый самолётик, и вот на бумаге появляется паутина быстрых чётких штрихов, которые он предусмотрительно прикрывает от пары любопытных жгучих глаз. Плавные, уверенные движения его пальцев оказывают умиротворяющее действие, и Чанхён сладко зевает, потягиваясь. — Не шевелись, — командует художник, искоса бросая взгляды на валяющееся в кровати тело. -…Готово! — наконец гордо сообщает он, сотрясая в воздухе листочком. — Ну-ка дай сюда, — Чанхён выхватывает из его рук рисунок. Двухсекундный взгляд на каракули, и комнату оглашает его негодующий крик. Парень вопит как сирена, и Минсу предусмотрительно затыкает пальцами уши. — Разве ЭТО похоже на меня??? Похоже?! — На посадочную полосу колен Минсу приземляется уже не самолётик, и не листок, но скомканный шарик, а там… А там неизвестное науке существо с ушами-литаврами, глазами с блюдце и крючкообразным орлиным шнобелем раскинулось на постели, растопырив в стороны некие укороченные подобия метёлки от швабры, и победно задрав в воздух задние ноги в драных носках… — Один в один, по моему скромному мнению, — невозмутимо парирует Минсу, пожав плечами. — Ну спасибо за то что считаешь меня таким уродцем.Ай! — Чанхён не удержался на кровати, и с криком неуклюже кувырнулся через голову на пол, дрыгнув напоследок ногами (в целеньких носках). Минсу прыснул от неожиданности, но тотчас оборвал смех. — Эй, с тобой всё в порядке? Чанхён ничком свернулся на полу, обхватив голову руками. — Нет, — глухо отвечает он, немного помолчав. Минсу неслышно подходит и садится на колени рядом с замершим, непривычно маленьким клубком. — Довыдрючивался, ребёнок? Чанхён ощущает на своей голове приятную тяжесть руки Минсу. Она слегка поглаживает его по волосам, легко проскальзывая ниже и приятной прохладой пальцев остужая горящую скулу парня. Нет, это нестерпимо. Чанхён разворачивается на спину и хватает Минсу за футболку, притягивая к себе. Тот может и хотел бы посопротивляться, но его бёдра уже крепко сжаты коленями Чанхёна, а плечи — во власти цепких рук. Расстояние до мягких губ всё меньше и меньше. К чёрту, он даже не думал избавиться от этих объятий. — Никуда ты теперь от меня не убежишь, — шепчет Чанхён, целуя своего горе-художника. От его поцелуев у Минсу горит кожа и сносит крышу — горячих и нетерпеливых, быть может, не очень умелых, но пробирающих до дрожи. Порядком охмелев, юноша отрывается от губ Минсу, чтобы неутомимо шептать ему на ухо слова нежности. Не отцепляя от себя Чанхёна, Минсу медленно поднимается и ссаживает его на стол, с грохотом сметая его содержимое на пол, но не замечая этого — время остановилось и всё вокруг перестало иметь значение, потому что напротив эти дурные, манящие глаза, и уже они диктуют правила этой игры, заставляя отвечать со всей одержимостью. Минсу несдержан и напорист, и Чанхён несколько раз довольно больно бьётся головой о стенку, морщась от неприятных ощущений в затылке, но партнёр целуется слишком превосходно, чтобы прекратить это прямо сейчас. Под пальцами Минсу трещит ткань, он нещадно путается в пуговицах-петельках чанхёновской рубашки, нетерпеливо покрывая поцелуями каждый сантиметр кожи выглянувшего плечика и, кажется, на этом он вовсе не собирается останавливаться. Чанхён не успевает выдохнуть, как снова оказывается на кровати, где Минсу снова продолжает битву с его рубашкой, и в конце концов одерживает над ней верх — она тряпишной ласточкой улетает за стол, а парень довершает своё дело. Сорвав с Чанхёна одежду, он долгим взглядом окидывает результат своих трудов. — Ну какой же ты уродец? Совершенно идеальная модель, — хрипло шепчет Минсу, не отводя внимательных глаз, не убирая рук. Лежать нагим как младенец с желанным парнем, который покачивается на твоих бёдрах и даёт волю своим рукам, бесстыдно и уверенно скользящим по голому телу — мягко говоря, ощущение довольно непривычное, за гранью, сводящее с ума. Юноша зажмуривается и вновь широко распахивает глаза, чтобы погрузиться в тёплую волну поцелуя ещё раз, и ещё. Вздрогнуть в короткой вспышке оргазма от очередного прикосновения, а затем сгрести Минсу за футболку и слегка отодвинуть от себя. — Так нечестно. Содрал с меня одежду, а сам сидишь одетый, — стеснённо отвечает он на немой вопрос в глазах парня. В тёмных глазах Минсу загорелся яркий хищный огонь — Чанхён впервые видит его таким. Парень выжидающе склонился над ним. — Так за чем дело встало? Начинай. Чанхён опасливо цапнул Минсу за шиворот и стянул через голову футболку. Красивое мужское тело, которому так завидовал Чанхён, склоняется над ним ещё ниже, и юноша почти физически ощущает присутствие мужчины рядом. Не лидера, от которого периодически огребает пенделя за косяки, не друга, травящего с ним шутейки на любые темы, не того парня, которого он привык безнаказанно дразнить, нащупав его слабое место. Запах мужчины кружит голову, и под неотступным взглядом Минсу Чанхён ясно понимает, что именно здесь и сейчас его детские капризы не прокатят. И даже если бы он не хотел, ему всё равно придётся подчиниться этому беспрекословному тону: — Давай дальше. Чанхён протягивает руку к ремню джинсов Минсу и тотчас отдёргивает из-за лёгкого хлопка по пальцам. «Плохой парень» Минсу с лёгкой усмешкой смотрит на его смущённое лицо. — Дурачок, это же шутка. У нас нет на это времени. Сквозь ладонь, прикрывающую горящее лицо, Чанхён видит его озорную улыбку и слышит это негромкое поддразнивающее «это просто удивительно, какой ты застенчивый». Один — один. Чанхён поднимается с намерением заткнуть шутнику пасть поцелуем, но вместо этого вновь притягивает к себе, чувствуя, как сильные мускулистые руки осторожно заключают его в объятия и прижимают к себе. Минсу утыкается носом в плечо Чанхёна, молча разглядывая его профиль и соблазнительную выточенную линию ключиц, которую хочется от и до равномерно покрыть поцелуями, и вот он уже тянется губами к груди Чанхёна… В дверь явственно грохнули кулаком. Нет, даже кулачищем, судя по мелко затрясшейся люстре на потолке. — Кэп, ты там умер? Мы через пять минут выходим, копуша хренова! И Рикки куда-то сгинул, чтоб его. — торопливый топот ног по коридору, вслед за которым два тела с шумом скатываются на пол, лихорадочно напяливая друг на друга одежду без единой капли недавней романтики, и выпрыгивают наружу в сомнительно-расхристанном виде: Минсу в футболке шиворот-навыворот, а у мелочи порвана рубашка, и навряд ли у них есть время отыскать две варварски выдранные с неё пуговицы. В машине они не смотрят друг на друга — Минсу задумчиво пялится в окно, сжав телефон в руках, Чанхён как ни в чём не бывало копошится в сумке, проверяя наличие продовольственных запасов на время поездки. Внезапно он отрывается от увлечённого созерцания содержимого своего рюкзака и охает, округлив глаза. — Что такое? — Минсу искоса посматривает на него. — Я шмотки свои оставил. — Да ну? — Баранки гну, Бан Минсу. Мы вместе собирались, и ты шёл на выход с моими вещами. Где они? — А, да мне что-то показалось тяжеловато тащиться с двумя чемоданами, вот я и оставил твой у дверей, — с лицом невинной простоты и глуповатой улыбкой Минсу чешет в затылке. Но Чанхёну не до улыбок, он чуть не плачет. — Минсу, я тебя сейчас поколочу. — Давай. — Парень покорно подставляет повинную голову, не убирая лёгкой усмешки с губ. Чанхён в смешанных чувствах, он не знает, нравится ли ему внезапная смена ролей. Он хотел бы вернуться к прежнему подтруниванию над смущённым Минсу, но ещё больше ему хочется снова почувствовать грубовато-ласковые объятия мужских рук и уткнуться носом в широкую грудь. Он притянул Минсу к себе, и парень с готовностью опустил голову на его плечо. — Если хочешь, я могу поделиться с тобой своим гардеробом, — тихо шепчет Минсу, проскальзывая рукой между спинкой сиденья и поясницей Чанхёна и слегка приобнимая юношу за талию. — Ну уж спасибо, бомжей косплеить я не собираюсь, — бурчит Чанхён, невольно смеясь, а Минсу улыбается, думая однако, что в его безразмерных майках миниатюрная мелочь выглядела бы просто неотразимо. Он отрывается от Чанхёна и дышит на стекло, быстрыми движениями пальцев превращая полотно капелек влаги в какой-то узор. Или чьи-то очертания. Почти эльфийские. — Что ты делаешь? — Просто хочу рисовать тебя ещё.