Русский характер

"Умом Россию не понять..." Ф. Тютчев

Зима. Наверное, самое русское время года. Снег хрипло скрипит под подошвами сапог, мороз так и норовит ущипнуть за нос и щёки, если вовремя не спрятать их в тёплый шарф. И почти всегда сумрачно. Нет, не темно. Просто, как-то серо… Особенно по вечерам. Была середина февраля. Во всех нормальных странах уже было по-весеннему тепло, таял снег, и где-то даже начинали цвести деревья! А у нас зима только начиналась. Вернее, продолжала продолжаться. Дни были снежные, сырые и ветреные. Но иногда радовали морозцем. В один из таких морозных серых дней чёрт дёрнул нас с Аней отправиться на прогулку. Мы шли рядом. Я сунул руки в карманы пальто, втянул голову в плечи, чтобы шарф доставал аж до носа, и неторопливо вышагивал, слушая хруст снега под ногами. Анька тихонько бежала около меня и смешно пинала белые снежные шапки носками сапог. – Ваань. – Мм? – я посмотрел на сестру не поворачивая головы. – Мы зачем на улицу попёрлись, скажи? Я снова посмотрел вперёд и, немного подумав, ответил: – Ну как же… Воздухом подышать, что ли. – А мы не могли подышать воздухом в более погожий день, а? – она остановилась передо мной, уперев руки в бока, и сердито посмотрела на меня из-под пепельной чёлки. Я удивлённо поднял брови и тоже уставился на неё. Мы некоторое время играли в «гляделки», а потом Аня отвела взгляд, тяжело вздохнула и опустила руки. Чего спрашивать-то? Знает же, что не могли. Характер такой… Вот всегда мы так. Всё у нас не как у людей. Все рассаду сажают – мы у подъездов сугробы разгребаем. Все меняют зимнее пальто на демисезон – мы варежки покупаем. Все гулять в ясную погоду ходят – мы обязательно в мороз или грязь попрёмся. И так всегда. И во всём. И всегда отшучиваемся – русские мы. И ладно бы мы специально всё наперекосяк делали и жили, так нет! Всё это как-то само собой получается. И никогда такая жизнь неудобств не доставляет. Ну, нам, по крайней мере. Аня наклонилась и, захватив горсточку снега, слепила снежок. И конечно, запустила его в меня. Но погода была морозная и сухая, а снег – свежий и нелипкий. Поэтому снежок разлетелся белыми хлопьями, так и не достигнув моего лица. Сестра разочарованно буркнула что-то себе под нос. Было очень холодно. Мороз опустился где-то до -15 градусов. Откуда-то появился холодный промозглый ветер. Я шёл медленно и сильно замёрз. Пальцы на ногах задубели так, что я совсем их не чувствовал. Носа я тоже не чувствовал, ровно как и щёк, и рук. Осторожно переступив с ноги на ногу, я вынырнул из тёплой ткани шарфа и, освободив рот, крикнул Аньке, которая опять убежала пинать снег и пугать сонных замёрзших воробьёв: – Ань, я замёрз! Ноги совсем задубели. А ты? Она замерла, схватившись рукой за ствол покрытой инеем берёзы, и некоторое время молчала, глядя куда-то вверх, как будто бы раздумывая холодно ей или нет. – Я тоже замёрзла! – наконец крикнула она в ответ. – Домой? – спросил я с надеждой. – Не, не хочу, – она подбежала ко мне и, схватив меня под руку, потащила вперёд. – Погода такая хорошая, только ветер всё портит. Я кивнул в знак согласия. Вот он, русский нрав – мы оба только что вопили, что замёрзли и что погода отвратительная! – Тогда пошли в магазин. Погреемся. Булочки тёплые купим. – Пошли! – Анька прижалась к мой руке, и мы быстрым шагом устремились из парка на проспект, к маленькому продуктовому магазину. В будний день, да ещё и в середине рабочего времени, на проспекте очень людно и шумно – кто-то спешит на обед и с обеда, пробки от этого ужасные. Как на дорогах, так и на тротуарах. Мы с сестрой, кое-как пробравшись сквозь толпу людей, нырнули во дворы и оказались в маленьком и очень тихом переулочке. На детских площадках энергичные бабули воевали с не менее энергичными внуками, сонные собачники выгуливали своих засидевшихся дома питомцев, а какой-то хозяйственный жилец выбивал ковры. Эх, какая родная атмосфера! Мы с Аней выросли в похожем дворе, и сейчас как будто оказались в детстве. Сестрица остановилась и потянула меня за рукав. – Смотри, Вань, какая горочка! – она посмотрела на меня. Глаза её блестели весельем и задором, а щёки разрумянились уже не только от мороза. – Прокатимся, а? – Один разок? – я хитро взглянул на Аню, пряча улыбку за тканью шарфа: вот ведь егоза! Я хотел это первым предложить, едва завидев, как малыши заразительно катались по ледяной дорожке. – Ага! – она радостно кивнула, сильно тряхнув головой, что с неё аж шапка слетела. – Не верю. – Я сложил руки на груди и сделал вид, что изображаю строгого и занудного старшего брата. – Нуууу… – заныла Анька. Я расхохотался и вдруг сорвался с места, размахивая руками. – А я первееей! – Ах ты! – возмущённо выкрикнула сестра и бросилась мне вслед. Мы всегда так, с самого детства. Добежав до желанной горки, мы остановились. Она была маленькой – недлинной и достаточно пологой. Но очень, очень скользкой. Мы знали это. Знали с самого детства, которое было наполнено миллионом, если не миллиардом, таких ледяных дорожек. К нам подошёл мальчик лет девяти, одетый в плотный, непродуваемый –болониевый – комбинезон: – Слабо, что ли? – по-детски нахально спросил он. А потом сел на снег и покатился с горки. Я с восторгом посмотрел на него: будь у меня такой же болониевый комбинезон, я бы не задумываясь поехал так же! Но я был в пальто, поэтому пришлось сделать по-взрослому – я заскользил по ледяной дорожке «на ногах». Это, знаете ли, считается у нас высшим пилотажем! Аня захлопала в ладоши и, чтобы не отставать от меня, тоже поспешила съехать. Она, виртуозно проделав какой-то немыслимый финт руками и ногами в конце дистанции, рухнула в сугроб. Пришлось её оттуда вытаскивать, а потом отряхивать от снега. Мы ещё немножко покатались вместе с мальчиком в завидном комбинезоне, показывая друг другу мастер-классы в катании «на ногах» и «сидя». Потом как-то неожиданно вспомнили, что шли в магазин, за булочками. Попрощавшись с малышом, мы отыскали маленький продуктовый магазин, где всегда был свежий хлеб. Зашли в небольшое и тёплое помещение, наполненное ароматом выпечки и еды, и как-то сразу оба оттаяли, согрелись. До чего же хорошо! И мороза как не бывало. Я, ещё привыкая к теплу, растерянно остановился посреди магазина, и начал оглядываться. Аня же сразу направилась к витрине… но почему-то с замороженными продуктами. Когда я подошёл к ней, сестра уже прилипла внимательным взглядом к холодильнику с мороженым. Спустя пару минут она решительно произнесла: – Я хочу пломбир! На палочке. Я уважительно посмотрел на свою сестру: молодец, Анна! Знает толк в мороженом. Потому что сливочный пломбир – действительно самой вкусный. Я подошёл к кассе и попросил у продавца две порции. Расплатившись за мороженое, мы вышли на улицу и побрели по переулку куда-то вперёд. Нет, ну честное слово! Где вы ещё такое увидите? Мы ведь замёрзли… и пошли… за булочками! Но тёплые, мягкие, согревающие, сдобные, вкусные булочки были в миг забыты… Ради чего? Ради мороженого. Ну и народ… Но чёрт побери! Это же самое прекрасное! Когда в мороз ты жуёшь это сладкое, жирное, ледяное мороженое, которое не тает на воздухе, сохраняя свою первозданную консистенцию и температуру, когда в рот оно попадает таким же ледяным и жёстким, и, только коснувшись языка, начинает таять! Передать это словами слишком сложно, но честно говоря, за этим тоже скрывается наш русский характер. Мы шли по заснеженным улочкам, доедая мороженое, от которого почему-то стало теплее. И даже не заметили, что с неба повалили крупные белые хлопья. Начался снегопад. Аню это удивило и она, остановившись посреди улицы, задрала голову и долго смотрела в затянутое тучами небо, с которого падал снег. Потом она опустила голову и зачем-то уставилась на деревянную палочку от своего мороженого. – Фу-ты чёрт! – выругалась сестрица и хлопнула себя варежкой по лбу. – А я-то думала, что от мороженого стало тепло! – А что, не от него? – удивился я. Обкусив с палочки остатки лакомства, я выкинул её в урну. Анька помотала головой и ткнула пальцем в небо. – Снег же пошёл. Значит, температура поднялась. Я пожал плечами. Разве это так важно? Сестра хмыкнула и снова пристроилась рядом со мной. И мы опять двинулись вперёд. Почему-то для нас – и для Ани, и для меня – было очень важно идти вперёд. Не важно, что бы мы не делали: в серьёзной работе, в творчестве, в науке, в отношениях с людьми – да даже во время простой прогулки – мы всегда шли вперёд. Просто, так было легче. Поэтому и сейчас мы, не задумываясь, просто шли вперёд. А снег всё падал, падал, падал… И вскоре навалил целую кучу сугробов. Поэтому понять, где автомобили, где лавочки, а где просто горки снега сейчас было сложно. Это, в общем-то, тоже совершенно нормальная погодная ситуация для наших широт. Внезапно я заметил, как анино лицо растянулось в широченной хитрющей улыбке. «Опять она что-то задумала», – мысленно сказал я себе, хотя уже почти точно знал, что именно пришло в голову моей бедовой младшей сестре. Она открыла было рот, но я поспешил её опередить: – Смотри, Ань, какие сугробы. Та подозрительно покосилась на меня исподлобья: – Откуда знаешь? – Ну, я же не слепой! – вылупился на неё я и махнул рукой, указывая на снежные шапки. – Вон! Аня притворно обиженно поджала губы и, отойдя от меня на несколько шагов, плюхнулась на спину в сугроб. И широко раскинула руки. – Кайф. Я видел, как она улыбается, и как озорно поблёскивают её глаза. Не долго думая, я тоже упал в снег и раскинул руки. Хорошо… Как в детстве. Лежишь себе на мягком свежем снежке и ни о чём не думаешь. Совсем ни о чём. Даже о том, что родители всё видят в окно и, по приходу домой, тебе от них достанется скакалкой или папиным ремнём. Или о том, что на утро ты схватишь ОРЗ или какую-нибудь простуду, а бабушка и мама будут недоумевать, как ты умудрился. Хорошо… А ещё можно сделать бабочку. Или ангелочка, кто как это называет. Я начал возить по снегу руками и ногами в разные стороны. – О! – Аня заметила моё баловство и решила присоединиться. Мы поднялись из разорённых сугробов и с удовольствием посмотрели на свои творения. – Хороши, – улыбнулся я. Анька только рассмеялась и стала варежкой отряхивать мне спину, на которую налип свежий снег. Потом она повернулась ко мне своей спиной, и я сделал то же самое. Воспоминания о детских проказах наполнили мою душу теплом, и мне даже показалось, что я физически почувствовал, как что-то тёплое скользнуло по моей щеке. Аня осторожно тронула меня за рукав и, зачарованно глядя куда-то вдаль, тихо позвала меня: – Вань, смотри… Я повернулся туда, куда устремился взор моей сестрицы и обомлел. Снегопад давно закончился, а небо начало проясняться. Сквозь редеющие облака сияло бледное вечернее солнце. Ну, февраль! Ну, проказник! Умеешь же ты устроить сюрпризы. Целый день то мороз, то снег, то теперь вот солнце на ночь глядя появилось! Как же это по-нашему! Привычно и, в то же время, неожиданно. Вот так и живём: какие мы – такой и он. Какой он – такие и мы. Странный, порой непонятный и загадочный, полный сюрпризов и неожиданностей, но такой простой, такой открытый и недвусмысленный. А всё-таки мы его понимаем… и принимаем. Потому что он наш. Русский.