Золото Гран-при: как всё было на самом деле

             День, который должен был стать для Плисецкого его триумфом, начался совсем не так, как было запланировано. И дело даже не в волнении или жажде победы. Просто Юра не хотел побеждать.       Всё началось совсем по-глупому, даже по-детски наивно. Улыбчивый Отабек, завтрак за чашкой чая в ресторане отеля, лёгкое касание рука к руке, а затем пристальный взгляд почти чёрных глаз и фраза:       — Если я выиграю — ты будешь со мной встречаться.       Не вопрос, утверждение и факт. И Юрию не осталось ничего, кроме как кивнуть, потупив взгляд, и поскорее глотнуть обжигающую жидкость, чтобы постараться скрыть смущение.       Казах ему нравился, очень, до коликов и непонятного трепыхания внизу живота. Тогда он и понял, что ему совершенно не хочется побеждать. Потому что иначе — как им встречаться? А хотелось безумно. Если бы всё только было действительно просто, ведь такой народ верен своему слову.       Началось безумие уже ближе к полудню. Юра бы в жизни не поверил, если бы не увидел собственными глазами великого и ужасного, любимца публики и себя родимого Жан-Жака Леруа, цепляющегося за его талию, как за спасательный круг, и умоляющего едва ли не на ультразвуке:       — Принцессочка, пожалуйста, умоляю, выиграй!       Плисецкий, конечно, опешил, но постарался взять себя в свои руки, вместо загребущих клешней канадца.       — Какого хрена, Леруа?!       — Я тебя очень прошу, ты должен! Нет! Ты просто обязан победить!       Юрий мысленно прикинул где тут находится ближайшая больница для таких вот неуравновешенных, но всё же решил поинтересоваться, так, на всякий случай.       — Ты головой на тренировке стукнулся, да?       Настырного Джей-Джея оказалось не так уж и легко отлепить от себя, но он старался изо всех сил отмахнуться, попутно отпихивая того ногой. Получалось довольно проблематично, учитывая, что парень сдаваться не собирался и едва его отталкивали от одной части тела, тут же цеплялся за другую.       — Это всё пиар-ход, они хотят женить меня по-быстрому, а Изабелла сразу детей планирует. Спаси меня, добрая фея-крёстная! Я не готов становиться отцом!       Вот уж точно сюрприз, так сюрприз, подытожил в уме Плисецкий, но внешне никак своего шока не проявил. Вместо этого, припечатав к стенке Леруа, который даже не сопротивлялся и с видом вселенского мученика взирал на своего якобы спасителя, всё-таки рискнул спросить.       — А как же твоё золото, а? Не хочешь стать чемпионом?       — К чёрту медали, я потом отвоюю, но только не сейчас. Я так молод, — он театрально возвёл очи к потолку, — полон сил и юной страсти, не могу я заводить детей!       Юрий чертыхнулся, махнул на Жан-Жака рукой и, сам даже удивился, согласился:       — Идёт, но ты не будешь поддаваться. Честное соревнование.       — По рукам! Если обещаешь выложиться на двести процентов.       Поклявшись чуть ли не на мизинцах, как в детском саду, и отвязавшись от причины своего беспокойства, Юра уж было решил, что на этом всё закончится. Ну ладно, бывает, охватила человека тревога, если бы ему в девятнадцать навязывали необходимость продолжения рода — он бы тоже запаниковал. Однако, его надеждам не суждено было сбыться.       Пока он расслаблялся в душе, морально подготавливаясь к грядущему соревнованию, на несчастного русского устроили настоящую охоту, о чём узнать ему предстояло очень и очень скоро. Выйдя из ванной, Юра так и замер, как был в одном полотенце, глядя на перепуганного насмерть Мишеля Криспино. Вот уж точно кого нелёгкая принесла.       — Плисецкий! — взвился тот сиреной и подскочил ко всё больше охреневающему от происходящего Юрию. — Ты должен победить!       Ощутив себя в полной мере осиной на ветру от дёргания за плечи его тонкого тела итальянцем, Юра успел в уме попрощаться с жизнью. С жизнью Криспино. И уже примеривался для коронного «с ноги по е… роже», когда его снова удивили.       — Если возьмёшь золото — буду должен тебе до конца жизни!       «Которая закончится прямо сейчас, если он меня не отпустит», — возмутился про себя блондин, едва сдерживая раздражение.       — Да что за хрень тут происходит?! — нервы были на пределе. — Почему я?!       — Потому что кроме тебя больше некому! — сдался в кои-то веки Мишель, отпуская несчастного. — Понимаешь, Сара такая влюбчивая… Если выиграет кто-нибудь другой, она обязательно начнёт им восхищаться, а потом столько проблем.       А вот это уже было даже обидно. Значит им сестра Криспино восхищаться не может? А другими получается, что да? Они тут все в край офонарели! Отстранив от себя подальше близнеца-инцестника, Плисецкий принял позу руки в боки и с чисто русским колоритом выпроводил верещащего о необходимости его победы для целой вселенной за дверь.       Только он успел облегчённо выдохнуть и натянуть тренировочный костюм, как в его номер кто-то постучался. Взмолившись всем известным богам и проклиная знакомых фигуристов, Юрий с понурым видом отправился открывать, заранее готовясь засветить кому-то промеж глаз, если этот кто-то хотя бы заикнётся о золотой медали сегодняшнего финала.       — Если победа достанется нашей котлетке — мне конец, — ввалился в номер Джакометти.       Юра приложился лбом о косяк, глубоко вдыхая и выдыхая, сосчитал до десяти — не помогло.       — Ты чего тут отдыхаешь, а не на катке? — мужчина прошёлся по помещению, словно у себя дома. — Вон Юри побил рекорд Виктора, а ты? Плисецкий, ты вообще меня слышишь?       — Слышу-слышу, заяц, — пробурчал блондин себе под нос и выдал уже в голос. — Ты тоже хочешь, чтобы я выиграл, да?       — Да, — удивился его догадливости Кристофф.       — Потому что у тебя там супер-пупер какая-то причина, по которой нельзя отдать кубок Кацуки, да?       — Да, — продолжал поражаться швейцарец.       — А сам не можешь этого сделать из-за кого-то другого или чьей-то ревности, да? — Плисецкий уже наступал на Криса с видом разъярённой бестии, а тот тихонечко, по стенке отступал к выходу.       — Ну… Да…       — Так свали нахрен и не мешай мне готовиться! — рявкнул Юра и захлопнул дверь, едва не заехав ею по чужому носу.       Стадия терпения парня приблизилась к отметке «Бешенство». Всё случившееся в этот день смахивало на вселенский заговор, как минимум. Только вот предаться размышлениям на тему «Мироздание против Плисецкого» ему не дали, так как в дверь снова поскреблись, а затем её приоткрыли и из проёма высунулась светловолосая голова.       — Юрий, а ты что, обладаешь экстрасенсорными способностями? — заинтригованным шёпотом полюбопытствовал Крис.       — Экстрасексорными, блять! Свали в туман!       В этот раз он точно попал по морде лица нахала, потому что из коридора донёсся приглушённый болезненный стон. После этого ощутив себя несколько лучше, Юра начал собираться на каток, чтобы успеть хоть немного отрепетировать кое-какие движения, и очень надеялся в процессе, что на этом безумное проклятие Гран-при завершится. Ну что же, здравствуй, закон подлости.       Отправной фазой, последней каплей, финальной ступенью к состоянию «Я хуею с этой жизни» стало то, что могло бы взорвать не то, чтобы интернет, а целый мир, окажись данная ситуация на виду у посторонних глаз. Такого у Плисецкого в мыслях никогда и намёком не было, и в страшном сне бы не увидел, не представил, да он бы скорее в существование единорогов поверил бы, чем в такое. Поначалу Юрий просто остолбенел, а потом происходящее постепенно медленным ходом дошло до обалдевшего рассудка.       Золотоносец, легенда, чемпион — чтоб его! — взывал к нему о помощи и ещё как! Блистательный и неповторимый Никифоров, растеряв всю свою неподражаемую обаятельность и непоколебимую самоуверенность, стенал и заклинал христом Юру одержать победу, при этом так драматично ухватившись за его ногу, что хотелось закричать по Станиславскому: «Верю!»       — Юрочка, спаситель ты мой! Душа моя! Свет коньков моих! Помоги, родименький!       Плисецкий даже умудрился пропахать с этой ношей, облепившей руками-ногами его бедро, пару метров по коридору до лифта, но мужчина ни в какую не отпускал его, повиснув мёртвым грузом.       — Юрочка, я передумал, — охал Виктор, — не хочу жениться, обратно в Россию-матушку хочу-у…       Рыча сквозь зубы, Юра втащил вместе с собой эту великовозрастную тушу в кабинку и попытался скинуть, но проще было бы выпутать репейник из волос. Судя по всему, заметив, что его мольбы не возымели должного эффекта, Никифоров принялся за тяжёлую артиллерию в виде новых обещаний и даже пустил скупую слезу.       — Век жить буду — не забуду, заела тоска по родине, что мочи нет, — причитал экс-чемпион. — Всё сделаю, только первое место займи.       — Что же ты, в таком случае, — огрызнулся парень, — не возьмёшь своего свинорыла с собой в Россию?       Думал — подловил, но не тут-то было. Видимо всё просчитал, засрань престарелая, да ещё и как воплощает свою роль! Витя, судя по всему, вжился в образ на все сто, что не подкопаешься, и продолжал.       — Любовь к стране превыше всего, она одна на первом месте. Только бы пройтись по бескрайним просторам снова, как в былые времена, вдохнуть воздух родимый, да войти в дом отчий! Взглянуть бы на отчизну хоть одним глазком, да дух свой испустить у родной колыбели!       Для пущего эффекта Виктор даже одной рукой отлепился от юноши и прислонил её к груди у сердца, а в глазах читалась такая тоска и боль, что любой бы купился. Любой, но не такой же русский и не меньший пиздабол. Юра брезгливо встряхнул ногой — опять не помогло. Решил прибегнуть к другому способу.       — Виктор! Софит моего катка, заколупка моей программы, шило в моей з… моём заклоне! Вижу я, как больно тебе вдали от земли нашей великой находиться, как страдает твоё… — он замялся. А есть ли у Никифорова сердце? — Твой дух вдали от неё! Но коли назвался груздем, то полезай в кузов и не совокупляй мозги своему соотечественнику, пытаясь сбежать от басурманина заморского японо-котлетного происхождения!       Мужчина нахмурился, услышанное переварил, передумал, извернул и снова принялся за прежнее. Юра уже даже не матерился. Слов, как цензурных, так и ненормативных уже не хватало, чтобы описать его общее состояние, а ведь совсем скоро то самое соревнование, из-за которого его достают весь день. Поняв, что Виктор относится к тому типу людей, про которых говорят: «Проще дать, чем объяснить», он плюнул на это гиблое дело и согласился, тут же будучи отпущенным и на прощание затисканным.       На каток Плисецкий вывалился, как после десятибалльного урагана, пережитого им одним в закрытом помещении. В таком состоянии на победу можно было даже и не рассчитывать. Будь на его месте, естественно, кто-нибудь другой. Время летело стремглав к заветной отметке и Гран-при должен был начаться с минуты на минуту. Юре очень хотелось увидеться перед этим с Отабеком и попытаться хоть что-то разъяснить, но, как назло, он напарывался то на Джакометти, то на Криспино, то на Леруа, благо хоть Виктор стоял сбоку и не отсвечивал, пытаясь изобразить бурную восторженность предстоящим номером Кацуки. Да, про родину он заливал куда как лучше, чем играл сейчас.       Единственное, что удалось урвать — их стандартное «Давай», и дышать ему сразу стало как-то легче. Катаясь, он даже не задумался ни разу о сегодняшних просьбах или обещаниях, не представлял себе, как потом сможет отыграться на своих соперниках. В голове был лишь один прекрасный образ волевого казаха, отпечатавшийся где-то глубоко внутри. Когда Юрий закончил и принял финальную позу, то сразу понял и без судейства — победил. Тут, как был, так и рухнул на колени на лёд от отчаяния. Не быть ему теперь в отношениях с Алтыном. Осталось переждать награждение и придумать хоть что-то, в крайнем случае, припашет этих четверых, пускай «золотого» окучивают так же, как его сегодня доставали.       В перерывах между фотографированием и многочисленными поздравлениями, обожающим взглядом Криса, благодарным видом Микки, облегчённым кивком со стороны Джея и абсолютно довольной физиономией Виктора, до него дорвался тот, кого он жаждал увидеть больше остальных. Отабек подхватил его под руку и под шумок утащил в сторону раздевалок, где Юра уже собирался приводить доводы в пользу их возможных отношений, чего сделать ему так и не дали.       — Я выиграл, — заявил Бек.       — Но… Как так? — оторопел Плисецкий.       — Твоя победа — моя победа. Я рад за тебя больше, чем мог бы быть за себя.       — А как же: «Казах без понтов — беспонтовый казах»?       — Я буду понтоваться тобой, — Отабек тихо рассмеялся.       — В таком случае, позволь мне насладиться «настоящей» победой.       Юра потянулся немного вверх и обхватил, теперь уже точно бывшего, друга за шею, склоняя и притягивая к себе для поцелуя. Тот подался навстречу, прихватывая обветренные губы своими и жарко, жадно их лаская. Они так и стояли обнявшись, с головой уйдя в новые ощущения и желанную близость. Прижимались телом к телу, кусались осторожно, чтобы не оставлять следов, и едва слышно выдыхали сладкие слова любви.       У входа в раздевалку с обратной стороны подпирал собой дверь Фельцман. То, что свершалось в это мгновение внутри, не так уж его и волновало в сравнении с тем, что он проспорил известной своими жёсткими розыгрышами и выдумками Лилии Барановской в случае их победы с новым мировым рекордом.