***
Питеру Квиллу пятнадцать. Он держит в руке лазерное ружье, а позади стоит Йонду, направляет его руку в середину мишени. Пит спускает курок и слышит бурные аплодисменты и дикий хохот. Точно в цель. Грозный главарь бьётся в припадке, а Питер лишь несмело улыбается в ответ. Он до сих пор не понимает, что делает в этой банде и каким чудом ещё жив, но Йонду на все вопросы отвечает одинаково. Мелкий, говорит, в любую дырку проползешь. Потому и держит при себе. Так выходит? Но отчего тогда другие наемники так косо смотрят? Когда босс учит мальца стрелять, когда рассказывает ему всякие байки о своих похождениях? Когда смеётся вот так с ним и над ним? А на его угрозы слопать лишь глаза закатывают? Питер не понимает… или не хочет понимать. Слово “папа” все ещё кажется ему таким же далёким и немыслимым.***
Звёздный лорд. Это прозвище Питер придумывает себе в семнадцать и с благословения Йонду Удонты требует со всех опустошителей на корабле называть его только так. Делает вид, что не замечает, как сам синюшный украдкой угорает над ним. Питер прошёл обряд посвящения и он теперь полноправный опустошитель. Таскается всюду по правую руку от Йонду, даже гордость какую-то за себя чувствует. А к косым взглядам привык уже. На важные задания и вылазки мелкие – везде грозный главарь берет с собой мальца. И, как ни странно, даже когда пролезать никуда не нужно. Но Питер все ещё не придаёт этому значения, этой… близости странной. Все ещё не произносит этого слова.***
Квиллу двадцать один, и он кричит, надрывает связки. Почему, отдаётся грохотом от стен, почему не убил, не сожрал давно ещё, как и обещал? Выплевывает вопрос прямо Йонду в лицо, слышит резко свист и чувствует стрелу у самого горла. Убью, отвечает спокойно, да хоть сейчас. Но вот снова. Обещает и не делает. А в голове у Питера все всплывают эти дотошные косые взгляды чудиков-опустошителей. И он одного понять не может. Почему?! Что же это с ним не так, что же это с Йонду не так? Что же происходит с ними обоими? А в голове все грохочет это слово, отдаётся набатом. Это странное слово, которое уже столько лет не даёт ему покоя. Всплывает постоянно при виде синекожего наемника, застревает где-то в горле, никак не может пробиться наружу. И тогда Питер слышит свист, слышит удаляющиеся шаги.***
– Папа… Слезы текут по щекам, а Питер Квилл держит в своих руках замерзающее синее лицо. Чувствует, наконец, этот самый холод. Тот, который тогда так боялся ощутить… И снова этот вопрос. Почему? Почему он произносит это самое слово только сейчас? Да, именно, только сейчас, когда Йонду Удонта умирает в его руках? Когда его отец умирает?! Питер чувствует себя дураком. Таким непроходимым дураком! Он мог бы говорить это каждый день. Каждый день звать на стрельбище не Йонду, а папу; ходить хвостом не за боссом, а за отцом. Слёзы текут, и он понимает. Понимает, что так долго искал что-то, что на самом деле всегда было рядом, всегда принадлежало ему, всегда было с ним. Он, может, и был тебе отцом, но никак не папой… Теперь Питер видит разницу. Но, черт, почему же так поздно?