Первое правило: девушки - не предмет спора

— Ты готова расстаться с образом одинокой волчицы? — твои пальцы рисуют узоры по внешней стороне моего бедра. Кольцо на безымянном раздражающе блестит в утреннем свете. Неожиданно замирает сердце. — А ты готова развестись? — ощущение пальцев пропадает. Садишься на постели ко мне спиной, покрывало съезжает. Ты наклоняешься, чтобы найти хоть что-нибудь из одежды. Обиделась. Тихо смеюсь и притягиваю к себе, нагло целуя. Твоего сопротивления хватает ровно на пятнадцать секунд. Моя самодовольная улыбка приводит к тому, что ты больно оттягиваешь мою губу. Тихо рыкнув, подминаю под себя, твои ноги неожиданно окольцовывают меня. Божечки, твоё желание, твой жар опаляют низ живота, оставляя там мокрый след. Ты не знала одного. Волки встречают свою пару раз и на всю жизнь. Почти год назад я перестала быть волчицей. Хотела ты или нет. === Одно из условий получения экзамена по предмету было задание сделать урок на тему «Расселение человека разумного». Студенты (хоть и магистранты) народ ленивый и прокрастинаторы в высшей степени. Большая часть сдавала в последний день. Слушать одно и тоже надоело после третьего человека. Слава богу, мой материал отличался от всех их. Сейчас распинался возле кафедры Вова — мерзкий и противный парень с патологической пассивной агрессией. Сложно забыть, как однажды он подошёл к скучающей мне и вместо приветствия выдал: — Объясни, пожалуйста, почему вы — зоологи все такие напыщенные и самодовольные, как индюки. Опыт подсказывал, что посылать его не стоит. Его тщедушная душонка как раз этого и хочет. Срача. Большого. Крупного. Грандиозного. Опасно милая улыбка и фраза, произнесённая елейным голосом: — А почему ботаники такие же? Отбили его попытки развить тему. Позже Катя на одной из кафедральных попоек сообщит, что он пидр. Не в смысле ориентации, а в смысле человеческой сущности. Вова щелкнул мышкой и слайд сменился. По аудитории прошёлся тихий вздох. Взгляд оторвался от тёмных пятен на потолочной плитке и перешёл на доску. Заголовок: современные представители. Четыре фотографии. Две вверху: Снуп Дог с бонгом, ИГИЛ. Две внизу: ТПшечка с утиными губами и прайд. — Да. Это потомки тех, кто вышел из Африки, — наигранно хмыкает парень и выжидающе смотрит на публику, которая находится в немом шоке. — Особенно нижние, что справа, что слева, — подаёшь ты голос со своего места. Взгляд против воли перескакивает на тебя. Улыбаешься и тоже окидываешь взглядом нас. Мы всё ещё в шоке. Ты замечаешь мой взгляд. Как и то, что я поднимаюсь со своего места и срываю со спинки кожанку. Привычка носить телефон, мелочь, сигареты и студак в карманах верхней одежды в который раз спасает меня. А на улице хорошо. Если бы не колошматило изнутри, было бы вообще супер. И что обидно, реакция вызвана отнюдь не этим придурком у доски. А тобой. Как можно быть такой двуличной? Утром извиваться на моих простынях, хныкать и скулить, а вечером обсмеять геев, поставив в один ряд с утками, фотографирующимися в зеркало. В кармане вибрирует телефон. «Вернись» Пальцы сами набирают ответ и отправляют его без связи с мозгом. «Иди на хуй» «Прекрати истерику. Сейчас отвечает Арсений. И осталась только ты» Выжидаю. Сигарета обжигает пальцы. Шипя, бросаю в урну. «Если сегодня не ответишь, останешься на второй год» «Не смеши» «У меня нет желания терпеть тебя ещё год» «Врёшь» Когда вхожу, докладчик закончил. Если бы урок был взаправдашний, это было бы эпично. Зайти, наклониться возле компьютера, запуская свою презентацию. Специально чуть ниже, потому что по диагонали ледово-голубые глаза прожигают взглядом. Пока она запускается, начать повествование. Параллельно скинуть с себя куртку и бросить её на свободный стул. Случайно стул свободный только рядом с тобой. Дерматин куртки скользит по лакированному дереву. От падения останавливает машинальное движение твоей руки. — Тема сегодняшнего урока: Расселение человека разумного. Всё, что говорили вам, ребятки, до этого, советую забыть. — Штиц! — твой недовольный голос прорезается сквозь хихиканье моих одногруппников. — Да? Ты всем своим видом показываешь, как это бесит. Сжала несчастную ручку, костяшки побелели, брови сведены. И забросила ногу на ногу. Твою мать. Не смотреть. — Я могу продолжить? Моё видение того, как расселялся человек, растянулось аж на двадцать минут. Все настолько устали, что даже в телефонах не сидели. — У меня всё. Надеюсь, вопросов нет, и мы можем закончить. — Штиц, сядьте на место, — из папки появилась стопка бумаг размером с зачетку. Не удивлюсь, если ты их нарезала сама. — Как скажите, — мне ничего не оставалось, как опуститься на стул, где лежала куртка. — Подпишите листочки, после вложите их в свои зачетки… — Почему нельзя просто вложить в зачётку? Ходить по лезвию так здорово. Нагло перебивать. Вросший в меня образ неприкасаемой. Это настолько моё, что даже никто не сомневается в обратном. Смутно догадываюсь, что будет что-то, но пока не хочу верить своим ощущениям. — Нельзя. Вдруг я их уроню? — Угу. Случайно. Пару раз, — буркнул рядом Вася. — Я возьму Вашу ручечку. Пока перегибалась через угол парты, заметила две диаметральные вещи: как ты почти взорвалась от наглости, и как твой взгляд бессовестно опустился в вырез футболки всего на секунду. Футболку-то сегодня вместе выбирали. Вернее, ты нагло надела её, пока готовила завтрак, а я была в душе и не могла возразить. Как итог — твоё коронное закатывание глаз. Изначально, когда всё только начиналось, а я играла и паясничала, чувствуя, что ничего мне не будет, этот элемент поведения был расценен мной не иначе, как сомнение в моих интеллектуальных способностях. Но не полностью. Ты всегда подавала знаки. Хотела или нет. — Вам нужно написать ответ одним словом, максимум двумя. Тихий ахуй моих одногруппников был бы не таким полным, если бы я демонстративно не отодвинулась на стуле и не положила ноги на стол. — Как Вы с нами, так и мы, — мои движения напоминали Джека Воробья. Для полноты картины я качнулась на стуле. — В условиях уговора этого не было. — Пишем. Человек разумный произошел от…? Штиц, останетесь после. Половина ответов вылетела из моей головы. Пока пыталась выудить хоть крошку знаний и записать, Катька спросила ответы. За что тут же и поплатились обе. — Как называлась культура первых американцев? Катерина! Не переговаривайтесь с Анастасией! Две пары глаз гневно уставились на невыносимую женщину за кафедрой. — Или это было выражение эмоций? — правой рукой убираешь с глаз упавшую прядь. Кольцо опять сверкает. Теперь уже в свете ламп. Господи, ты бесишь. А то, что ты знаешь это, бесит только сильнее. — Именно. Нецензурных. Повторить? Меня несёт в далекие ебеня. Вася пихнул в бок, прося замолчать. — Всё. Сдаём. — Интересно, как положить листочек, чтобы он торчал из зачетки или нет? — забавная интонация, на которую способен только Василий. — Сомни его и… — Засунь себе в зад? — не дал договорить. — Неее, — протягиваю с ухмылкой. — Не себе. А да, меня же просили остаться. Специально последней сдаю зачётку и выхожу из аудитории. Шок и паника. Да, детка. Я не бегаю за тобой. По крайней мере, не сегодня. Пару дней спустя какой-то черт понёс меня на кафедру ботаники за их лаборантом. Одной кофе пить не комильфо. — Да, а почему все говорят, что Вы спите со студентом? Простите, студенткой! Хотелось развернуться и уйти. Ясное дело, что там два преподавателя выясняют отношения. И сделала бы так, честно, если б не второй голос. Нарочито спокойный, дающий понять, что обладатель выше всего этого: — С кем? И на чём основано это? Ебать. Да, ладно! Ты? Серьёзно? — Штиц. Вас видели вместе вне стен универа. — И что? Общение преподавателя и студента должно быть только в нём? А ещё есть вариант дружбы. Подумайте об этом. И, кстати, с каких пор Вы верите пересудам? Вот теперь я точно буду пить кофе одна. На улице. Пока сидела на скамье и курила, видела тебя. Спешащей в такси. Ну, конечно. Продолжу думать, что только мне удавалось вытащить тебя на пешую прогулку. Да, мне так спокойнее. И приятнее. И… — Не по зубам оказалась она тебе, да? — из ниоткуда взялся Сеня. Если бы не выворачивала шею вслед этой блондинке с мальчишеской стрижкой, заметила, что он сидит возле меня уже минуту и наблюдает. — Тип того, — кисло отвечаю и вытаскиваю губами сигарету из пачки. — Ладно, поскольку спор был между нами двумя. Давай девять. Не, семь, а на две напоишь меня. Я киваю и подкуриваю от его зажигалки. Идиотский спор возник случайно, когда ты мурыжила меня на долбанном зачёте по статистике целых полчаса. До сих пор помню, как вылетела в декабре в одной футболке на улицу покурить. Я была так зла, что не сразу почувствовала мороз. — Бля! Я её отстрапоню! — Не даст, — тихий смешок товарища, протягивающего огонь. — Думаешь? — моя самоуверенность в этот момент просто зашкаливала. Возвращаясь в мыслях потом к этому моменту, я стала думать, что это было состояние аффекта. Не иначе. Но мы забились с этим евреем на пятнадцать тысяч, что до конца учебного года я совращу и поимею тебя. Не учла я одного, что спустя полтора месяца крепко влюблюсь в тебя. Настолько, что скажу Сене о его победе, не смотря на то, что ты отдалась на третий месяц. Через неделю мы столкнулись лоб в лоб на конференции. Обе знали, что будем там. Ты в комиссии, я как докладчик. Я открыла дверь в аудиторию, чтобы зайти, а ты наоборот собиралась выходить. Расстояние между нами не более двадцати сантиметров. Отхожу в сторону, пропуская. Стараясь не вдыхать твой парфюм, запах. Тебянехватание. Диагноз. Мне показалось или в этой немой сцене ты судорожно вздохнула? После конференции ко мне неожиданно подлетает девушка с младших курсов и прыгает в объятия, говоря, как классно я выступила и что растормошила слушателей. Мимо проходишь ты. Забавно. Со стороны выглядит именно так, как подумали обе. А Ире нужно научиться управлять эмоциями и уже найти парня. Задолбала со своими нежностями. === Ничего этого не хотела вспоминать. Правда. В июле тебе предложили место в Томске. Я, отучившись, болталась некоторое время из города в город, обходя твою губернию, как только могла. А потом попытала счастье и выиграла гранд на обучение в Швейцарии. Ресторатор. Сначала было смешно, а потом оказалось моим. Два года на обучение. Два года на усердное восхождение по карьерной лестницы. И год, как управляющий крутого ресторана, запись в который на месяцы вперед. Всё случилось как в дешёвом романе. У тебя была конференция в местном университете, который забронировал зал за пару месяцев. Я знала об этом, сама же разговаривала со второй стороной. Не знала, что будешь ты. Пять лет. А ты всё так же прекрасна. Классическое кремовое платье чуть выше колена и лодочки на шпильке. Типичный ансамбль для не слишком официального научного ужина. Пять лет. А крышу почти снесло. Не выболело ещё. Не знаю зачем, но стою возле бара и смотрю на тебя, смеющуюся в окружении мужчин. Лёгкое движение рукой и твои светло-русые локоны рассыпались по плечам. — Сия, — из кухни выглянул Франсуа. — Можно тебя? — Конечно. Шеф-повар заскучал. И кто, как не управляющий, должен его развеселить? Ну или выпить немного виски. Спустя полчаса возвращаюсь в зал и снова нахожу взглядом тебя. Это ощущается, знаю. Именно поэтому ты уже через секунду ищешь источник своего дискомфорта. И мне бы спрятаться за проходящим официантом, отвернуться, уйти, но я не могу. Н е м о г у. Две твои льдины заморозили меня. До сих пор помню цвет глаз. Честно, думала, что забыла. Заворожено наблюдаю, как ты приближаешься. Твоя энергичная и пружинящая походка сменилась плавной и дрейфующей. Дело в алкоголе или в возрасте? — Пока шла, не могла поверить, что это ты. Мне не хватало этого голоса. Он стал чуть выше. Возле глаз пробиваются первые морщинки-сеточки. А на лбу углубились. Всё также не можешь говорить людям, какие они идиоты? Я теперь тоже через раз могу себе позволить это. — Почему? — голос, наконец, соизволил вернуться ко мне. — Это нереально потому что, — говоришь так, словно прописная истина. Ну, в принципе да. Обе из России. Из Сибири. Спустя пять лет оказались в Швейцарии на берегу озера. Одна здесь живёт шестой год. Другая прилетела на конференцию. — Действительно, глупости какие-то спрашиваю, — не будь так удачно выпитого вискарика, я была бы сжатой пружиной. Ты делаешь глоток вина, а мой взгляд непроизвольно скользит по правой руке. Нет кольца. Плохо, когда спал с человеком, который успел узнать всю твою подноготную. Потому что в следующую секунду ты говоришь: — Сразу после возвращения в Томск. Лена осталась с ним. Я лишилась семьи в угоду своим эгоистическим желаниям. — Каким же? — Ну, не знаю. Может, описать вид? Построить точное древо вероники? Быть приглашённым лектором в Англии и Португалии? Твоя рука скользит вверх по моей. Интересно, через длинный рукав рубашки можно почувствовать мурашки? — А как ты здесь? Меня бесит, что ты знаешь о реакции моего тела. Бесит. Бесит. Бесит. — Я здесь работаю. — Официантом? — нахальная улыбка обнажает ровные белые зубы. — Смешно. Бесит, что я хочу вновь ощутить эти губы. Вкус. Форму. Твои стоны. Царапины. Знаешь, у меня ведь остался один шрам. На спине прямо в области сердца. Иронично. — И всё же? — одна твоя рука всё ещё на моём плече, вторая держит бокал, из которого ты вновь делаешь глоток. — Управляющий. — Вау. — Не так, как у тебя. Глупо и по-детски, но хочу тебя. Хочу. Хочу. Хочу. — Знаешь, ресторан прекрасный. Очень аутентичный. Со своей атмосферой. — Не льсти, — бросаю я, когда бармен ставит кружку с кофе рядом на стойке. Мне нужно продержаться до конца вашей попойки. Я уже давно не терроризировала организм столь поздним бодрствованием. Старею. Радует, что завтра буду спать до обеда и только к вечеру появлюсь на работе. — Даже не пыталась, — пожимаешь плечами и отходишь. Спустя ещё полтора мучительных часа для меня, два спасительных перекура и ещё один кофе вы решаете пойти по домам. И всё бы хорошо, если бы один из официантов не сунулся к нам с Франсуа в кабинет. — Сия, тебя там кто-то из научных зануд ждёт. — Дэнни, уважение к гостю, — бросили мы разом с его шефом. Дэнни лишь засмеялся. Он так напоминает меня саму на последних курсах. Наглый, умный, смышленый, полный энергии и энтузиазма. Чувствовала, но опять не хотела верить предчувствиям. Стоишь возле бара. Уже в плаще. Накручивая локон на палец. Кто бы мог подумать, что с длинными волосами тебе так же хорошо, как и с короткими. А ведь я первая дико заржала, когда Катька скинула в общий чатик твою старую фотку. Наверно, ещё со студенческих времен, где у тебя длинные волосы собраны в косу и это завершает обрубленная чёлка. Ты — мой архетип. Незакрытый гештальт. — Что-то не понравилось? — Да, — твой голос сейчас ниже, чем час назад. Действие алкоголя. Но нельзя сказать, что пьяна, скорее просто расслаблена. Я видела такой тебя только пару раз, когда ты оставалась на ночь. Интересно, что ты говорила мужу в этот момент? — Что? — Что ты тут вся такая состоявшаяся и уверенная в себе женщина, а я робею и не могу пригласить тебя прогуляться ночью. — Подожди минуту, — улыбка против воли трогает губы. Забавно. Я бы немного пострадала и забыла об этой встрече, окунувшись в работу и обучение других, но не рискнула бы сделать ничего. Мы обходим озеро. Ты останавливаешься и всматриваешься в ночное небо. — Млечный путь, — твой тихий шёпот. — Здесь он ещё лучше, чем в Горном. Я молчу потому, что просто не помню. В Горном была, но не помню. Бухать меньше надо было. Но по ощущениям, это что-то невероятное. Космическое. Ты перестаешь смотреть на небо и теперь смотришь на меня. В твоих глазах отражаются мириады вселенных. А ты не знаешь. Не знаю, кто был первым. Ощущение, что я, наконец, обрела что-то давно потерянное. Забытое. Отданное. Жаль, что это не навсегда. Ночь. Ну, может, две. Мы доходим до первого попавшегося здания, и я вызываю такси. Потому, что моя машина осталась возле ресторана. Заканчиваю говорить с диспетчером. Господи, сто лет не вызывала так. Когда надо было, пользовалась приложением. Прячу телефон в карман пальто и ловлю на себе твой взгляд. Что-то необычное. Глаза сверкают. Списываю на алкоголь, но на всякий случай уточняю. — Ты охренительно сексуально говоришь по-французски. Смеюсь потому, что слышать даже такую ругань — невероятно, но ты прерываешь меня новым поцелуем. На сей раз не таким нежным. Хочу. Хочу. Хочу. Руки скользят по твоему телу, а слух радуют твои стоны. Всего на секунду пытаюсь выяснить, что лучше: концерт Мельницы прошлой осенью или твой полувсхлип — полустон. Такси освещает нас фарами. Забавно, что это первый раз, когда я, относительно известная личность, нахожусь в подобной ситуации. С тобой вечно всё через жопу и демонстративно. Ненавижу отели, поэтому едем ко мне. Насладиться дизайном дома не даю. Да и ты не особо хочешь. Первая же вертикальная поверхность — стена возле двери. С меня летит пальто на паркет. Первая горизонтальная поверхность — тумба. На которой ты теперь сидишь, глухой звук упавших твоих туфель. Словно не было пяти лет, когда твои ноги не обхватывали меня. Платье безбожно задралось и смялось. Кого-то ждёт завтра дорога позора. На середине пути скидываю свои туфли, а ты почти рвёшь пуговицы на рубашке. Я не рассчитав расстояния, прикладываю тебя плечом о дверь. — Блядь, Ася, — шипишь прямо в губы. — Тише, — осторожно целую. — Никогда не слышала от тебя мата. В отместку ты всё-таки дергаешь разные стороны полы блузки. Пуговицы стучат по полу. — Моя любимая, между прочим, — укладываю свою драгоценную ношу на постель, сбросив одеяло на пол. — Переживёшь, — ноша тянет меня за собой, а потом ловко меняет нас местами, оказываясь сверху. — Стерва, — просто не могу оторвать руки от тебя. Желание прикасаться к тебе, чувствовать и ощущать. Божечки, давно же этого не было. Ты сбрасываешь их и нарочито медленно расстёгиваешь замок на своём платье, привстав с моих ног. Каждая моя попытка ускорить, помочь, пресекается шлепком. — На мне рубашку порвать — это норма, а самой быстро раздеться, — договорить мне не суждено. Ты удосужилась снять его, оставаясь в нижнем белье, чулках и поясе, а ещё твои руки скользят по моим бедрам, игнорируя самую главную область. Глубокий рык и ты снизу. Хочу. Хочу. Хочу. Целовать тебя везде. Каждый нанометр. Губы. Скулы. Снова губы. Нижняя челюсть. Шея. Ты выгибаешься, когда я дохожу до гортани. Помню. Помню. Помню, как отдаёт она, когда ты стонешь. Всегда смеялась с твоих комментариев по поводу собственного бзика на нижнее белье. — Как всегда блядски развратный комплект. Вместо ответа ты сгибаешь ногу в колене и прижимаешься к, как мне кажется, ещё одному источнику пульса. — Как всегда это заставляет тебя течь. Одна чертова секунда, пока строила гневный взгляд тебе. Эта секунда подводит меня, и снова я под тобой. Не могу сказать, что сильно против. Особенно, когда ты стягиваешь с меня брюки, а после ищешь застёжку на бюстгальтере. Тихий и искренний смех заставляет тебя отвлечься от своего занятия. Притягиваю к себе, параллельно наслаждаясь, как это пропустить волосы сквозь пальцы. — Спереди, профессор. Не удержавшись от близости наших лиц, целую. Твоё возмущение отступает, нашла застёжку. Мой язык скользит по внутренней части твоих губ, а твои пальцы зажимают мои соски. Господиёбтвоюмать. Пока выгибалась и мычала маты на всех языках тебе в рот, ты усадила меня к себе на колени. Мягкий укус в шею и ощущение руки, скользящей вниз. — Мокрая, — твой голос хриплый и это заводит ещё больше. Но куда уже? От ощущения тебя внутри, ладони прижимающей клитор почти падаю на кровать обратно, но ты ловишь в последний момент. Теперь твоя вторая рука прижимает меня за талию к себе, я балансирую у тебя на коленях и пытаюсь найти точку, при которой эта томительная нега закончится. — Не так быстро, солнце, — снова этот шепот, снова по телу разряды тока. — Я помню, что раньше власть была в моих руках, — прерывисто договариваю мысль, пока твои пальцы лениво двигаются во мне, а ладонь только плотнее прижата. — Ты этому не рада? — Пока не поняла. Твои льдины смеются. Я вижу это даже в полутьме. Когда беру твоё лицо в ладони, ты неожиданно целуешь мои запястья. Тихое скуление. Как можно сочетать этот садизм с такой нежностью? Срать мне, что ошибаюсь. Хочу думать, что это она. — Пожалуйста, прошу тебя. Ты затыкаешь меня поцелуем, а матрас вновь прогибается под нашими телами. И на секунду мелькает мысль, что не позволишь мне вот так просто словить нирвану. В последний момент сбавишь темп, уберешь руку и будешь ещё долго мучить. Как любила мучить на экзаменационных занятиях. — Не стесняйся, — ты опасно близка в этот момент ко мне. Были бы ногти, на твоей шее оказалось несколько царапин, но даже укус не успеваю оставить. Пальцы комкают простынь, а я теряюсь на некоторое время. Не исключено, что просто отключаюсь. Головокружение, кажется, звезды на потолке. Прихожу в себя, когда ты вытираешь мою слезу. Стоп. — Я начала волноваться, — чертовски нежный, предательски сладкий, тягучий как теплая карамель поцелуй. Теперь мои руки гуляют по тебе. Даже если никогда больше не увижу, хочу запомнить эту ночь. Твои стоны. Твой запах. Твои пальцы, сжимающие мои волосы. Тебе всегда позволялось немного больше, чем всем другим. Я точно помню, что заснули мы с рассветом и в объятиях друг друга. Сопливый романтик во мне растёкся лужицей и протянул ревущему цинику платки. На часах начало первого, солнце достигло своей вершины, но с трудом пробивается через плотные шторы спальни, создавая рассеянный свет. Смотрю на спящую тебя, может минуту, а может и полчаса. Какая разница сколько? Но когда твои веки начинают подрагивать, трусливо притворяюсь спящей. Настала твоя очередь рассматривать меня. Стараясь не разбудить, убираешь прядь волос с моего лица. — Я знаю, что ты не спишь, — тихо шепчешь, а после прикусываешь мочку уха. На лице предательски появляется улыбка. — Привет, — холодные голубые глаза улыбаются. Никогда не думала, что смогла бы влюбиться в такой набор признаков. До тебя всегда были брюнетки. После тебя были тоже они и ещё несколько рыжих. Но ни одной блондинки с голубыми глазами. — Привет. Притягиваю к себе ещё ближе для поцелуя, но ты упираешься руками в мои плечи: — А знаешь, что я ещё знаю? Моё отрицательное покачивание головы рождает продолжение: — Например, то, что ты спорила с Арсением на меня, но только не знаю двух вещей. Первая, почему сказала, что он выиграл. Вторая, почему не осталась, когда я просила. Есть ответы на эти вопросы? Срочно захотелось в душ, приготовить завтрак, постирать руками всё белье в доме. Видя мой шок, ты притягиваешь меня к себе, больно схватив за волосы, и продолжаешь: — Зато у меня есть догадка, как минимум на один из них. В процессе укладывания меня в свою постель, ты влюбилась, — твой голос сочится ядом. — Это обнажило твою истинную сущность — человека с принципами и устоями. И ты не смогла попереть против этого. Забавно. Всегда подозревала тебя в этом. Но что же во втором случае? — А ты не догадываешься? — настала моя очередь выпустить свой яд между поцелуями и укусами. Прости, у тебя пара засосов. Один на видном месте. — Прекрати меченье! — Ауч! — ты снова потянула мои волосы. — Мне просто надоел тогда этот цирк. Мой равнодушный взгляд не заставил поверить в эту ложь. — Не ври. Что было? Продолжительная дуэль глазами, и я сдаюсь. Теряется вся моя уверенность, начинаю мямлить: — Твоярепликавыбесиламеня. — Прости? Не расслышала. Делаю глубокий вдох и на выдохе произношу, смотря тебе в глаза: — Твоя реплика на презентации урока Вовы выбесила меня. Сама не знаю почему, но выбесила. Вспомнилось, как ты утром того же дня заставила меня опоздать на работу. Потому что у тебя не было пар до одиннадцати, тебе нравилась моя постель и, надеюсь, я. Всё тогда пронеслось одной картинкой в голове. Стало дико обидно, что мной просто воспользовались. Забавно, ведь изначально всё должно было быть с точностью наоборот. От этой искренности стало неуютно. Встаю с постели, на ходу надевая халат. Босиком выхожу на балкон и курю. Долго. Надеясь, что ты уйдешь. Осенью здесь сложно застать теплый день, но сегодня именно он. Грустно думается, что когда ты улетишь в Англию, Россию, Португалию или где ты там ещё, здесь начнутся дожди. Дверь балкона тихо отворяется, и ты протягиваешь мне кофе. Краем глаза замечаю, что ты надела мою майку и мои шорты. У тебя странная привычка надевать мои вещи и расхаживать в них по дому. Надеюсь, что только мои. Не могла представить, что я — собственница до мозга костей. Сама мысль о том, что у тебя есть кто-то ещё, выворачивает меня. Как бы не старалась абстрагироваться от этого — н и х е р а. — У меня сегодня самолёт вечером, — начинаешь ты, — но через три недели я вновь буду здесь. И знаешь… Ты замолкаешь. Твой печальный взгляд блуждает по моему лицу, а ладонь скользит вверх по шее, замирая на щеке. — Одной неверной репликой я сделала ошибку, плачу за которую до сих пор. — Это ты сейчас так выбиваешь себе бесплатное жильё? За это тут же получаю толчок в бок и поцелуй. Никогда не хочу расставаться с тобой. И нет сил топтать те пузыри, что плавают во мне сейчас. Разберёмся потом.