Холодный путь

      Драко стоял, буквально примерзая к ледяным ступеням дома на Гриммаулд Плейс, и не знал, куда же ему теперь идти. Ещё одним насущным вопросом было то, как он мог до такого докатиться? Чемодан со скромными мантиями и засыпанное падающим снегом пальто было всем, что осталось из этой странной безумной жизни. Всем, что Гарри Поттер не отобрал. Сердце, чувство собственного достоинства и фамильную гордость Драко потерял давно и безвозвратно. Оставалась лишь надежда, что шаг вниз, в пустоту, способен вернуть частицы личности обратно. Или добить остатки, как знать.       Когда после победы к нему подошёл новоявленный герой, он не поверил своим глазам. Пошатываясь и вытирая запёкшуюся кровь с лица, тот улыбался, глядя на него — Малфоя, — и зачем-то хотел поговорить. Сердце у Драко колотилось как бешеное, вокруг не оказалось ни одного дружелюбного взгляда, и он, понурив голову, поплёлся за Поттером к озеру. Руки тряслись, а ноги не слушались, то, что улыбка героя причиталась ему, Драко давно забыл, теперь следуя за ним как на эшафот. Поттера же, казалось, не съедали тревожные мысли. Он шёл вперёд, подпрыгивая на попадающихся кочках и напевая весёлый незнакомый мотив, как будто не он с час назад восстал из мёртвых. Эта была ещё одна черта, которая бесила Драко в нём неимоверно — со стороны казалось, что придурок просто всесилен, и лишь тщательное исследование поттеровского характера (попросту слежка) показало, насколько тот слаб и одинок. За это Драко ненавидел его ещё сильнее, восхищался, и за это тоже ненавидел. Не себя же за это ненавидеть, в конце-то концов?       Поттер не придумывал диалога, не готовил речь, да и вообще действовал как всегда: по наитию. Взял и сказал:       — Давай попробуем быть друзьями.       Просто так. Как будто и не было долгих лет вражды и обоюдной злобы. Словно не он, не Драко, пытался поймать Поттера в Выручай-комнате совсем недавно. Тот просто взял и перечеркнул то, что Малфой столько лет лелеял в своей душе, убивая этим другие, невозможные и глупые чувства. Вероятно, знай он об этом раньше, давно бы бросился спасать геройскую задницу. Хотя, зачем врать — не бросился бы, даже если бы знал. Драко до сих пор не мог осознать мотивы и причины своего импульсивного поступка.       В первые месяцы, когда Драко отчаянно искал, где бы найти приют, защищался от нападок министерства, занимался трудоустройством, лишь воспоминаний об этой фразе хватало, чтобы не заавадиться. А ему очень хотелось, правда. В какие-то особо паршивые дни, когда газеты пестрели о беременности Нарциссы Малфой, избежание Люциусом Азкабана, или их скандальном отречении от наследника, Драко шёл и напивался, лелея воспоминания о Поттере-придурке, ради которого, действительно, стоило тогда броситься в битву.       Дружбы не хватало, не хватало неловких диалогов и пьянок в странных кабаках. Мысли о том, что это всё, грань, которую он никогда не сможет переступить, постоянно кружились в голове, отчего Малфой дёргался с каждого прикосновения, подбирал фразы и прятался в квартире от очередного забега по барам. Поттеру и в этот раз не нужно было готовить речей. В какой-то момент он просто взял и появился на пороге магловской квартирки, проницательный до тошноты, и аппарировал Драко на Гриммаулд Плейс вместе с собой, решая разом всё за них двоих.       Малфой сыпал оскорблениями, скрывался в пыльных комнатах и громил посуду. Поттер бесился, пропадал в аврорате и не умел признавать вину. Они были до отвращения, безумно счастливы, мирясь на полу в коридоре или по-магловски разбивая друг другу лица в кровь. Не нужно было слащавых признаний, заверений и той самой банальной любви. Поттеру не нужно было, потому что Драко любил. Любил так сильно и так долго, что уже и сам не помнил время, когда этой паршивой любви в нём не было. Дышал ею, пожираемый демонами изнутри. Ревновал и ненавидел так же искренне, как и любил, надевая даже в том доме свою безразличную маску. Насколько хватало сил.       Только сейчас, именно сейчас был просто не способен, так и продолжая бессмысленно смотреть на закрытую деревянную дверь, подсвеченную охранными заклинаниями. Знал, что стоит спуститься вниз, шагнуть в холод и серость английских улиц, и дом 12 пропадёт для него навсегда. Драко был бы счастлив оказаться другим, нежным или добрым, наивным придуроком, дожидающимся героя дома, с горячим ужином и сексом на столе. Может, даже без ужина, встречая его объятиями и улыбками, не сходя с ума и не бросаясь на стены, стоило идиоту в очередной раз подставиться под какое-нибудь чёртово заклятие. Только он не мог.       Аппарация не заняла много времени, и, повалившись на пол своей маленькой квартирки, предусмотрительно оплаченной вперёд, Драко просто сдался. Это был конец, конец ненормальной, совершенно невозможной истории, где положительный бравый аврор предпочитает мрачного сквернословящего недо-зельевара сотням добрых и милых невест. Они бы разошлись рано или поздно, когда-нибудь обязательно, и наверняка это было бы абсолютно некрасиво и невыносимо больно, но сейчас было плевать на все доводы разума. Бесконечно больно и обидно было именно сейчас. Драко не ждал, правда не ждал, что Поттер примет его таким, какой он есть. Они пропадали сутками на работах, виделись урывками, не сходились характерами и постоянно ругались. Драко знал, что далеко не подарок, понимал, что будь он хоть чуть-чуть умнее, притворялся бы и держался за сбывшуюся мечту руками и ногами. Но просто не мог, отчаянно не мог жить этим радужным лицемерием, до последнего веря, что такого ненормального и искреннего в своём паршивом характере партнёра Поттеру будет достаточно.       «Я думал, что ты, мать твою, другой!»       Поттер орал тогда так сильно, что тряслись зеркала, а Драко молчал, не зная, что вообще можно сказать на такое заявление:       «Ты не знал? Ты ждал чего-то другого? Ну, прости, сукин сын, что твои мечты не осуществились в реальности. Прости, грёбаный ты ж мудак, что один, пусть и не случайный поступок, не может перечеркнуть всю нашу чёртову жизнь!»       Только не сказал в итоге ничего, дождавшись окончания ора и внезапной поттеросвкой аппарации, побродил в прострации по дому, собирая немногие вещи, и долго стоял, смотря на захлопнувшуюся за ним дверь, так и не решаясь уйти. У Драко тоже были ожидания, были мечты, возможно, не такие нереалистичные, как счастливая семья или спокойные отношения, а просто возможность, надежда быть принятым раз и навсегда, со всем тем дерьмом, что годами он сам в себе воспитывал и лелеял. Глупо? Наивно? Может быть. Поттер доказал на практике, насколько бессмысленно верить в исполнение желаний.       В дверь постучали, Драко, вздрогнув, было собрался вставать, но лёг обратно, рассматривать трещины на бывшем когда-то белым потолке. Кто бы это ни был, ему здесь были не рады, а изображать дружелюбие или гостеприимство Малфой так и не научился. Но после очередного стука, и, кажется, пинка двери ногой, комната вдруг затряслась, а в следующую минуту из столпа пыли появилась фигура, немного пошатываясь и держа ту самую запертую дверь.       Поттер переступил с ноги на ногу, откашлявшись пробормотал нечто очень похожее на «прости» и принялся пристраивать дверь обратно. Драко даже присел для лучшего обзора, потому что сюрреалистичность картины не давала возможности хоть сколько-нибудь обдумать происходящее.       — Что ты здесь забыл? — как всегда без обдумывания, без фальши — прямо в лоб и абсолютно честно. Правильный, отвратительно правильный Поттер.       — Я ушел, мне казалось, это понятно без объяснений. Или ты жаждешь обязательного озвучивания очевидного? Ты так и не поумнел…       — Хватит притворяться, Малфой! — казалось, последняя фраза его сильно взбесила, но Драко делал вид, что не замечает сжатых кулаков или горящих глаз. Хотелось высказать всё и сразу, по-честному, так же как придурок Поттер, и будь что будет. Хоть раз… — Ты же не такой!       Всего одна фраза и Драко уже несут потоки ненависти и обиды. Если и был малейший шанс сдержаться, Поттер, как обычно, лишь несколькими словами разрушил всё, что мог.       — Я хуёвый, Поттер, — сразу и начистоту. — Ты и представить себе не можешь, насколько я, мать твою, хуёвый. Я злобный, обидчивый, мстительный, а теперь ещё и обладаю свободным доступом ко многим ядам. Нетерпимый, ревнивый, — всего секунда: перевести дыхание, разжать сжатые в ярости кулаки. — Я ненавижу твою грёбаную работу, твоих друзей, твои чёртовы мечты о семье, которой, пойми же ты, наивный придурок, у нас никогда не будет! Я это я, чёрт тебя дери. Драко. Малфой. И я не стану другим, как бы ты этого ни хотел, как бы я сам этого ни желал! Ты слышишь меня?! — в конце Драко перешёл на крик, продолжая сидеть на полу и всё так же злобно смотря на Поттера.       — Я слышу, Драко, хватит… я знаю, ещё тогда знал, — по его лицу нельзя было понять, что тот что-то осознал. Скорее он смотрел на Малфоя с каким-то абсолютно ненормальным умилением. Драко никогда не знал, как вести себя с таким Поттером, но в моменты, подобные этому, одной его чёртовой улыбки хватало, чтобы утихомирить бурю внутри. Не полностью, но так, чтобы можно было спокойно дышать. — Давай просто… пойдём домой и напьёмся, хорошо?       Драко поднялся, пошатываясь, всё ещё неверяще смотря на снятую с петель дверь и протянутую в просящем жесте руку.       — Ты ведь понимаешь, мы будем ругаться. Долго и мучительно. Я возможно никогда не буду способен хоть на что-то из твоих наивных мечтаний. Я…       — Я всё знаю, правда, знаю. Пойдём? — вихрь аппарации так резко закружился, что Драко пришлось вцепиться в руку Поттера, а когда их выкинуло в полутёмную гостиную, схватиться за него обеими руками. Так они и стояли, обнявшись, пока Гарри не прошептал, наверняка безумно покраснев, ему прямо в ухо:       — Мне просто физически больно возвращаться сюда в одиночестве.       Возможно, только возможно, это просто один из первых шагов на очень долгом пути. Драко не знал и не мог утверждать, но искренне хотел верить, что каждый последующий уже не будет настолько болезненным и холодным.