Не то, чем кажется.

- Понимаешь, у меня не было выбора, - стоя напротив брата, Майкл прикрыл усталые глаза. – Я должен был делать всё, что требовал от меня Посейдон, чтобы вы могли жить. Майкл хотел, чтобы Линкольн ему поверил, но в словах младшего было слишком много недосказанности и это давило на него осознанием, что старший брат примет сейчас любые объяснения, но не поверит в них до конца. Но разве мог он сказать о всех тех договоренностях с Посейдоном и о том, к чему принуждал его наниматель, требуя подчас невозможное? И получая это от него. Майкл осунулся, его черты заострились, а вот решительности во взгляде поубавилось. Продолжающийся побег из тюрем стал вереницей и чередой повторяющихся событий, где неудачи и взлеты всё жестче прогибали его, утыкая лицом в ту правду, которую он не хотел признавать – от себя не сбежишь. Он хотел быть нужным, хотел делать добро, спасая людей. Тех избранных счастливчиков, на которых указывал ему Посейдон. Он хотел быть нужным Ему! Вся эта семейная жизнь, женщина, ребенок были не для него. Испробовав однажды тот адреналин и ликование от вырванной у системы правосудия свободы, Майкл не мог перестать быть гончей. Его гениальный ум требовал нагрузки, новых жизненных шарад, что предстояло разгадывать рецидивисту. На это и сделал ставку Посейдон, открыв еще один талант Майкла Скофилда. Он как наркоман нуждался в новой дозе ощущений. …И если резать по коже, изрисованной татуировками, то шрамов не видно. Скальпелем, выверено и тонко очерчивая узоры, пока взгляд Майкла не помутнеет от сдерживаемых слез. Скофилд никогда не плачет. Он терпит плеть, будучи распятым под потолком. Терпит, когда в него без подготовки врывается крепкий член и это единственное от чего он не бежит, зная, что работодатель порвет его, оставит кровоподтеки на теле, продлевая и делая ярким оргазм. Ведь им обоим это нравится. Посейдон дал ему свободу и цель в жизни. Всякий раз сбегая из тюрьмы с очередным приговоренным, Скофилд как верный пес возвращался к своему работодателю, принося ему косточку и надеясь на новую порцию такого необходимого болезненного внимания. Майкл подглядывал за Сарой и сыном, слал по канаве бумажные журавлики, всякий раз неосознанно для себя прощаясь с ними, чтобы после вернуться к Посейдону и в перерыве между заданиями отдаваться ему и служить, быть цепным псом, безымянной тенью – вот на что он шел ради этого мужчины и предательство Посейдона выворачивало Майклу душу. Он готов был умереть, взывая лишь к Саре как к чему-то светлому, что было в его жизни, ведь в том месте, куда он действительно рвался перестали его ждать. Нет, Линкольн никогда не поймет его. Не поймет, что он готов снова бросить их всех, чтобы быть в ногах у Посейдона, быть у него на цепи, есть с его рук, подставлять задницу для члена или всего того, что захочет вставить в него хозяин. И сейчас Майкл не готовит побег из тюрьмы - он возвращается Посейдону, намереваясь вернуть свое место, вот только Линкольну об этом знать совсем не обязательно. Старший брат примет его жертву во имя семьи, а Майкл сделает всё, чтобы Посейдон снова не оставил ему выбора.