Наше бесконечное завтра.

На старых потертых фотографиях отпечатаны яркие улыбки, вкус мороженого и запах знойного лета. На старых потертых фотографиях отпечатаны счастье, смех и жизнь. Отпечатано солнце. Согревающее, дарующее мечты. Солнце, которое является частью жизни. Солнце, которое навеки скрылось за плотными, наполненными серой и льдом, облаками. Нелепый взрыв на электростанции по сознанию нового вида атомного оружия был не опасен по мнению правительства. По их мнению человечество вообще должно было забыть о количестве убитых, раненных и продолжить свое никчемное существование дальше. Дальше не получилось. Вступив в химическую реакцию с солнечным светом, созданный искуственно атом преобразовался и заполнил собою воздух, воду, землю. Маленькие частицы поражали кожу человека, оставляя на ней иссиня-черные полосы, затем проникали в кровь — лейкоциты пожирали нервные клетки. Человек умирал от собственной защиты организма. Трупы были повсюду. К ним не прикасались, боясь заражения, и, разлагаясь, они источали смрад и смерть. За пару дней многомиллионные города опустели, воздух почернел и сгустился, скрывая за своим покрывалом солнечный свет. «Чистых » людей правительство поспешно решило эвакуировать в подземные туннели, где были необходимые условия для дальнейшей жизни. Однако, после перепроверки ресурсов выяснилось, что количество людей ограничено. Созданная система билетов помогла избавиться и от лишнего количества чистых. Чтобы приобрести билет для себя, необходимо было пожертвовать одной жизнью. Неважно кого. Главное убить лишнего. После платы выдавалась радиационная защита и пропуск в туннели. Юнги не понимал, зачем мать надевает на него тяжелый костюм и шлем, которые ему явно не по размеру. Он старался быть сильным и не плакать, когда бежал, крепко удерживая руку матери, через куски когда-то человеческих тел. Старался быть мужчиной, как и обещал отцу, когда мать передала его в руки военных и Юнги потащили в сторону подземных бомбоубежищ. Юнги тихо плакал в темноте, прижав колени к груди и обхватив их маленькими кулачками только тогда, когда понял, что мама осталась наверху не потому, что должна была купить ему мороженое. Пропускной билет на жизнь был один. Слезы высохли через несколько минут и маленький взрослый дал обещание теперь себе — больше не плакать и жить. Жить хотелось не особо. Но мама ведь не просто так осталась в очереди за мороженым. ___________________________________________ В белых, выженных волосах играли отблески от неоновой лампы, горящей неровным, мигающим светом над кроватью. Огоньки перебегали с волос на лицо и обратно, будто танцуя одним им известный танец. Губы, глаза, волосы. Волосы, глаза, губы. Обратно. Металлическая дверь тяжело отъехала в сторону и в комнате раздался звук плавных шагов. «Юнги-я, — в пряди зарываются тонкие пальцы и начинают мягко перебирать, — Пора собираться. Намджун не простит нам очередное опоздание». Хосок улыбается. Юнги чувствует это даже с закрытыми глазами. Он улыбается ярко и солнечно, выжигая в душе боль и одиночество, ярко-рыжие волосы щекочут щеки, а на губах чувствуется вкус лета и огня. Хосок стал для Юнги личным солнцем из воспоминаний, сохраненных на редких старых фото — от этого сносит крышу и невозможно не улыбнуться в ответ. Пусть и мысленно. Юнги лениво открывает глаза и внимательно смотрит в глаза напротив. В них ярко горят огоньки счастья, надежды и солнца. Юнги порой кажется, что однажды эти огоньки затопят его фальшивую оболочку безразличия, достанут его поруганую душу, попытаются ее спасти, поэтому он поспешно отпихивает от себя нависшего Хосока. А огоньки разгораются только ярче. «Кому я должен продать свой билет на жизнь, чтобы ты не бесил меня по утрам своей рожей?» — Юнги недовольно поднимается с кровати и начинает лениво натягивать потертые синие джинсы. «Шугааа», — Хосок наваливается на него со спины и весело тянет на ухо, —будешь много ворчать — потемнеешь, сахарок». Юнги не выдерживает и развернувшись, дает подзатыльник, пытаясь при этом не заулыбаться. Хосок заливается смехом и выходит из комнаты, забирая с собою частички яркого огня. Юнги ступает по бетонному полу подземелья​, лениво рассматривая длинный коридор, залитый тусклым светом энергосберегающих ламп. Шаг за шагом он проходит мимо пустующих отсеков, жильцы которых нескоро вернутся обратно. Или не вернутся никогда. Спустя пару минут, оказавшись на нижнем уровне, Юнги открывает дверь отсека и облегченно выдыхает, заметив Чонгука и Намджуна. Окинув взглядом залитое бледно-синим светом посещение, он опускается на диван рядом с Хосоком и удобно устраивает голову на его коленях, позволяя тонким пальцам перебирать пряди волос. Краем глаза Юнги замечает контейнеры с лекарствами, доставленные Чонгуком и Намджуном из Центра. Лекарств намного больше, чем они планировали получить, но, видимо, в Центре до сих пор считают, что на объекте по-прежнему человек двадцать. Юнги усмехается. После смерти Енгука от лезвий отступников, он перестал запоминать лица чужих для него людей и целиком отдал свою память на фиксирование тех, кто стал бинтами на ранах его истекающей кровью души. Страх однажды проснуться одному, без яркой улыбки Хосока, без криков Чонгука и Тэхена, без шуточек Джина и танцев Намджуна, заставляет его крепче прижиматься к коленям и думать о том, как он будет защищать свою небольшую солнечную вселенную, состоящую из полных придурков. Намджун выглядит усталым и разбитым, хотя старается не показывать этого. Его волосы, цвета терпкого вина, слиплись от пота и грязи, а над верхней губой блесят капли крови и воды. Защитный жилет, разорванный на плечах и спине, открывает вид на темно-фиолетовые, налитые кровью, синяки. Юнги бросает напряженный взгляд на Чонгука, жадно глотающего воду. Через пару минут он устало растягивается на холодном бетонном полу, там и не сняв экипировку, и прикрывает глаза, глубоко вдыхая. Намджун, отстегнув тяжелый жилет, опускается рядом с ним и насмешливо усмехается, успев заметить беспокойство на лице Юнги. «Отступники», — хрипло выдает он, толкая Чонгука в плечо. Тот с неохотой открывает глаза и устремляет свой взгляд на Хосока и Юнги. «Напали в туннеле 799. Мы убили их сразу, — Чонгук с насмешкой смотрит на Намджуна, — Почти сразу.» Юнги облегченно выдыхает. Отступники, нападающие в туннелях с целью ограбления, не представляли смертельной опасности для пары человек, но одиночек они убивали жестоко и со вкусом. В душе осталась рана, которая до сих пор истекает грязной венозной кровью. Енгук. Отступники брали числом и в тот раз их было слишком много. Юнги знал, что отпускать его в одиночку с донесением в Центр нельзя. Знал. И отпустил. Его улыбка, переплетясь с улыбкой Хосока, причиняет боль, от которой тошнота подкатывает резко и надолго. Юнги глотает этот коктейль раз за разом, и вновь срывается в безумном крике, полном отчаяния и чувства вины. Хосок обнимает его в такие моменты слишком сильно, до хруста в ребрах, но это помогает ему очнуться и продолжить жить. Потому что должен. Потому что обещал. «Есть информация о Джине и Тэхене?», — Намджун внимательно вглядывается в глаза Юнги, и его взгляд, полный надежды и глупой влюбленности, которая никак не может прорваться наружу, заставляет тошнотворный коктейль снова подкатывать к горлу. «Последний сигнал поступил недалеко от Центра, около трех суток назад. Попытки восстановления связи провалились», — голос Хосока топит в последние частицы света, расползается по венам густой грязной смолой. Прикрыв глаза, Намджун вспоминает мягкую улыбку Джина, его пальцы и глупые шутки. Ощущения накатывают волнами, погребают под собою, и от недостатка воздуха он вскакивает на ноги и твердым шагом идет к полкам с новыми защитными жилетами и оружием. Юнги бьет с размаху, разбивая костяшки пальцев, но зато Намджун приходит в себя. Прижимая ладонь к развитой в кровь губе, он смотрит в глаза напротив и понимает, насколько глупо мог поступить. Ослабленный после двух недель отсутствия сна и отдыха организм не вынес бы еще одного пути неизвестно куда, тем более в одиночку. Хосок хватает Юнги за запястье и они исчезают в отделении с радиационной защитой. Намджун и Чонгук понимают, что они теперь лишние и преодолевая усталость, поднимаются на верхний уровень. Они доверяют. Потому что близки. Потому что стали единым организмом. Потому что смешали свою кровь, пот и слезы. Юнги стягивает футболку и чувствует горячие ладони на своих плечах. Они сжимают все сильнее, как будто пытаются выжечь кожу, оставить как можно больше следов на память о себе. Хосок прижимается к его спине и тихо шепчет на ухо о том, что они справятся и совсем скоро соберутся вместе на верхнем уровне, где будут слушать шутки Джина, отпихивать обнаглевших Чонгука и Тэхена, ржать над влюблённым идиотом Намджуном, который с каждым мимолетным касанием Джина будет краснеть все больше и больше. И Юнги верит. Верит до крови на закушенной губе, до ярко-алых вспышек в сердце. Они переодеваются в чёрные штаны и водолазки с высоким горлом, которые, плотно прилегая к телу, обеспечивают надежную защиту. Юнги наблюдает, как Хосок зашнуровывает тяжелые ботинки и его органы как будто сжимают изнутри, превращая их в кровавую кашу. Он приходит в себя только когда чувствует тонкие пальцы Хосока на своих щеках и его горячие губы, которые прижимаются к виску. Чон, захватив свой рюкзак с радиационной защитой, пропитанием и медикаментами, покидает Юнги, оставляя его в полном замешательстве. Поспешно натянув ботинки и захватив рюкзак, Шуга выходит следом. Массивная титановая дверь перекрывала путь в никуда. Сколько бы им не приходилось отправляться в Центр и обратно, каждый раз темные туннели готовили для них новые препятствия, которые заставляли сходить с ума от ужаса и дыхания смерти. Но со временем можно было привыкнуть. И они привыкли. Бесконечные коридоры пустоты стали для них частью себя самих, частью их боли, улыбок, стали их жизнью. Хосок опустил рычаг и дверь с тяжёлым металлическим лязгом отъехала в сторону, открывая бесконечную темноту, которая выжидала, вглядываясь в их лица пустотой глазниц. Не успели они ступить и шагу, как сзади налетел Чонгук, сжимая в своих объятиях. Намджун стоял в стороне, внимательно наблюдая и с каждой секундой все сильнее сжимал кулаки. Но Хосок заулыбался ярко и настолько солнечно, что он не сумел не улыбнуться в ответ. Выпутавшись из объятий мелкого, Юнги хлопнул Намджуна по плечу. «Мы вернем твою розовую принцессу, только ты постарайся больше не тормозить, окей?», — довольный смущением друга, Юнги схватил Хосока и, крепко переплетя пальцы, шагнул навстречу безумию, освещенному светом фонарей. Шаг за шагом они отдалялись от спокойствия и небольшого, сломанного, поруганного счастья. Через пару метров послышался лязг закрывающейся двери. Темнота сомкнулась за их спинами. ___________________________________________ Через девять часов пути по пустому туннелю, Юнги и Хосок решают наконец отдохнуть. Датчики молчат, так и не словив сигналы от Сокджина и Тэхена. Устало опустившись, Юнги прижимается спиной к холодному бетону и поспешно сдирает с лица маску, начиная жадно глотать пыльный воздух, лишь бы перекрыть сосущее чувство пустоты внутри. Хосок поспешно натягивает маску обратно на его лицо и недовольно хмурится. Юнги точно знает, что сейчас уголки его губ опущены вниз и он с трудом подавляет в себе желание крепче обнять Хосока и заставить вновь улыбаться. Пусть даже под чертовой маской. Воздух в туннелях не заражен, но он настолько грязен, что без фильтров вдыхать его пытка для легких. Через пару часов они дойдут до жилого объекта и, наконец, сумеют снять тяжелую экипировку, перекусить и отдохнуть. Главное, что отдохнет Хосок. Юнги притягивает его и утыкается в плечо, разрешая сильным рукам покрепче прижать к себе. Воспоминания о Енгуке накатывают вновь и Шуга с трудом подавляет растущую тошноту. Каждый раз вылозка в туннель бьет по мозгу картинами кровавого тела первого родного человека в пустоте этого мира. Когда-то Енгук с легкостью сломал защитный барьер Юнги, втиснулся в его жизнь, стал первым надежным другом, родным человеком после матери. Он познакомил Юнги с пятью олухами, заставил принять в себя новую вселенную. А затем принесли его окровавленное тело. Юнги почти сошел с ума. Почти. Хосок был спасающем солнцем, лучи которого выжигали безумие. Огнем, который оберегал, не давая рассыпаться прахом. «Ты не виноват в его смерти, — голос врывается в водоворот эмоций и Юнги замирает в руках Хосока, — Он сам выбрал путь в одиночку. Не думаю, что Енгук хотел твоих мук. Отпусти его. Больно не только тебе». Перед глазами встает яркая улыбка Енгука, прищуренные глаза, в ушах звенит его смех. Он улыбается с каждым мгновеньем все ярче и Юнги отпускает. На этот раз навсегда. Усталый организм проваливается в сон, который прерывается диким криком, пронизывающим до костей. Юнги вскакивает и выхватывает оружие, пытаясь разглядеть хоть что-то в густой темноте. Фонарик тускло освещает пару метров бетонного пола и он с ужасом чувствует, что Хосока рядом нет. Нечеловеческий крик вновь пронзает тишину, и Юнги срывается с места на источник звука. Через пару метров он натыкается на тело Хосока. Фонарь освещает разорванную защиту и безобразные раны на груди и плечах. Кровь проталкивается наружу, окрашивая побледневшую кожу в багровый цвет. Юнги падает на колени и пытается руками зажать раны, остановить утекающую жизнь. Глаза заливает соленым и из груди рвется крик, полный отчаяния и сумасшествия. Солнце Юнги погасло навеки. В его ладонях.