геометрия

Хвитэк уже привык. Привык к тому, что он – третий, а, как следствие, и лишний тоже он. Привык к недвусмысленным стонам за стеной-картонкой и к касаниями, только дружеским. Привык строить из себя весёлого идиота и уходить, когда Хечжон, надавив на косточку плеча, расплывчато кивает на дверь. Хвитэк привык. Даже умело научился делать вид, будто у него всё комильфо, будто всё просто до чёртовых хренов прекрасно. будто так и должно быть. И если бы у них был треугольник, Хвитэк, наверняка, был бы тем самым тупым углом. Но треугольника у них нет и никогда не выйдет. Для треугольника, даже весёлый идиот Хвитэк знает, нужны трое. А троих нет - есть только недвусмысленные стоны за стеной-картонкой и он (неважное довершение картины), даже не друг: перезнакомый, недоприятель. Хвитэк всегда ненавидел геометрию. // Когда она, куда-то торопясь, едва не бросается под его машину, Хвитэк испытывает чёртово чувство дежавю. Ему это не нравится. Хватит с него экстравагантных знакомств на дороге. Поэтому Хвитэк, грозно нахмурившись, как в крутых гангстерских боевиках, свирепо хлопает дверью машины и воинственно печатает шаг, намереваясь высказать всё, что думает по поводу всяких там, сильно спешащих. Девчонка торопливо вытирает слёзы тыльной стороной ладони и шмыгает носом. непоэтично. Хвитэку думается, что она до каких-то безумных странностей похожа на цыплёнка. В заранее заготовленной гангстерско крутой и дерзкой тираде слова меняются местами. Хвитэк, вздыхая тяжело и как-то некруто, помогает цыплёнку встать. В тот день он узнаёт, что её зовут вовсе не цыпленок, даже близко не. Её зовут О Сынхи, и она, вообще-то, торопилась. торопилась, слышишь? Куда именно, не уточняется. Хвитэк чувствует, что это, на самом деле, не важно. // Сынхи умеет готовить шоколадные печенья и красивые кексы с изюмом. Хвитэк не помнит, когда для него в последний раз кто-то готовил. Хвитэк не хочет знакомить её с ними, хотя обычно они всё делали вместе, даже… Сынхи не спрашивает лишнего. Её не тянет пооткровенничать. Хвитэка тем более. Она для него улыбающийся цыплёнок с размытыми кляксами прошлого, почти такого же, как у Хвитэка, кривого и постыдного. Но Хвитэку ещё отчего-то кажется, что Сынхи в своём кривом прошлом тоже была бы тем самым тупым углом. Сынхи на это лишь молчит, а в уголках глаз собираются слёзы. Хвитэк так и не знакомит её с ними, они сами обо всём узнают. Замечают странности. Хвитэк больше не спит за стеной-картонкой – он чинит раковину у Сынхи в квартире или моет посуду, пока она сосредоточенно пытается рассыпать по кексу марципаны так, чтобы красиво. Хвитэк постепенно начинает отвыкать от того, что он третий, а, как следствие, лишний. // И они приходят одним из таких вечеров. Сынхи что-то приветственно лопочет. это твои друзья. Хвитэк сжимает челюсти, а затем и пальцы в кулак. Хечжон улыбается – на нём рубашка в пёстрые пятна и пирсинг непонятно откуда. Хёна выглядит откровенно скучающей и закономерно не гармонирует ни с этим крошечным коридором, ни с квартирой в целом. слишком яркая. У Хвитэка болят глаза. Сынхи всё мнётся смущённым цыплёнком, не зная что делать и что говорить. Хечжон, улыбаясь, как бы случайно кладёт ей руку на плечо. Хёна продолжает скучать, накручивая рыжую прядь на палец. Хвитэк больше не хочет быть весёлым идиотом. Терпению приходит конец. Он смотрит на Хёну – она кривит уголок губ в ухмылке. В её глазах Хвитэк видит что-то вроде понимания. Хёна тоже могла бы быть частью какого-то треугольника. И Хвитэк едва ли не впервые решается сделать что-то для себя. Поэтому Хечжон совершенно закономерно и совершенно не по-дружески оказывается на лестничной клетке с размазанным по рубашке шоколадным печеньем. Хёна на прощание шепчет Хвитэку тихое «молодец». В её глазах усталость. Он понимает всё лучше других. Сынхи потом, после лекции по поводу неподобающего поведения, весь вечер смеётся над ним и жалеет печенье. Хвитэк чувствует, что, кажется, счастлив. И что вот это, действительно, важно. Ему до чёртиков надоели старые привычки. Геометрию он всё ещё ненавидит.