Дивный старый мир

Закаты в Хогвартсе, без преувеличения, волшебны. Уходящее на покой солнце ярко-алым бладжером задевает верхушки деревьев Запретного леса, отчего те сияют золотом. Серебряная вода лениво плещется в Чёрном озере, а зелень вокруг стремительно чернеет. И вот уже первые звёзды толпятся вокруг Астрономической башни, с интересом заглядывая в узкие окна. Этот мир не менялся тысячу лет. Счастливая грёза. Сказка. Волшебство как оно есть. В гриффиндорской спальне сидит мальчик, который любил вдвоём с другом смотреть на закаты. «Ты конченый идиот, Джеймс Сириус Поттер!» Острая боль наконец ушла, и теперь слова Кямала вяло ворочаются в сознании, словно голову обложили ватой. Почему-то душно. Наверное, надо окно открыть... Джеймс Сириус Поттер вглядывается в чистый лист пергамента, на котором должен изложить отцу... уже забыл, что именно. Но вкратце. И по делу. Перо затупилось. Это Джеймс со злости тыкал им в стол. И кончик пожёван – ну, от привычек никуда не денешься. О чём писать? О том, как на платформе 9¾ встретились мальчишки? Да ты сам, папа, там был! И усмехнулся восторгу, с которым Джеймс подтащил к тебе нового знакомого: «Ма, па, это Кямал! Он тоже попадёт в Гриффиндор, вот увидите!» А может, написать о том, как они с Кямалом удрали ночью к Чёрному озеру? Как самозабвенно махали палочками, выхватывали из озера бьющихся серебристых рыбин, снова отпускали и опять ловили, а за каждый трофей рисовали друг другу на руке алого грифона? А затем случайно левикорпнули русалку – и удирали, а воздух звенел от пронзительных, негодующих воплей? «Ты конченый идиот...» При всех. Равнодушно. Словно дружбы и не было. Джеймс встаёт, двигаясь медленно, будто во сне. Так и есть, шепчет кто-то маленький и испуганный, там, внутри, так и есть, это сон, скоро ты проснёшься, и Кямал традиционно попросит у тебя списать трансфигурацию: «Ничего не понял, ну что тут поделаешь!» Но сон не отпускает, да и толку – обманывать себя? Вранья и от друга хватило. Открыть окно. Взять другое перо, машинально пожевать кончик. Поморщиться, вспомнив звонкий смех и предложение сожрать подушку, раз уж вкус птичьего пуха так сладок. А затем помянутая подушка летит в тебя, и ты, громко хохоча, отправляешь её обратно, а следом – свою, и вот уже спальня гудит: вначале недовольно, затем весело, когда наспех проморгавшиеся товарищи присоединяются к забаве... Довольно, Джеймс. Так было. Больше не будет. Что же написать? Когда вместо друга ты увидел боггарта? Джеймс Сириус Поттер обмакивает перо в чернильницу и старательно выводит: «Позавчера Кямал бен-Арслан подрался с Нэдом Брауном из Рейвенкло...» На самом деле ты мог увидеть проблемы и раньше, шепчет совесть. Например, когда захотел попробовать красные таблетки, такие популярные нынче в Хогвартсе, а Кямал серьёзно поглядел на тебя и сказал: «Джеймс, ради нашей дружбы – не надо, хорошо?» И ты дал слово, хотя и обиделся немного. Почему лучший друг вовсю продаёт «весёлые пилюльки» в другие факультеты – даже старшеклассникам Гриффиндора! – а ему, видите ли, «не надо»? Кямал тогда улыбнулся и пообещал, что Джеймсу достанется «что-нибудь особенное». «Вот придумаю – и ты первый попробуешь, гарантирую!» А ещё они вдвоём любили смотреть на звёзды. В Хогвартсе особенные звёзды, бен-Арслан всегда так говорил, а Джеймс верил. Друзья разглядывали созвездия, искали среди множества подмигивающих искорок Сириус. Кямал рассказывал, как магглы слетали на Луну, как отправляли машины на Марс и Юпитер. Слизеринец Доместикус Флинт сказал однажды, что всё это чушь, а простецы ничего подобного сделать не смогли бы. Ух, какая знатная драка случилась! Заклятья от стен так и рикошетили... Маггловские драки намного страшнее. - Эй, бен-Арслан! А ну-ка стой! Джеймс удивлённо обернулся. С чего вдруг рейвенкловская мелюзга нынче запанибрата с его другом? Не пора ли эту самую мелюзгу немного поучить уму-разуму? Особенно учитывая, что Нэд Браун состоит в шайке Скорпиуса Малфоя. Там же, правда, крутится и его, Джеймса, собственный братец... С Алом уже было несколько отдельных разговоров, будет и ещё. Нечего факультет и семью позорить! Кямал насмешливо изогнул бровь, ухмыльнулся, всем своим видом выражая насмешливое терпение. Браун остановился за несколько шагов: в левой руке палочка, правая сжата в кулак. Некстати вспомнилось, что на первом курсе этот заучка получил прозвище «Волденэд» - тоже маггловский подкидыш, из приюта. Сейчас-то его Малфои опекают, неспроста, небось... - Что ты толкаешь у себя в Бирмингеме, меня не касается. Но в Хогвартсе эту пакость я видеть не желаю. И её здесь не будет. Мне плевать на способы. Поттер удивлённо отметил: рейвенкловец знает, откуда Кямал родом. И ощутил лёгкий укол вины: сам он так и не удосужился поинтересоваться. Но тут Браун разжал руку, и Джеймс осатанел. Да какое собачье дело Волденэду до бизнеса Кямала? Даже профессор Макгонагалл ничего не имеет против продолжения дела близнецов Уизли! Кямал зло прищурился, сплюнул: - Не много на себя берёшь, малфоевская подстилка? На щеках Брауна катнулись желваки, но голос оставался спокойным: - Насчёт подстилок – не тебе бы говорить, не мне бы слушать. А беру я столько, сколько унесу, не беспокойся. - Что? Ты это на что намекаешь, щенок? В голосе Кямала отчётливо слышался иностранный акцент. Как там он говорил – арабский? Да какая разница, к Мерлину акцент, но что себе действительно возомнила маленькая рейвенкловская шавка? - Да я не намекаю, бен-Арслан, я прямо говорю: все мы под кем-то ходим, только я свою крышу втёмную не пользую. А ты... И тут Кямал бросился на Брауна. Тот, впрочем, оказался готов и ответил. Маггловская драка – это отвратительный хруст костей, это жуткие глухие удары, отдающиеся в глубине живота тошнотой... А ещё это очень быстро. И очень много крови. Когда дерущихся растащили, мантия Кямала оказалась порвана на вороте, под сломанным носом, заливая грудь, струились красные ручьи. Губы Брауна моментально распухли, глаз заплыл, правая рука висела под неестественным углом. Но проклятый рейвенкловец улыбался. И даже конченый идиот Джеймс углядел в этой ухмылке большие неприятности. Хогвартс, Хогвартс... Длинные запутанные коридоры, хаотично перемещающиеся лестницы. Гордая гриффиндорская башня, где живут смелые, отважные и благородные. Джеймс любил Хогвартс. И Кямал любил. Это совершенно точно. Так почему всё случилось, как случилось? Комиссия из Министерства нагрянула в тот же вечер. Ну конечно, Малфой постарался. Он ведь у нас всегда быстрее Хогвартс-экспресса мчится, если Гриффиндору можно сделать неприятность! Что намного хуже – с министерскими чинушами заявился папа. И судя по его лицу, «весёлые пилюльки» были совсем не таким уж замечательным продолжением экспериментов Умников Уизли. В этот вечер Джеймс впервые услыхал слово «наркотики». Кямала забрали из спальни. Где заперли – Поттер не знал. Профессора ходили с почерневшими лицами. К мадам Помфри отправляли всех, кто хоть раз пробовал красные таблетки. Джеймс разозлился. Подумаешь, какие-то маггловские фокусы, да разве они могут повредить магам? Просто Кямал развлекался. С каждым бывает. Да сам папа в молодости... Ой-ёй-ёй. Таким взглядом Гарри Поттер своего сына никогда не одаривал. Кажется, преступники не зря боятся столкновения с главой аврората. «Лучше помолчи», - сказал отец. И он, Джеймс, трусливо заткнулся, будто последняя слизеринская сволочь! Поджал хвост и предал друга. А на следующий день Кямала отчислили из Хогвартса. Дул западный ветер – холодный, пронизывающий. А солнце светило так сильно и вызывающе-ярко, будто хотело поддержать мальчишку, вставшего в одиночку против всех. Гриффиндорец бен-Арслан перед строем учеников насмешливо кривил губы, глядя, как ломают его палочку. Он молчал, и это было хуже, чем если бы проклинал. А друзья – они ещё вчера смели называть себя друзьями Кямала! – отворачивались. Кажется, Макгонагалл плакала. Дескать, никто не думал, что это опаснее шуточек Уизли. Новый преподаватель маггловедения бормотал о праве Хогвартса защищаться от чужих, даже если они притворяются своими. Ещё вопрос, кто здесь чужие, а кто свои! Плевать. Джеймс придумал выход. И тогда... Шаг вперёд. Ободряющая улыбка Кямалу. - Тогда и меня! Слышите, отчисляйте и меня тоже! Я делал это вместе с ним! Эти ваши «наркотики»... я их тоже делал! И продавал! В душе торжество справедливости мешалось с чувством холодного удовлетворения. Пусть-ка вышвырнут из Хогвартса сына самого Гарри Поттера! Ну? А если и вышвырнут – они с верным товарищем найдут, чем заняться. Потрясённые лица преподавателей. Шёпот за спиной. Пусть. В борьбе за друга все средства хороши. Чего Джеймс не ждал – так это предательства Кямала. Ленивого, полного презрения голоса: - Ты конченый идиот, Поттер. Только такой дурачок мог столько времени быть рядом и ни черта не видеть. Знаете, господин директор, если вы в самом деле решите, будто я в доле с этим блаженным, то я обижусь. Встань на своё место, Потти, не смеши людей. Профессор Макгонагалл сухо прокашлялась и голосом, похожим на карканье умирающей вороны, велела: - Вернитесь в строй, мистер Поттер. И он подчинился. Отец вызвал его сразу же, как только Кямала увезли. - Да уж... – под холодным взглядом Джеймс умирал от стыда. – Ты действительно... хоть бы вник вначале в суть вопроса, что ли. Очень рыцарственно. И очень глупо. «Ты конченый идиот, Поттер». - Что... что теперь с ним будет? - Ещё не знаю. Допросим подробнее в аврорате, там решим. Наркотики с магической компонентой – это, видишь ли, серьёзно. Серьёзней некуда. Скорее всего, за твоим Кямалом стоят очень неприятные люди. - Волшебники? - Не знаю. В любом случае, в Хогвартсе ему уже не учиться. - Но почему? Он же... маленький. Несовершеннолетний! Мы на четвёртом курсе! Да, я знаю, тебя чуть со второго не попёрли, но тогда же была война! - Не было войны, Джеймс. Тогда волшебники считали, что Волдеморт мёртв. Но главное не это, а наличие угрозы. Магическое сообщество невелико и предпочитает... страховаться. Любую опасность лучше устранить до того, как она развернётся в полномасштабное бедствие. - Кямал – не Волдеморт! На Волденэда своего лучше бы поглядели! Вот кого выгонять! Гарри Поттер нахмурился. - Вот видишь: ты сам таков. Ты предпочтёшь, чтобы мальчик из приюта был вышвырнут за пределы Хогвартса только из-за сходства его судьбы с... другой судьбой. Я понимаю, Кямал твой друг... - Он мне больше не друг! Просто... папа, ну чем тогда мы отличаемся от глупых магглов, которые боятся волшебников, сжигают ведьм только за то, что они не такие? Чем мы от них отличаемся? Глава аврората грустно улыбнулся сыну: - Так ты ещё не понял, что ничем? Лист. Лист пергамента. На нём можно написать доклад отцу. А можно письмо Кямалу. Папа разрешил, добавив напоследок, когда Джеймс вздумал возражать: - Тебе не кажется, что твой друг спасал тебя? Как умел, конечно... - Не кажется! - Что ж, дело твоё. Ничего Кямал не сделал для спасения Джеймса! Только зря погубил дружбу. Ведь это же понятно. Это очевидно, Мерлин задери! Или нет? Что в поступке Кямала увидел Гарри Поттер? Чего не увидел сам Джеймс? А может, обычный взрослый выпендрёж? Время ещё есть. Отец поминал какую-то особую группу при Дурмштранге – дескать, в Европе волшебников-недоучек опасаются сильнее, чем «перевоспитанных» под строгим контролем некоей службы с длинным названием. Кямала переведут туда? Встретятся ли они потом? Останутся ли друзьями? Над Хогвартсом полыхает рассвет. Гриффиндорские цвета – алое с золотом. И зелень с серебряными просверками возле пруда. Жаль, мальчику не до красот природы. Этот мир не менялся тысячи лет. Да и с чего бы ему меняться? Счастливая грёза. Сказка.