Вы так высоко парите, Здесь внизу меня не замечая, Но я к вам пришла, простите, Потому что только вас люблю.
Юри помнил себя в тот момент, когда своими маленькими ножками переступил через заветный порог. Немного отвыкнув от дневного света за поход по длинному, неосвещенному коридору, парень, сощурившись, попытался рассмотреть комнату, в которую вошёл. Светлая, освященная двумя большими, чуть ли не во всю стену, окнами, она казалась просторной и по-домашнему уютной. Интерьер был выполнен в стиле барокко. Перед каждым из окон комнаты - два стола – один побольше, видимо для учителя и второй для ученика, были сделаны из темно-красного дерева и были украшены золотыми узорами. Вообще весь кабинет был украшен дорогими аксессуарами: золотая люстра, бюст какого-то великого музыканта и много небольших навесных зеркал. Но паренек удивился не представившейся его взору роскоши. В центре комнаты, прямо напротив одного из окон, стоял высокий, изящный силуэт молодого человека с белоснежными, выделяющимися даже на фоне дневного освещения, длинными и густыми, светлыми волосами. - Здравствуйте, Кацуки. Сегодня вы опоздали на семь минут. Я вас прощаю только из-за того, что сегодня у вас не было возможности сверить время на своих часах с моими. Но впредь постарайтесь, чтобы это не повторилось. Я, видите ли, не очень люблю ждать.***
Вновь игру свою начните, И я знаю, чудо повторится, Если б знали, мой учитель, Как вам верит ваша ученица
Кацуки Юрий снова опаздывал. Он никак не мог понять причину своей постоянной задержки и это его сильно раздражало. Он ведь уже не тот одиннадцатилетний мальчик, которым впервые шагнул в кабинет одного из знаменитейших музыкантов современности, Виктора Никифорова. Хотя, казалось бы, за шесть лет ничего не изменилось.***
Виктор снова стоял спиной ко двери в комнату, но даже не глядя, он мог безошибочно определить, кто именно к нему направляется, «Привычка», как иногда шутливо говорил директор и большой его друг, Яков Фельцман. У Никифорова случались промашки, но очень редко. Но, те торопливые шаги, вновь зазвучавшие за дверью, блондин узнал сразу. Виктор представил, как Юри совсем запыхавшийся, раскрасневшийся, чуть ли не подбегает к кабинету преподавателя, наверняка одет в свой неизменный темно-серый костюм. На секунду задержался перед дверью. Значит, сегодня надел галстук и решил поправить его сейчас. Простоял еще немного. Похоже, что приглаживает волосы, лежащие в какой-то укладке. И наконец, открыв дверь, брюнет ввалился в комнату, цокнув каблуками, видимо сегодня обул, те модные сейчас, но немного большие для него, туфли. Да, Кацуки Юри был человеком, о котором его учитель знал все, и не знал в то же время ничего. Виктор не понимал, почему его ученик всегда так старательно готовится к, казалось бы, обычным (да они и были такими) урокам, не догадывался, почему приятный одеколон брюнета – первое впечатление о нем, так въелось в память и не имел ни малейшего понятия, почему карие глаза юноши, кажутся Виктору безумно глубокими, всепоглощающими и достойными только его, двадцатисемилетнего, преподавателя скрипки, Виктора Никифорова.