Игра длиною в жизнь.

Как вы представляете себе закулисную жизнь театра? Большого, вероятно самого крупного театра в мире, но при этом, как ни парадоксально, несмотря на все старания оставшегося любительским? Актеры торопливо повторяют перед выходом свои роли, чтобы, не приведи Директор, не сбиться во время представления; художники — конструкторы проверяют свои автоматы — все ли работает, не приведи Директор, что выйдет в самый неподходящий момент из строя — отчитывайся перед ним потом; сценаристы в сотый раз перечитывают свои сценарии, поди, еще не поздно что-нибудь изменить, пускай даже самую незначительную деталь, которая впоследствии позволит зрителям выделить данное представление среди прочих и остаться в их памяти, гримеры и костюмеры довершают последние штрихи сценических образов актеров. А за плотным занавесом зрители, уже занимающие свои места, гадают, что за история на сей раз предстанет их глазам. Так было и тут. Вот только роли, заученные актерами, были невероятно длинными — с первого младенческого «агу», до последнего старческого хрипа, конструкторам и декораторам, кроме техники и машин, приходится учитывать еще и такие своевольные декорации, как флора и фауна окружающего мира; гримерам приходилось детально продумывать внешность действующих лиц, ну, а сценаристам… Быть готовыми ко всему, в том числе и к тому, что сценариями их будут вертеть так и сяк. Да-да, так и обстоят дела в Большом Небесном Театре, как сейчас его принято называть. Когда-то, столь давно, что никто уже не мог вспомнить, когда это было, одна предприимчивая и неугомонная душа обнаружила эту площадку — крошечный шарик площадью приблизительно в полмиллиарда квадратных километров. И не сразу, далеко не сразу, осознали, как правильно ее использовать. Бессмертным и, по большей части, маявшимся без дела духам эта площадка сулила немалое количество развлечений. Изначально этот шарик почем зря подвергали экспериментам — бросая его в жар и холод, поливая его метеоритными дождями, изменяя его атмосферу и так далее. Затем на нем была создана генно-инженерная лаборатория, порождающая таких удивительных существ как велоцирапторы, карнотавры, игуанодоны; дейнонихи и многих других. Но лишь научившись создавать существ по образу своему и подобию, духи, наконец, открыли истинную ценность этого самородка. Одним, возможность воплощаться в смертных телах, ощущать жар, холод, голод, любовь, боль, страх боли, страх смерти и еще многое другое, в принципе невозможное бестелесным и бессмертным существам, раскрасило их существование яркими красками. Другим, более пассивным и инертным душам, истинное удовольствие доставило наблюдать за игрой своих товарищей, давать им свою оценку и, временами, писать объемные статьи вроде: «Как играть свою роль с самого начала воплощения земного и добиться успеха». Изначально все шло прекрасно. Душ, желающих принять непосредственное участие в представлении, было весьма ограниченное количество, сценаристы писали им оригинальные роли, дизайнеры придумывали оригинальные образы, критики обсуждали со всех сторон, а зрители восхищенно наблюдали за игрой. Конечно, не обходилось и без курьез. Даже бессмертные не могли учесть всего. Например, вполне можно было услышать от разгневанной души что — то вроде: — Что за ерунда? Меня сожрала декорация? — Это не декорация, — с упреком осаживал ее изрядно уставший постановщик. — Разве ты не узнал своего товарища? — Он кивнул на духа, виновато мявшегося в углу. — Но, — но… — Как будто не веря своим ушам, запротестовал потерпевший. — Это ведь был тигр! — А ты как думал, — вздохнул сценарист. — Сейчас стало слишком много духов, желающих как можно скорее сыграть свою роль, чтобы всем давать человеческие роли. Кому-то приходится обходиться и чем попроще… С этого — то все и началось… Время шло, и все больше зрителей стремилось занять свои места на сцене. Роли множились и плодились, сценаристы уже устали писать им неповторимые диалоги и выписывали бесконечную и однообразную вампуку. Диапазон ролей также сузился до вполне однообразных: «благородного рыцаря», «прекрасной принцессы», «плохого парня», «загадочного незнакомца», и так далее. Зрители, глядя на такое, начинали откровенно скучать, но покидать свои насиженные на облаках места все же не спешили — кто по привычке, кто в надежде обучиться актерской игре, а кто — надеясь таки увидеть интересную сцену, которые порой все еще разыгрывались — в основном благодаря деликвентам — актерам, играющим не по сценарию, портящим всю постановку и вынуждающих других актеров подстраиваться под их игру. С одним из таких деликвентов и вел разговор Главный сценарист (далее ГС), правая рука и первый помощник самого Директора: — Ты что натворил? — Вопрошал он ухмыляющегося духа, кажется, отнюдь не испытывающего чувства вины. — Ты вообще представляешь себе, что ты натворил? Мы впервые за двести лет дали тебе шанс, а ты… А ты… — А я всего лишь не дал сценарию пуститься по в сотый раз проезженному кругу, — ухмыльнулся дух. — «Завоеватель убивает короля захваченной им страны», как же это скучно! А вот: «Завоеватель требует у короля руку и сердце его сына» — это как минимум ново и необычно. И да, не я виноват, что дочки у короля не было — вы сами вырезали эту роль. Но зрители в любом случае были в восторге! — И то, что сей «сын» показательно придушил тебя во время первой брачной ночи, тебя ничуть не смущает? — нарочито вежливо поинтересовался ГС. — Мальчик начинает проявлять инициативу, — облизнул губы правонарушитель. — Честь и хвала ему. Опять же — зрители были в восторге. — Замолкни, извращенец! — Повысил голос ГС. — Это было сделано для того, чтобы снять тебя со сцены, ты и так натворил бед! — О! — Дух выглядел разочарованным, но не сказать, чтобы слишком. — Я все же верю, что у него все впереди! — А вот у тебя все позади! Ты вообще понимаешь, что это был твой Последний Шанс сыграть боле-менее значительную роль? Больше ты ничего серьезнее «Кушать подано» не получишь! — Ну, когда-то я и такую роль сумел сделать великой, — мечтательно прищурился деликвент. — О, да! Скромный служка древнего храма, призванный зажигать свечи во время вечерней службы… И который сжег нафиг весь храм, а на вопросы «Зачем?», отвечал: «Чтобы мир запомнил мое имя!». — И запомнил ведь! Оно даже нарицательным стало. И какое это было представление! Пожар, всполохи пламени… — Сколько декораций сгорело, дурень! — Не выдержав, рявкнул на него ГС. — Сколько бутафории! Храм этот еще тысячу лет простоять был должен. Художник — декоратор убить тебя хотел. — И убил бы — будь это возможно, — констатировал факт мятежный дух. — Но понимаете, если я поймаю кураж, я просто не могу остановиться… — И какой — же кураж заставил тебя, играя любимую наложницу Императора поднять восстание угнетенных женщин? — Прищурил глаза ГС. — Все просто, — ухмыльнулся деликвент. — Мне жутко не нравился тот дух, играющий Императора. Такой зануда! А еще роль казалась мне интересной, но уж больно скучно прописанной. Погодите — погодите, — он примирительно замахал руками, видя меняющуюся в гневе физиономию ГСа. Неудивительно — роль наложницы в стародавние времена выписывал он сам, причем выписывал старательно, еще, будучи в должности младшего сценариста, изо всех сил стремящегося к вершинам карьеры. — И вообще, меня следует поблагодарить — с момента восстания диапазон интересных женских ролей заметно расширился! Больше работы сценаристам, больше работы актерам… — Вот именно — больше работы сценаристам! — Прохрипел ГС. — Роли были уже лет на пятьдесят расписаны. А ты такой — раз, и все начинай сначала! — Импровизация — основа актерской игры, — укоризненно покачал головой деликвент. — И вообще, в последнее время меня не покидает мысль о том, что вам все надоело. И не только вам, но и … — Так, пошел отсюда! — терпению ГСа таки настал предел. Он уже понял, что спорить с правонарушителем-рецидивистом абсолютно бесполезно. — На триста лет ты отстраняешься от игры, а дальше я еще подумаю. Взгляд духа наполнился яростью, но, тем не менее, он смиренно поднялся и, без обжалования своего приговора, направился к выходу из помещения. Он также прекрасно понимал, когда спорить абсолютно бесполезно. После того, как дверь захлопнулась, ГС обреченно вздохнул и опустил взгляд в свои бумаги. Разговор с проклятым деликвентом, казалось, отнял у него последние силы. Но, что самое неприятное, он осознал, что мятежный дух был прав. Ему действительно все надоело! И ему, и Директору, и тем немногочисленным сотрудникам, которые были заинтересованы в поддержании хотя бы видимости порядка в этом бедламе, по недоразумению называющимся Театром. Испустив еще один глубокий вздох, ГС достал чистый лист бумаги. Вверху страницы он своим каллиграфическим почерком вывел: «Акт MXCVIII, действие первое. Апокалипсис. Конец этого мира». «Скоро все это закончится», — с удовлетворением повторял он про себя, прописывая основной сюжет, и размышляя, каким бы сценаристам отдать детальную проработку ведущих ролей. Скоро этому цирку с конями и огнями настанет конец. Если еще какой деликвент не вмешается.