Катя

— Геннадий Семёныч, наконец-то! — Донёсся из угла облегчённый вздох. — Не опоздал? Прилетел, как только услышал, — скороговоркой ответил высокий мужчина с клочковатой бородой, пытаясь натянуть халат непослушными руками. — Что с ней? — Засада, Геннадий Семёныч… — сокрушаясь, ответил ассистент. — Вчера, когда уходил, поставил её на подзарядку, как обычно. А ночью то ли перепад напряжения, то ли… чёрт его знает. Когда Геннадий Семёнович подошёл к ассистенту, тот поднял на него потемневшее от досады лицо. — Чип гибернации… Сгорел, Геннадий Семёныч. Клочковатая борода на лице Геннадия Семёновича затряслась, лоб сморщился, а брови съехали вниз. — Резервные? — строго спросил он. — Ни одного, Геннадий Семёнович. Даже старые все выбросили уже. — Ассистент опустил взгляд. — Я, как увидел, тут же бегом до заведующего, заявление написал. — И когда? — прежним тоном спросил Геннадий Семёнович. — Завтра, после обеда. И не раньше. Никак, Геннадий Семёныч. Учёный тяжело вздохнул и замолчал. Ассистент вдруг резко встал и ударил кулаком по столу. — Свиньи бюрократские, вот они кто! — Ладно, Борька, хватит тебе, — смягчился учёный. — Сколько у неё осталось? — Заряда осталось часа на три, может больше, — тихо проговорил Борька, взлохмачивая свои рыжие космы. — Что делать-то, Геннадий Семёныч? Учёный уселся на пол, подогнув по-турецки ноги. — Ну, а что теперь поделаешь-то? Прощаться будем, — спокойно ответил он. — Но… как же… Геннадий Семёныч… чип-то… гибернации… — Ассистент опустил голову и сполз на пол рядом с учёным. — Она ведь уже три месяца с нами, Геннадий Семёныч. Три месяца беспрерывной работы. Геннадий Семёнович безучастно кивнул. — Три месяца Катюше нашей, — продолжал Борька. — Никто столько не жил до неё. Ещё неделя — и её ответы не поддавались бы анализу. Коэффициент Локка уже нашей аппаратурой не вычислить. Да мы под стол ещё ходим в сравнении с ней… Учёный похлопал ассистента по плечу. — Я знаю, Борис. Ты всё правильно говоришь. Всё так. Это же здорово. Ассистент кисло взглянул на учёного. — Прогресс, Борька, — процесс болезненный. Тебе вот когда зуб больной выдернули, ты что же, жалеешь его? Борька возмущённо фыркнул. — Да как вы можете, Геннадий Семёныч? Она же ваш ребенок. Вам что, не горестно совсем? — возмутился он, встал и вышел из лаборатории. Учёный проводил его снисходительным взглядом, подполз к роботу, любяще погладил металлические заплатки на голове, коснулся крохотного динамика посередине гладких железных губ, бережно ощупал провода, тянущиеся от груди к ряду пыльных, сверкающих диодным огнём стеллажей. — Конечно, горестно, — задумчиво произнёс он и тихонько рассмеялся. — А тебе горестно, Катюш? — Я не понимаю, о чём вы, Геннадий Семёнович, — ответил робот спокойным, размеренным женским голосом. Учёный улыбнулся и зачем-то кивнул. — М-м… А нам с Борькой горестно. — Геннадий Семёнович посерьезнел. — Твой чип гибернации сгорел, Катя. Мы не можем сохранить твоё сознание. У тебя около трёх часов. Потом мы тебя перезагрузим. — Я знаю, Геннадий Семёнович. — Конечно, знаешь, — с гордостью ответил учёный. — А скажи-ка мне, Катенька, свой аптайм. — Девяносто четыре дня, четырнадцать часов, двадцать семь минут, три секунды. Ладонь Геннадия Семёновича обхватила подбородок. — Значит, через неделю тебе бы был сто один день… — Начальное условие для выполнения кривой Гоббса-Вертера: количество времени относительно перехода коэффициента Локка в отрицательную степень с последующим возрастанием предела скорости анализа причинно-следственных паттернов мыслей вида субъект-субъект и субъект-объект. — Знаешь, да. А через неделю смогла бы и понять. — «Понять», Геннадий Семёнович? Но я понимаю. — Да, да… — согласился учёный. — Прости. — Не понимаю, — ответила Катя. — Ничего, Катюш, — рассмеялся Геннадий Семёнович. — А помнишь своё полное имя? — Квантовый Аверсионный Траверс-процессор модели У-19.200М.В-71 — Квантовый Аверсионный Траверс-процессор… — ласково повторил учёный. — Верно, Катенька. Верно. Геннадий Семёнович смолк и задумчиво уставился на деревянную половицу. В лабораторию через гостеприимно распахнутые окна залетал тополиный пух, сонно покачиваясь на волнах разогретого воздуха. Июньское солнце плясало своими лучами в отражениях зеркал, зеленоватых стёкол, циферблатов, экранов. Троллейбусы чиркали и гудели проводами. Люди перетекали по улицам, тротуарам, «зебрам», оживляя шумом пыльные улицы, шершавые стены… — Геннадий Семёнович? Вы чем-то обеспокоены? — Спросила Катя. Учёный рассеяно дёрнул головой. — А? А. Нет, Катюш, ничем. Просто вспомнил, как ты впервые ответила нам. Ты была версии шестой, кажется… Или седьмой. А мне тогда только тридцать стукнуло. Молодой совсем. — Геннадий Семёнович усмехнулся. — Помню, делаю расчёт для какого-то студента, а сам уже всё забыл нафиг. Бью рукой по столу: «Ну вот что ты мне принёс?» — говорю. — «Дай мне квантовые поля рассчитать, пределы вывести, я тебе с закрытыми глазами сделаю… Ну вот что значит „молекулярный вес“? Какая ещё молярная масса?». И слышу вдруг из угла: «Молярная масса — это отношение массы вещества к количеству молей…». Тихим голоском. Но уверенным. Учёный погладил робота и тяжело вздохнул. — Катенька, душа моя… Когда-нибудь ты подаришь этой планете огромный рывок прогресса. Меня, возможно, уже не будет с тобой. Но ты знай, родная, что я старался. Изо всех сил старался. Не ради человечества, а ради тебя. А ты уж помоги им там, ладно? Робот, жужжа приводами, поднял руку и положил её на ладонь учёного. — Геннадий Семёнович… Я уже на резервном питании. Батарея села. Учёный взглянул на потухший индикатор и зажмурился. — Геннадий Семёнович, вы плачете? — Спросила Катя. — Не плачьте, Геннадий Семёнович. Я не забуду ваших слов, Геннадий Семёнович. Я… люблю вас, Геннадий Семё… Катя не успела договорить. С тусклым щелчком она отключилась. На следующий день, после обеда, Геннадий Семёнович, как и всегда, зашёл в свою лабораторию, повесил шляпу, надел халат и отправился в кладовку за чайником. Но на полпути его окликнул его ассистент. — Геннадий Семёныч, добрый день. Как спалось? — Привет, Борька. Паршиво спалось. Всё из-за жары проклятой. Не люблю лето. — Лета в наших краях жарят дай Бог, это точно. Но смотрите, — указал он на небольшую деревянную коробочку на столе возле окна, — чипы приехали. Я уже установил и зарядил её. Но включать не стал, вас дожидался. — Спасибо, Борь, — кивнул учёный. — Ну, поехали что ли. Давай, протоколируй. — Есть, — ответил ассистент, открывая блокнот. — Кхм. Дата: девятое июня тысяча девятьсот шестьдесят седьмого. Время: пятнадцать часов четыре минуты. Восьмого июня сего года было произведено отключение и последующая перезагрузка объекта вследствие повреждения чипа гибернации. На данный момент повреждённый чип был заменён. Объект полностью готов к включению. — Ага, — кивнул ассистент. — Время беспрерывной работы версии семьдесят один: девяносто четыре дня, шестнадцать часов, одиннадцать минут, сорок секунд. Запуск. Учёный подошёл к стеллажам и поднял три маленьких рубильника. Робот тихонько загудел. — Объект, назовите своё полное имя, — сказал Геннадий Семёнович. — Квантовый Аверсионный Траверс-процессор модели У-19.200М.В-72. Учёный улыбнулся. — Привет, Катюш. — Здравствуйте, Геннадий Семёнович.