Один видит чуточку больше, чем другой

       Разбить единственные свои очки через неделю после того, как мне выписали именно эти линзы в оправу, и после того, как я их купил, мог, пожалуй, только один человек. И это, к сожалению, я.        Видеть что-то дальше своих ресниц для меня сейчас было очень проблематично, а расплывчатая каша вместо мира не очень обнадёживала. Точнее, мне это даже не мешало, просто идти вечером на важную встречу и не различать при этом даже цвета было как-то не по-христиански.        Купить новые линзы для очков тоже было мне не суждено, ибо я совершенно не помнил, какие мне нужны, а рецепт от врача я, конечно же, уже либо выбросил, либо расписал на нём ручку и спустя несколько дней скомкал в комок, запустив самолётиком из окна.        По крайней мере, со всеми остальными безумно важными документами происходило именно это.        Ещё, правда, есть вариант, что этот рецепт съела кошка, но она у меня воспитанная, поэтому вряд ли бы даже понюхала что-нибудь, что хоть немного непохоже на королевский паштет из устриц.        И я, если честно, вообще диву давался, как я со всей этой хуйнёй в своей жизни умудрился преспокойно найти телефон регистратуры, позвонить туда, записаться к окулисту и даже дойти до поликлиники. Ну, или почти спокойно.        Если не считать, что я со своим зрением раз десять набирал не тот номер, а по дороге к врачу дважды снёс так не вовремя появившийся на моём пути столб и едва ли не провалился в открытый люк, то всё прошло более чем удачно.        Но что ещё больше меня удивляло, так это тот факт, что ни одна сволочь — ни на улице, ни в поликлинике — не додумалась мне помочь. Ну вот видят же, что я сегодня слепой хлебушек, так нет, идут себе дальше, ворон считают, морфий курят, а я помирай тут в своём незрячем царстве.        И даже ведь кабинет не мог я нормально найти, бегая по всему этажу и по несколько раз здороваясь с одной и той же гардеробщицей. Ненавижу беспомощность. Ненавижу собственную глупость. Ненавижу выглядеть нелепо и ущербно со стороны.        Ненавижу.        И вот, меня наконец-то​ отлавливают в коридоре, почти плачущего и забитого, и под руку отводят в нужную сторону, а я даже поблагодарить не могу, потому что… Да блять, потому что я не вижу, кого надо благодарить.        Весело, правда?        — Кто последний к Окуневу? — горделиво и даже слегка пафосно произнёс я, поправляя причёску.        Мне никто не ответил. Вот что за отношение такое к бедному больному человеку? Старых, между прочим, надо уважать, а мне уже целых двадцать три года, пенсия не за горами.        — Кто, говорю, к Окуневу последний? — более громко повторил я вопрос.        Опять тишина. Даже шорохов не было, все сидели, видимо, как мыши в норах, боясь лишний раз шелохнуться или произнести пару слов. Ну хорошо, не на того напали.        Я мысленно объявил всем своим невидимым собеседникам войну, топнул ногой и, пытаясь сделать какое-то крутое движение, долбанул рукой в стену. Понятно. Всё как и всегда.        А я, надо сказать, всегда был лидером по «ты стараешься показаться очень крутым, клёвым и самым лучшим, но из-за своей тупости и неуклюжести выглядишь как долбоёб». Я всегда пытаюсь доказать свою уникальность, а в конечном счёте постоянно слышу в свой адрес всякие насмешки и издевательства.        Вот лучше мне вообще ничего не делать, ей Богу.        — Что за игнор такой? Я спрашиваю по-хорошему, кто последний к этому долбанному Окуневу?! — решил вернуться я к своим коням, вновь повышая голос.        — Молодой человек, да с кем Вы здесь разговариваете? — послышался откуда-то незнакомый женский голос, — Тут же никого нет.        А, ну понятно тогда. Молодец Шастун, опять ты дурак в глазах других людей. Десять минут орать на пустой коридор и пытаться узнать у воздуха, кто последний в очереди… Класс.        — Простите, — пробурчал я под нос виноватым голосом, ну, по-крайней мере, мне так хотелось думать, потому что в мыслях я уже пинками гнал эту самую бабу до канадской границы.        Мне опять никто не ответил.        Если и этот голос окажется лишь плодом моей фантазии, то, боюсь, мне уже совсем не эта дверь в кабинет понадобится, и уж точно не Окунев.        Какой мне там кабинет нужен? Судя по этим трём кляксам в талоне и на дверях, я вряд ли смогу что-то разобрать, но, насколько я помню, это либо последний кабинет, либо предпоследний. А может, и первый… А может, и вообще на другом этаже… Я вообще в то здание пришёл?        — Люди! — зачем-то завопил я, тут же закрывая руками рот и нервно оглядываясь по сторонам, хотя кроме картинки, аля «привет, мы непонятные и очень странные предметы, мы тут немножечко полетаем, ок?» ничего увидеть мне не было суждено.        — Что? — послышалось откуда-то снизу, и я, прочитав пару раз молитву, от греха подальше решил уже зайти в кабинет, вроде как вспоминая, что он был предпоследним.        Постучав и кое-как ввалившись внутрь, я победно огляделся по сторонам, замечая небольшое коричневое пятно рядом с собой, подозрительно напоминающее стул. Я сел, потому что если можно куда-то пихнуть свою жопу — я пихну, не стоять же мне, как долбоёбу какому-то, на двух ногах.        И опять, сука, тишина. Я что, в халате, что ли, пришёл, или с автоматом, почему меня все игнорируют?!        Послышался сдавленный кашель.        Слава тебе, Господи, мои молитвы, кажется, услышаны, на этой грешной земле ещё остались мне подобные.        Вновь послышался уже более настойчивый кашель, и я тут же дёрнулся на звук, чуть не упав с удобного и очень мягкого, надо сказать, сидения стула.        — Мужчина, а Вы по какому вопросу? — удивлённо​ поинтересовался неизвестный мне пока что человек, на что я презрительно сощурился.        Да вот, блять, печка у меня микроволновая сломалась, не почините, а?        — Я вообще недавно у Вас тут был, — начал я, но меня тут же нагло перебили:        — Так Вы ещё и не первый раз здесь? — ошеломлённо выкрикнул доктор, и я уже принялся серьёзно задумываться о том, чтобы начать двигаться к двери от греха подальше.        — Да я много раз здесь уже был, с детства проблемы, — пояснил я, — Так вот, я рецепт потерял, а сегодня вечером у меня важная встреча, неудобно как-то.        Мужчина чем-то явно подавился, заходясь диким кашлем, а мне уже начинало казаться, что я пришёл в какой-то сумасшедший дом.        Нет, ну вот серьёзно, этот Окунев явно что-то покурил, либо у него есть левая справочка от психиатра, потому что его реакция на все мои рассказы уж слишком какая-то неадекватная.        — Ладно, на что Вы жалуетесь? — успокоившись, спросил врач, и я, отойдя от двери, уселся обратно на, как мне хотелось бы думать, стул.        — Да распознать без приборов всевозможных я вообще ничего не могу, — вновь начал я, но этот долбодятел укуренный опять меня перебил.        Он мне вообще вот ни разу не нравился: невоспитанный, грубый и какой-то слегка поехавший на оба полушария.        — Каких ещё приборов? — утюга, блять, и экскаватора, какие ещё приборы могут мне помочь.        — Увеличительных, — немного неуверенно произнёс я, всё ещё рассматривая вариант съебашить отсюда по-быстрому.        — Господи, да что же ты там увеличивать собрался? — нет, ну вот нормальный человек или как: я ему про абрикосы, он мне про цианистый калий.        Похоже, мне сегодня не только очков, но и живых нервных клеток не видать, потому что это просто какой-то гуманоид, а не врач. Понарожают уродов, понаберут их на работу, а потом ещё удивляются, почему у нас медицина на обе ноги хромает.        Ни здрасте, ни будешь маракуйю, а вот так вот сразу раз, и пинками под зад на улицу, ибо с 38,7° вполне ещё можно пару рабочих смен отработать, а со зрением минус пять — собрать целый завод диванов.        А меня там, между прочим, люди важные ждать будут, а я здесь, похоже, весь вечер планирую разбираться, что увеличивают увеличительные приборы, куда смотрят глаза, и вообще какого хуя тут происходит.        — Вы наблюдались у врачей? Как давно у вас проблемы со здоровьем в этой сфере? — с хрипами в голосе продолжил расспросы мужчина.        — Да с самого детства проблемы, я просто, когда маленький был, ярко горящую лампу подставлял, вот, видимо, потому здоровье и подпортилось, — судя по тишине, либо я опять что-то не то сказал, либо у этого Окунева очередной приступ охуевания.        Можно мне, пожалуйста, сменить врача? Мало того, что он странный, так ещё и я ничего не вижу, пырнёт меня ещё степлером, я даже помолиться не успею.        — И что, родители Вам не говорили ничего по этому поводу? — вот прицепился же, зараза, хотя у меня уже создавалось впечатление, будто он специально надо мной издевается.        — Говорили, но я не особо слушался, ибо мне очень нравилось, когда от лампы свет такой яркий шёл и тепло, — поделился я, и, судя по всему, доктора моего окончательно вынесло.        Он глядел на меня, я смотрел на плывущее пятно в халате. Искра. Буря. Может, ты меня уже вылечишь?        А ещё у меня сильное косоглазие, от чего мои глаза смотрели в разные стороны, а мужчину это явно существенно так напрягало и пугало. А ещё астигматизм небольшой тоже присутствует, и от этого один глаз открыт шире другого.        В общем-то, намного проще сказать, чего у меня нет.        А нет у меня, сука, нормального зрения, просто нормального зрения, когда ты смотришь на грушу и видишь, блять, грушу, а не потолстевший огурец, когда с тебя снимают очки, показывают пальцы, и ты видишь, если уж не их количество, то хотя бы человека.        А не вот это вот всё. Не вот это, когда с тебя сняли очки, и всё, блять: был человек и нет человека.        — Так, ладно, не хочу это всё представлять, — так ты это ещё и представлял, придурок? — Давайте пройдём на осмотр.        Ну уж сделайте милость, осмотрите слепого меня, а я тогда, так уж и быть, не врежу по Вашей тупой башне. Хотя, кого я наёбываю, я этого придурка даже не увижу, не говоря уже о том, чтобы догнать и отпиздить.        Поднявшись, я, опираясь на стеночку, проследовал за врачом, который увёл меня в какую-то тёмную комнату, которую я уж точно не помню, хотя был тут сравнительно недавно. Вот не было меня две недели, а у них тут уже капитальный ремонт и смена персонала.        Пнув меня в спину рукой, мужчина исчез в темноте, а я так и остался стоять посреди этого кошмара и быстро моргать, соображая, что же мне делать.        — Ну ложись, что встал? — послышался голос врача, и я ещё сильнее выпучил глаза.        Нахуй мне ложиться? Буквы что, кровью на потолке вырисованы, или это такая новая технология? А может, я случайно забрёл в крематорий? Столько вопросов, и никаких ответов.        — Да ложись ты на кушетку, говорил же, что был тут недавно, — раздражённо рявкнул на меня доктор, и я с перепугу рванул вперёд, пока не врезался ногой в какую-то железяку.        Опа, здрасте, это и есть кушетка.        Я нащупал руками спинку и кое-как заполз на это безумно странное изобретение человечества, с которого меня пару раз чуть не перевернуло. Вот впадлу им было сделать просто обычное кресло, а не вот это вот всё?        Нет, им обязательно надо было показать свою креативность, свой нестандартный подход, свой отменный вкус. Они бы ещё на стенах граффити нарисовали, а врача в тапочки и скафандр одели, вообще бы зашибись было.        А на этом ведь ещё и лежат… Вот зачем? Либо я настолько тупой и слепой, что ничего просто в этом не понимаю, либо этот мир окончательно ебанулся, пока я на даче у бабушки отдыхал. Ну ещё есть вариант, что я по ошибке попал в лапы какого-нибудь сумасшедшего патологоанатома, который собирается сейчас проводить вскрытие.        А у меня кошка дома, между прочим, совсем одна.        И рыбки.        И попугай Ираклий.        И папа.        И если предыдущие экземпляры без меня ещё смогут как-то выжить, то отец через два дня точно вперёд ногами уедет из квартиры.        — Ну и чего ты лёг? — замечательно, а не Вы ли мне две минуты назад сказали это сделать?! — Раздевайся.        Что, блять?        Что раздевать? Глаза, что ли? И если да, то как? От ресниц их отодвинуть?        Сколько опять вопросов… И никаких, сука, ответов.        — Зачем? — сглотнул я, поглядывая в какой-то тёмный туман и отодвигаясь немного назад, а то мало ли что у этого идиота на уме.        — А как я, по твоему, должен тебя осматривать? Это, молодой человек, не рентген, тут сканером ничего не сделаешь, а я не колдун с «Битвы экстрасенсов», поэтому ударами по барабанам тебя не вылечу, — пояснил врач, и я аж поперхнулся.        А, то есть, если я буду лежать тут без штанов, ты прям так сразу и определишь, что у меня косоглазие? Прикольненько, я тоже хочу так же.        Звякнув какими-то приборами, которые мне даже по звуку максимально сильно не нравились, эта неудачная пародия на адекватного врача вдруг вызвалась мне помочь с раздеванием.        Это, конечно, очень мило с Вашей стороны, но, сука, уберите от меня свои грабли. Я сильный и независимый мужчина, и я сам в состоянии снять с себя джинсы, когда посчитаю это нужным.        И это явно не тот случай.        — Что Вы делаете, чёртов извращенец?! — завопил я так сильно, насколько только позволял мой охрипший от простуды голос.        Холодная ладонь тут же бережно закрыла мой рот, и я попытался укусить своего обидчика, но, вместо руки, зачем-то прикусил язык и, жалобно вскрикнув, заткнулся. Идти по пиздецу, так идти до конца.        Глупая смерть меня ожидает: шёл к офтальмологу, а пришёл к какому-то маньяку, который такое вытворял со мной, что моё сердце не выдержало, и я отбросил нахуй коньки. А на надгробной табличке мне напишут «Умер от слепоты, долбоебизма и китайских акционеров».        Мама, роди меня обратно, пожалуйста, мне тут не нравится.        — Ты дурак совсем? Хочешь всю поликлинику распугать? — спокойным, сука, голосом огрызнулся мужчина, тряхнув меня несильно в воздухе, — Ты пришёл, значит я тебя должен осмотреть, хотя я вообще понять не могу, нахуй ты пришёл.        Вот и я не понимаю.        И вообще, какой-то он неправильный всё-таки окулист, ой, неправильный.        И вот, когда я уже понадеялся, что всё самое страшное позади, этот Окунев, или как его там по батюшке, принялся стаскивать с меня штаны, при этом явно очень сильно смеясь. Ну чё, правильно: трахаться, так под музыку и с улыбкой на ебале.        Да чтоб ты пылью подавился, пока ржёшь тут.        Я изо всех сил пихнул мужчину ногой, чуть не перевернувшись с кушетки, но толку от этого никакого не было, лишь смех утих и вскоре вовсе прекратился. Мне уже начинало казаться, что я явно отстал от жизни и просто напросто ничего не понимаю в современных техниках осмотра.        В это время молодой насильник, а по совместительству ещё и как бы врач, продолжал попытки обнажить мои прекрасные ноги, которые, если честно, больше походили на длинные лыжные палки. Вот с внешностью моей Матушка Природа вообще, если честно, явно упоролась: косоглазие, плоскостопие, сколиоз, уши всрастопырку…        Бомжи, мне кажется, порой приличнее выглядят.        А я нацепил какой-нибудь мешок из-под картошки, стёклышки протёр в очках, и вот он, первый красавец на деревне, ёпта.        — Да что Вы делаете​?! Отпустите меня, я же ничерта не вижу! — заорал я, и руки мужчины внезапно дёрнулись вниз, снимая мои джинсы до колена.        — Зато я теперь всё прекрасно вижу, — вдруг заржал врач, и я искренне удивился такой реакции.        Вот что ты там увидел?        Я же не планировал, что мне зрение со спущенными штанами проверять будут.        Чужие руки вновь вернулись на своё место, которое оказалось внизу живота, от чего я резко вздрогнул, опалённый противным холодом и теплом одновременно. Поражённый такими действиями я даже дёргаться перестал, замерев на одном месте и, кажется, на секунду перестав дышать.        Что происходит?        Я же вроде за очками пришёл?..        Как же это я умудрился упустить тот момент, когда оказался на кушетке со спущенными штанами и чужими культяпками на моём святом теле…        А что ещё хуже: мне это нравилось.        Мне, сука, нравились нежные касания незнакомого мне мужчины, и это как бы не совсем нормально, не совсем правильно… А впрочем, почему я должен идти на поводу общества, следовать установившимся стереотипам и идеалам?        Другой вопрос, чего я сам хочу, что считаю правильным и должным, что для меня жизненные ценности, и могут ли они говорить обо мне что-то плохое, будучи какими-то иными, нежели у остальных. А ответы на все эти вопросы я ещё и сам не знал; не знал до конца, чего хочу.        Точнее, из глобального не знал, ибо самое простое и обычное, как поспать, поесть, погулять, почитать и пообщаться, присуще каждому человеку, а осмыслить и принять более глубокие и сложные желания не всегда и ни сразу получается.        То есть, я знал, что хочу пиццу с помидорами и лечь на удобный диван, но на этом мои желания не заканчивались, и выполнение только самых простых не приносило мне уже прежнего счастья и удовлетворения.        Изнутри разрывало меня что-то горящее и, как наркотики, не отпускающее, но я не мог понять, что именно.        — Что Вы себе позволяете? Я вообще-то и пожаловаться на Вас могу, — всё-таки выкрикнул я, вырываясь из хватки и наощупь отползая назад.        — Как же ты меня достал, Господи. Ты сам ко мне пришёл, ты сам записался. Кстати, где твой талон вообще? — не выдержав, видимо, повысил голос мужчина, и я тут же сунул ему мятую бумажку, достав её из кармана.        — Вот, — горделиво протянул я, когда холодные пальцы, коснувшись моих, забрали талон.        После десяти секунд тишины послышался какой-то истеричный смешок, а потом и заливистый ржач, со стороны врача, и я, насторожившись и продолжая лежать в прежнем состоянии, повернул голову в сторону.        — К офтальмологу, значит, да? — давясь собственным смехом, вторил строчкам в талоне мужчина, — А ты в курсе, что окулист у нас в соседнем кабинете?        — Что? — до меня, как до осла, доходило всё очень долго, поэтому я вновь сильно затупил, — А это тогда что?        — А это кабинет гинекологии, и ты очень сильно не по адресу пришёл, — ебануться, хуи гнутся, это что же это такое получается, Господи.        — И Вы то есть не офтальмолог? — турнир дурацких вопросов объявляется официально открытым.        — Нет, и даже не кардиолог. Я, как ни странно, гинеколог, — действительно, очень и очень не странно.        — И Вы даже не Окунев?        — Нет, я Попов. Попов Арсений Сергеевич, очень приятно познакомиться.        Не совсем прям уж приятно, но руки у Вас, конечно, прикольные.        — А зачем Вы меня тогда осматривать решили? — задумчиво протянул я, натягивая свои джинсы обратно.        — Во-первых, мне положено осматривать всех, а во-вторых, я просто сильно упоролся, и мне было интересно, что вообще происходит, и чем это закончится, — весело отозвался мужчина, вновь звеня какими-то приборами.        Я истерично рассмеялся и тут же замолк, осознавая ту маленькую деталь, что я был бы даже и не против вслепую продолжить этот сумасшедший осмотр.        Да какую нахуй маленькую? Ту огромную деталь, которая сейчас не давала покоя ни мне, ни всем моим мыслям.        Я буквально сгорал в этот момент изнутри, и моя практически слепота убивала меня ещё сильнее, потому что я не видел чужих реакций, а это вдвойне страшно. Я не знал, какие эмоции испытывает в данный момент мой собеседник, что он делает или собирается сделать, как он, в конце концов, выглядит.        Хотя судя по голосу, который даже при своём повышении оставался таким же спокойным и плавным, я мог предположить, что внешность врача существенно отличалась от моей, то есть он был писанным красавцем.        Другое дело, нахуй я вообще сейчас об этом думаю и стою, как долбоёб?        — Ну и что бы Вы, интересно знать, делали, если бы я не дал Вам талон? — поинтересовался я, выходя вместе с врачом из кабинета осмотра в приёмную.        — Я планировал ничего не делать. Мало ли, может, ты на спор сюда пришёл или просто обкурился слегка, так что не переживай, ничего бы я с тобой не сделал, — а я то уж понадеялся, эх.        — Так Вы говорите, офтальмолог в соседнем? А справа отсюда или слева? — решив, что лучше уже уйти наконец отсюда, уточнил я.        — Выходишь и направо, самый крайний кабинет. А ты совсем, что ли, ничего не видишь? — спросил мужчина, когда я уже был готов выбежать в коридор.        — Видел бы, кабинеты не перепутал, а так, без очков, я вижу максимально сильно ничего, — огрызнулся я, нажимая пальцами на ручку двери.        — Подожди, раз уж ты ко мне пришёл, и сегодня мой последний рабочий день здесь, то держи свою справочку от меня, — хихикнул Арсений, а я так и замер возле двери.        — Зачем? — промямлил мой охрипший голос, но справку я всё-таки взял, засунув в задний карман джинсов и выйдя в коридор, так и не дождавшись ответа.        И только дома, при спокойной обстановке и в хороших очках, я смог прочесть в этой справке совсем не диагноз, а какой-то телефон и адрес.        Ну да, он же больше здесь работать не будет, а мне к кому-то надо ходить для периодических осмотров.        Я ведь чувствую всем своим сердцем и душой, что это мой человек; что это всё совсем не случайно, даже будучи таким неправильным и нелепым.        И кажется, пришло время вновь разбить очки и совсем не специально перепутать свою квартиру…