Пересекаясь

Имя Бетти Купер противно хрустит на его зубах и тает на языке кубиками рафинада. Ее голос впрыскивается в кровотоки, нарушая общую биохимию, – он ее, честно говоря, ненавидит. – Алекс? В ответ он просто молчит, разминая заржавевший каркас проволочных пальцев: те уже давно застыли, окутанные низкоградусной тяжестью наступивших сумерек. Алекс выдыхает, сжимая полиэтилен легких; серая дымка растворяется в сюрреализме ночи. Бетти садится рядом физически, Алекс витает поблизости мысленно. Он уже говорил, что на дух ее не переносит? – Все нормально? Купер смотрит на него томительно долго, невыносимо выжидающе и неосознанно нежно – его внутренности слипаются, карамелизируясь в эфире ее энергетики. В нос бросается запах дикой клубники, сознание швыряет его на самое дно детских воспоминаний. – Господи, Купер, не беси. Она такая идеальная – до тошноты. Хочется взять ее до хруста в предплечьях и швырнуть в реальность – сама ведь не выберется. Мир в ее глазах – пастельно-розовый, а люди – определенно бескорыстные; Алекс готов рассмеяться в лицо. Жизнь Купер ограничена табельными оценками не ниже первой буквы ее имени, а в голове витает сплошное облако надежд; от этого ему становится невыносимо трудно. Вся она нагло им поглощается – чертова сила тяготения и гребанные законы физики. Бетти скользит по штрихам его выжженной фигуры, растворяясь в синеве гематом на лице: кровь стекает по траектории вниз, скрываясь за воротом рубашки. В его глазах – печать пустоты и ужас бесконечности, в ее – блики звезд северного полушария. Вместе они – чуть ли не Вселенная. Гул уличного фонаря протыкает перепонки никелевой проволокой. Пепел сонного города оседает на плечах толстым слоем пыли, а качели в паре метров рассекают ночь медными цепями. Когда она дотрагивается до его лица, он чувствует жар ее пальцев сквозь бумажный платок. Внутри вскипает беспричинная злость, а плазма раздражения переливается через края ограничительного сосуда, захлестнув нейронную сеть. Оголенные провода нервов искрят, картинки сбиваются в пиксели: он впивается пальцами в деревянные перекладины. Тяжесть мыслей пригвождает к скамье; облупленная краска слезает с дерева второй кожей, забиваясь под ногтевую пластину. – У тебя кровь. – Отстань, Купер. Его движения прерывисты и хаотичны, весь он – сплошная ломаная. Острый и странно скроенный. Бетти инстинктивно напрягается, вжав плечи: весь мир вдруг сужается до двумерной точки, свернувшись плоскостями. – Я тебя не понимаю, Алекс, – нотный стан ее голоса как голая калька с шопеновских этюдов. В голове же его – электрогитарное соло на полной мощности. – Прекращай общаться с мудаками. Он стирает кровь внешней стороной рукава: Бетти следит за диаметром багрового пятна – выстирать будет проблематично. – На тебя это тоже распространяется? Она не поднимает глаз. Алекс смеется: надрывно, подавленно. Ему хочется держаться от нее подальше: когда рядом – чувствуешь большую никчемность. Когда рядом – кажешься калекой на убой. Окислившийся привкус крови перекрывается ментоловой волной жевательной резинки. – Ты все-таки признала. Она ведь такая правильная: живет себе в выдуманном мире кукольных домиков и фарфоровых людей, начиная свой день с зарядки и семейного завтрака – как в гребанных ситкомах по кабельному. Его это бесит. Бесит, что встречает она его улыбкой каждый чертов день без праздничных и выходных, зеркаля его образ с точностью до наоборот; бесит, что ошивается поблизости, сбивая предупредительные знаки; бесит, что всегда рядом. Синдром Бетти Купер. Но он ведь не вымирающий вид под угрозой исчезновения. Что касается Бетти, то она редко, когда его вообще понимала. Видела только, что строит он свою карту передвижений, всенепременно пересекаясь с ней траекториями. Что смотрит иногда в упор, выжидая чего-то, да растворяется в темных углах школьных коридоров, а на душе у нее между тем – химический осадок недосказанности с нулевой растворимостью. Он не действует и не говорит, просто давит морально, вынуждая копаться в двухзначных кодах многозначительно брошенных взглядов и звуковых волнах полувздохов. А порой ей и вовсе кажется, что тянет он ее вниз стальным якорем, овивая тело цепями эмоциональных сплавов. Этого он, кстати, боится больше всего. – Было глупо лезть в драку с Монтгомери. – Еще большей глупостью было идти на свидание с этим уродом. Дура ты, Бетти Купер. Он ненавидит ее с особой любовью. Да и любит с присущей ненавистью.