Я буду с тобой, только не забывай дышать

Весна. Такой радостный отрывок в жизни каждого человека. По крайней мере, он должен быть радостным. Романтика, распускающиеся цветы, чистое, но порой и серое небо, каждая веточка будь то дерева, то куста, буквально оживает на глазах. Ваня мечтал и грезил показать всю эту красоту Мирону, прочувствовать майское дыхание весны вместе с ним, вытащив покрытый пылью пениборд. Но биполярка стала слишком часто навещать и без этого вымотавшегося Федорова, высасывая из него все желания, в которые входит и желание жить, из-за чего Рудбой уже месяцами не появляется в своей однокомнатной квартирке. Теперь он тихо сидит уже на Мироновской кухне, докуривая уже вторую пачку сигарет за день. Уже как по накатанной, Евстигнеев тихо идёт в комнату напротив, пытаясь не скрипеть половицами. Рудбой касается влажными пальцами ручки двери, потихоньку приоткрывая её. На их большой белоснежной постели лежало, казалось, бездыханное тело. Ведь, казалось? Ваня проходит чуть дальше, вглубь комнаты, с жалостью отмечая, что поставленный им чай несколько часов назад, так и стоит не тронутый. Он лишь тихо и глубоко вздыхает, снова переводя взгляд на спящего Мирона. До жути хотелось увидеть его привычную морщинку на лбу, рот, растягивающийся в ухмылке, когда Иван садится рядом и гладит большим пальцем по щеке. Этого не происходит. — Мирон, спишь? — сам не понимает зачем, спрашивает Ваня, одной рукой поправляя одеяло, — Мир, прошло уже несколько дней, я волнуюсь за тебя, — он аккуратно берет его лицо в свои ладони, согревая их о горящие щеки. Глаза напротив разомкнулись, что явилось к Евстигнееву как лучик солнца в его сером небосводе. — Проснулся... — на секунду не поверив своим глазам, он улыбнулся впервые за несколько недель, — Как ты? — Я... — Федоров начал непонятно озираться по сторонам, что не на шутку напугало Ваню (Сегодня он явно не в силах, что бы гоняться за Мироном по лестничной клетке), — Я не знаю... Сколько я спал? — Около недели, — Рудбой грустно отвел взгляд в сторону в поисках таблеток, но никак не может зацепиться взглядом за привычную желтую коробочку, — Мир... Где литий? — Таблетки? — Янович крайне не одобрительно посмотрел на бэк-мс, — Не хочу я пить эту хуйню, разве они помогут моей разваливающейся жизни? Ваня знает, что нужно каждую пессимистичную тему срочно переводить на противоположную ей, поэтому он вымученно улыбается, целуя Фёдорова в макушку и пытается поднять последнего за руку, что ему удаётся. Не удивительно, наверняка в этом месяце Мирон скинул в весе достаточно много (на раз шесть точно). — Что ты делаешь? — слабые попытки вырваться из объятий Евстигнеева оказываются неудачными, сил практически нет. — Мир, я люблю тебя, запомни это, — они снова встречаются взглядами, — Я всегда буду рядом с тобой, что бы не произошло. Ты не должен отталкивать меня, пойми, — Ваня утыкается Яновичу в ключицу, пытаясь подавить в себе признаки истерики, — Блять... — Спасибо, Вань, — едва прошептал Мирон и делает тоже самое, уже оставляя мокрый след на футболке Ивана. — Вставай, я налил горячий чай, твой уже давно остыл.