Восемнадцать безумных идей

      Видеть его растрёпанные волосы на свой подушке без всякой укладки, без капли пенки для волос или лака, или геля, или чем бы там ни пользовался этот красавец — было лучшим ощущением для Тарьяй. Лучшим, сразу после их вчерашнего первого секса.       Видеть его в своей постели было лучше, чем получить в одно Рождество все подарки за прошедший десяток лет.       Было невероятно ощущать, как своя собственная кожа пропиталась его запахом тоже, смешиваясь в совершенно новый, чувственный аромат их любви. Они оба создавали этот ошеломляющий, приятный запах, и это было лучше, чем все вместе взятые запахи, которые Тарьяй любил до этого момента.       Видеть один-единственный, свой синеющий засос на его ключице было намного лучше того ощущения, когда называешь что-то своим, лучше, чем иметь монопольное право на исключительное обладание чем-либо.       Все ощущения Тарьяй усиливались троекратно из-за разгорающейся внутри него любви и он просто не мог перестать смотреть, отбивая точёным пульсом внутри вен — «Мой. Мой. Мой».       Он был вне себя от того, что Хенрик остался с ним до самого утра и всё ещё был здесь, в сугробах из его одеяла, разомлевший от полуночных ласк.       Тарьяй так же утешало то, что родители остались вчера у друзей и ему не придётся всё утро оправдывать закрытые двери в свою комнату и чужие ботинки в прихожей. Ему не придётся краснеть за свой, очевидно, удовлетворённый вид и румянец на щеках. Ему не нужно будет провожать Хенрика тайком за двери — у них ещё было время понежиться и прийти в себя от ранее неизведанных чувств пробуждения в одной постели.       Он мог приготовить Хенрику завтрак или пойти с ним в душ, или они могли сделать ещё сотню совершенно обыденных вещей, которые, может, и не делают парочки после первого секса. Но ему хотелось этого, Тарьяй ощущал, будто сейчас им подвластно время всего мира. Будто у них есть всё.       Хенрик ещё блаженно сопел, рассматривая все уголки своих сновидений. Тарьяй оставалось только дождаться, пока Трим хлопнет внизу входной дверью, уходя на тренировку, и тогда он приготовит лёгкий завтрак, чтобы восполнить их растраченные за ночь силы.       Пустой дом так же дарил несказанную лёгкость в выборе одежды: Тарьяй просто натянул мягкие спортивки на голое тело и спустился на кухню, шлёпая босыми ступнями по освежающим плиткам. Он прочёсывал внимательным взглядом каждую полку в холодильнике, чтобы набрать ингредиентов на что-нибудь сносное. Родители отдыхали с друзьями уже вторые сутки, а Трим, кажется, уже пару лет сидел на одних кукурузных шариках с молоком, поэтому покупкой продуктов себя никто не напрягал. Тарьяй вытащил открытую упаковку хамона, покрутил в руках баночки горчицы и гуакамоле, остановившись на втором, выбрал томат покрупнее и вывалил всё на стол. Багет, к счастью, нашёлся за дверцами первого же шкафа и был практически первой свежести. Он посчитал, что островатая мякоть авокадо будет приятно контрастировать с вяленым мясом и свежестью томатов. К разложенной по тарелкам закуске он налил два стакана сока и подумал, что свежий, горячий, домашний попкорн совсем не будет лишним. Звезду Мишлен* ему, конечно, не дадут, но он надеялся увидеть звёзды в глазах Хенрика, и это всё, что ему было нужно.       Тарьяй успел только засыпать зёрна кукурузы в миску и поставить её в микроволновку, когда Хенрик мягко обнял его со спины, заставляя вздрогнуть от неожиданности.       — Это я, маленький, — успокаивающе прошептал Хенрик, прижимая спину Тарьяй к своей груди.       — Привет, — отозвался тот, кладя свои ладони поверх рук Хенрика.       — Привет. — Холм поцеловал Тарьяй за ухом, заставляя его вспомнить, что последовало вчера за точно таким же невинным касанием. Тарьяй громко сглотнул, замечая, как всё его нутро заполняется тягучей огненной лавой. — Это что, завтрак? — Хенрик заглянул за его плечо.       — Да, я сделал это для нас.       — Ты такой невозможно милый.       — Я должен чем-то компенсировать твоё вчерашнее… неудобство, — запнулся Тарьяй, собираясь сказать вовсе не это слово, но он не успел выразиться по-другому, когда брови Хенрика взметнулись на его лбу.       — Неудобство? — Хенрик растянулся в ухмылке. — Помнится, вчера ты мне даже завидовал.       — Ты просто слишком вызывающе стонал! — оправдывался Тарьяй.       — Уже не считаешь, что это горячо — быть снизу? — Хенрик откровенно веселился с растерянности Тарьяй.       — Я считаю… Я считаю, что секс с тобой потрясающий в любом его проявлении. — Тарьяй развернулся в руках Хенрика, который по-прежнему прижимал его к себе обеими руками.       — И ты всё ещё хочешь попробовать?       — Что?       — Перейти на «тёмную сторону». — Хохотнул Холм, стянув с тарелки бутерброд. — У нас тут есть хамон. — Весело подмигнул он и, прищурив глаза, откусил большой кусок.       — Придурок, — шепнул Тарьяй и пнул его голую ступню своей. Но Хенрик не рассердился, а лишь, улыбаясь, отложил багет на стол и опустился на пол, прижимаясь лицом к коленке и рукой поглаживая бедро второй ноги. Он обожал эти стройные красивые ноги. Ноги с лицензией на убийство… Он мечтал быть обвитым этими самыми ногами, но меньше всего он хотел торопить Тарьяй, поэтому он поднял на него глаза, тут же становясь серьёзным:       — Милый, ты не должен делать этого, если не хочешь. Я люблю быть с любой стороны, потому что это ты. Это мой чудесный ты — во мне, на мне, со мной — это всё, что важно.       — Я хочу. — Тарьяй потянул Хенрика за предплечье, заставляя встать, после чего прижал его к столешнице, обвивая шею Хенрика цепкими руками. — Я хочу почувствовать тебя сполна.       — У нас есть всё время во Вселенной, чтобы попробовать всё это.       — Я только недавно думал об этом! — воскликнул Тарьяй. — О том, будто всё время в мире — оно наше.       — Так и есть, малыш, мы есть друг у друга и больше ничего не нужно. — Хенрик вжимал в себя любимое тело, цепляясь пальцами за выступающие лопатки и оглаживая крепкую спину. — Ты просто прекрасно выглядишь с утра. Тебе очень идут эти штанишки. — Хенрик подмигнул Тарьяй, запрыгнул на столешницу, притёршись задницей к её поверхности. Он притянул Тарьяй, заставляя встать между его ног. Их члены через мягкую ткань свободных брюк касались друг друга, пульсируя так, будто истосковались за ночь. Хенрик очень умело использовал свои длинные руки, заводя их за спину Тарьяй и, подсунув ладонь под резинку штанов, ухватил за упругие ягодицы, мягко сжимая их.       Тарьяй потянулся губами за поцелуем, когда случилось это. Дверь его дома свободно распахнулась за его спиной и в неё вошли Румен и Давид, один из которых увлечённо говорил по телефону, а другой причитал, что есть риск отрастить клитор, если и дальше так долго трепаться по телефону.       — Это сексизм, чувак! — запричитал Давид, отводя микро телефона от рта. — Ты не должен так…       И тут он врезался в спину вдруг вкопанного в пол Румена, и они потрясённо смотрят впереди себя на открывающийся вид сидящего на столе Хенрика, с руками в штанах их лучшего друга.       Румен, кажется, крякнул от неожиданности. Тарьяй отскочил от Хенрика со скоростью разгона новенькой Tesla.       Давид тем временем снова прижал телефон ко рту, медленно вычленяя с него звуки:       — Я тут такое… Ты блять не поверишь…       Сердце Тарьяй аж ебанулось в яйца. Он в один прыжок оказался возле парней, отобрал у Давида телефон с горящим именем «Якоб» на экране, и нажал на отбой. Потом протянул руку к карману Румена, как бы говоря «Давай сюда!» Румен вложил ему в ладонь свой телефон тоже. Хенрик спрыгнул со стола в тот момент, когда Тарьяй молнией просвистел мимо него к микроволновке, вытянул оттуда миску, вытряхнул с неё зёрна кукурузы прямо на столешницу рядом, безжалостно рассыпая часть их на пол, и, пошарив взглядом по столу сзади Холма, схватил его айфон тоже, сгружая всё мелкой горкой в миску и засовывая её обратно в печь.       Давид ахнул, а Румен с Хенриком протянули дуэтом мелодичное:       — Э-ээ-эй.       — Если кто-то из вас скажет сейчас хоть слово… — Тарьяй отчеканивал каждый звук, угрожающе держа руку на колёсике с мощностью. — То я просто врублю эту чёртову печку на 800W.       — Но… Бля, — попытался Давид. — Якоб же.       — Нет! Я должен сам рассказать!       — Хорошо, хорошо, Господи…       — Эта херня самая мерзкая в вас. — Тарьяй тыкнул пальцем в друзей. — Вваливаться в мой дом, когда захотите.       — Мы заходим к тебе так уже третий год! Самое необычное, на что я натыкался ранее в этой гостиной — Трим разрезал пластиковой пилой торт в виде тела человека и то он клялся, что это для школьного праздника. — Фыркнул Румен, переводя взгляд с Тарьяй, обнажённого по пояс, на Хенрика с растрёпанными волосами и засосом на бледной ключице. — А вот к такой херне меня не готовили… — заключил он.       — Хоть слово! — напомнил Тарьяй. — Я предупреждал.       — Малыш… — подал голос Хенрик.       Все трое осторожно повернули головы на этот звук.       — Малыш, — продолжил Хенрик, успокаивающе обхватывая его за локоть, — ты не можешь держать их в заложниках всю жизнь. И тебе придётся отдать нам наши телефоны. — Хенрик водил ладонью вверх вниз по руке Тарьяй, поглаживая и успокаивая. — Это всего лишь твои друзья. Они не станут делать чего-то, что обидит тебя. Так ведь, ребята? — Хенрик перевёл взгляд на парней, которые тут же активно закивали в поддержку его слов. Уж очень их айфоны не любили электромагнитное излучение микроволн.       Тарьяй заметно расслабился в руках Хенрика и вдруг смущённо улыбнулся.       Но Давид был бы не Давид, если бы не:       — Так у вас что, уже был секс? Был? Ахуеть. У вас есть тут что выпить? Тарьяй лишился девственности.       — Заткнись, — прошипел Сандвик, но выглядел при этом совсем безобидно. Даже румянец довольный на себя напустил.       Тут наконец голос подал Румен:       — Так ты всё-таки гей? И ты никогда ничего мне не говорил? Я тебя ненавижу!       — Знаешь, — сказал ему Давид, — есть такая теория, что если ты ненавидишь геев, то ты и сам немного гей.       Румен только закатил глаза.       — Если эта логика работает, то ты кто? Немного Николас Кейдж?       — А ты немного долгий секс!       — Вот мудак… Ты тогда немного волосы на мошонке.       — А сейчас вот я немного ты!       — А я немного ты!       — Парни, это уже слишком даже для вас, — вклинился Тарьяй, пытаясь изо всех сил сдержать смех.       Давид повернулся к нему.       — А сейчас вот я точно немного Хенрик, который в непристойной позе лапает задницу моего друга на моих глазах.       — У этого даже нет физической формы! — Фыркнул Румен. — Как ты можешь быть этим?       — Я просто тактично пытался намекнуть, что ненавижу то, что увидел.       — Ах, ты ненавидишь! — Встрепенулся Тарьяй и в одно резкое движение напрыгнул прямо на Хенрика, который успел подхватить его под задницу и прижать к своей талии. Тарьяй обвил его тело ногами, вжимаясь пахом ему в живот, отчего у Хенрика аж скулы свело, и под возмущённые трепыхания сзади они жарко поцеловались, отстраняясь от всего мира вокруг.       — Э-эй, — только и услышал Тарьяй голоса парней, потому что его глаза были блаженно прикрыты. — Эй, сволочи! Вы не можете делать вид, что нас тут нет! Вы не можете вытворять все эти очень горячие штуки и при этом выглядеть так по-блядски счастливо! Не можете! Слышите меня?       Но они могли.       И это было охуенно.