Папочка

      – Дорогая. Я испугал тебя? Я извиняюсь, не хотел. Мы встречались раньше? Я где-то уже видел тебя. Может быть... До того, как я проснулся.       Человек, возникший передо мной, показался довольно знакомым, но инстинкты говорили мне, что отсюда надо бежать и как можно скорее.       Убежать мне так и не удалось. Я оказался заперт в ящике, вынужденный любоваться тем, как этот "жених" расправляется со своей жертвой. А ведь мне говорили держаться от этого места подальше.       Вспомнил. Эдди Глускин – пациент, который набросился на стекло, когда я занимался настройкой оборудования. Надеюсь, он не вспомнит меня, иначе я точно не выберусь из этого проклятого места живым.       – У тебя удивительная структура костей. Такая мягкая кожа. Прекрасные голубые глаза... Я вспомнил тебя. Вспомнил, папочка. Как же я мог тебя забыть? Эти глаза. В эти чертовы глаза, ты заставлял меня смотреть каждый раз, когда имел меня! Какой к черту папочка? Почему я раздет и связан? Какого хрена у меня между ног находится циркулярка? Лучше бы этот психопат вспомнил, что я бывший сотрудник этой больницы, и сразу бы прикончил.       – Нет, пожалуйста, отпусти меня. Я не твой отец. Меня зовут Вейлон Парк. Я работал здесь программистом. Ты... ты видел меня, настраивающим оборудование в лаборатории. Тебя зовут Эдди, Эдди Глускин. Вряд ли мои слова смогут вразумить этого ненормального, но попробовать стоило. Глускин не отводил от меня взгляд, а в его глазах практически ничего не отражалось, кроме ненависти, отвращения и извращенного интереса. К моему удивлению, "жених" развернул конструкцию, к которой я был прикреплен, и освободил мои ноги. Первым же желанием стало свести ноги, чтобы хоть как-то скрыть свою наготу. Но Глускин уже успел забраться на стол, оказавшись между моих ног. А его лицо оказалось очень близко к моему.       – О, как приятно, что ты меня вспомнил, папочка, – последнее слово он буквально выплюнул мне в лицо. – Но не надо мне лгать. Я знаю, что это ты. В следующую секунду я заметил заточку. Повертев в руках, он приставил её к моей шее.       – Можно поменять внешность, имя, голос, но невозможно поменять глаза. Глаза - зеркало души, а твою прогнившую насквозь душу ничто не способно скрыть, только не от меня. Я пытался сопротивляться, но все мои попытки были тщетны. А хищный оскал Глускина разбивал мои мечты хотя бы о быстрой кончине. И единственное мое спасение – это молить о пощаде.       – Эдди, пожалуйста...       – Ну и кто теперь выглядит как девчонка? Теперь настала твоя очередь. Я буду трахать тебя каждый день, – он усмехнулся, – да не только я. Думаю, найдется еще пара пациентов, которая с радостью тебя поимеет. И не один раз.       – Нет, пожалуйста, не надо. Я не сделал ничего плохого. Произнеся эти слова, я тут же пожалел. Безумец нахмурился, его глаза расширились, а губы искривились в неком подобии усмешки. Глускин был в ярости. А заточка, раньше находившаяся в его руках, оказалась воткнутой в стол в паре сантиметров от моей головы. Он влепил мне сильную пощечину, что мои щёки начали пылать, а после начал душить.       – Ничего плохого? Ничего плохого! Вы с дядей постоянно издевались надо мной. А когда мама уходила на воскресную службу, вы имели меня, – могу поклясться, что в этот момент его глаза налились кровью. – Я умолял вас прекратить и остановиться, но вы... вы не слушали. Нет. Вы смеялись над моими попытками сопротивляться и продолжали это делать снова и снова. И это значит ничего плохого. Кажется, я начал терять сознание, когда этот кретин убрал руки с моей шеи. Мне стало холодно, я не чувствовал своих рук. Пытаясь прийти в себя, я начал дергаться и пытаться вдохнуть как можно больше воздуха. Глускин же, наконец-то, слез с меня. Встав на пол, он осмотрел меня недовольным взглядом и ушел из моего поля зрения. Но долго расслабляться мне не пришлось, я услышал, как он роется где-то и что-то бубнит себе под нос. Придя в себя окончательно, я увидел его между моих ног и почувствовал, что что-то настойчиво пытается проникнуть в мой зад. Увидев его взгляд, я понял, что у меня нет другого выхода, кроме как позволить ему делать со мной все, что он хочет.       – Давай расслабься, папочка,- Глускин посмотрел на меня. По его лицу можно было сказать, что он получает удовольствие от того, что в моих глазах читается одновременно ужас, неприязнь и смирение. Но сколько бы Глускин не старался протолкнуть в меня этот предмет, у него ничего не получалось. И это начало выводить его из себя       – Я очень рад, что твоя девственность достанется мне, но я сказал тебе расслабиться, – прокричал он.       – Я не могу, – честно признался я. – Пожалуйста, не надо. Прекрати.       – Раз ты не хочешь по-хорошему, папочка, то придется делать по-плохому, – угрожающе сказал он. Мне стало страшно. Хотя, что может быть хуже той ситуации, в которой я оказался? Так я думал, пока этот тронутый не воткнул мне в зад гребанную заточку, которая до этого покоилась в столе в паре сантиметров от меня. По началу я практически ничего не почувствовал, но когда Глускин начал вытаскивать ее, меня пронзила острая боль. Я начал биться в конвульсиях. Из глаз потекли слезы, а моя кровь начала капать на пол. Глускин перехватил мои ноги и раздвинул их в стороны. Приставив свой член к моему заду, он начал медленно входить в меня. Весь мой мир сосредоточился на одном: большой, пульсирующий, горячий член, все глубже погружавшийся в мое тело. Меня пронизала боль. Я кричал, плакал, пытался освободить руки и оттолкнуть Глускина. Но мои попытки избежать боли все сильней возбуждали маньяка. Его движения становились все более грубыми и быстрыми, что дарило еще больше боли. Он взял в руки заточку и сделал несколько надрезов в районе паха, ожидая, наверное, что они принесут мне еще больше боли. Но у меня не оставалось больше сил ни кричать, ни биться, осталась только боль, и появилось сильное желание пить. Похоже, что я потерял слишком много крови. Возможно это и к лучшему, хоть моя смерть и не будет красивой, но, по крайней мере, я покину этот ад. Очнулся я, когда Глускин вылил на меня ведро с непонятной вязкой жидкостью.       – Выпей, папочка. Тебе надо восполнить запас жидкости в организме. Мы не хотим, чтоб ты так быстро скончался, - Глускин приблизился ко мне и нежно погладил по щеке. В его глазах отражалось наслаждение и жалость. - Не волнуйся, у меня есть опыт в обработке подобных ран, так что ты не пропадешь и сможешь обслужить не только меня. А пока отдыхай. Он убрал ладонь с моего лица и пошел в сторону двери размеренным шагом. В проеме он обернулся и бросил мне:       – Как ты говорил: «привыкай и получай удовольствие», папочка, - это было последнее, что я услышал перед тем, как боль полностью поглотила меня.