Это из-за тебя, Юр

Одиночество. Такой нескромный и весьма простой, но не в понимании, подарок мне преподнесла щедрая Судьба. Та ещё сука, надо сказать. Сначала, находясь в относительно небольшом возрасте, я не хотел верить в то, что мне предначертано. Я надеялся до последнего, что что-нибудь изменится в моём, уже, по сути, определённом жизненном пути. Сломанном жизненном пути. Пути, который нельзя было изменить, починить, собрать только потому, что это противоречит законам этой суровой вселенной, порой несправедливой к стольким. Как говорится, надейся дальше. А фразы вроде: "Не расстраивайся", и "Такое бывает, нужно просто подождать, и тогда..." А что тогда? Что? Они всё только усугубляли. Давали ложные надежды. Крепкие и "блестящие" снаружи. ...Но пустые внутри. Раньше, как это ни стыдно признавать сейчас при моей репутации, я нервничал даже в небольшой компании других ребят, будь то школьная или университетская компания. Отмалчивался, сдавленно смеясь над тупыми и непристойными приколами. Боялся втайне, притворяясь частью серой бессознательной массы. Боялся, что не так поймут. Что отшвырнут куда подальше. Как известно, дети — жестокие существа. Дети — паразиты, обременяющие твоё существование. Дети — если и цветы жизни, то только акониты*. Пусть даже иногда и частично. Своеобразная татуировка в виде круга угольного цвета как-то болезненно сильно, неестественно, по-моему, выделялась на моём, как говорили многие, чересчур бледном запястье. Она как бы каждый раз напоминала о призвании. Хотя... Серьёзно, блять? Призвание? Скорее, бремя. В этом мире существовало негласное, всем (большинству) с детства известное правило: родился с меткой и без круга — молодец, отрывай задницу от дивана, иди теперь, ищи свою пару; родился без ничего, а потом появилась метка — тоже хорошо, шуруй; родился без ничего, и потом появился пустой чёрный круг — сочувствую, тебя ждёт одиночество. Для тебя не уготовано истинной пары. Умрёшь один. Иногда в этом круге появлялся тот знак, чей обладатель должен был стать твоим соулмейтом. Был. Но у него уже была своя пассия в этом мире. Как будто ты где-то на небесах проиграл судьбоносный спор, ставкой в котором был спутник жизни. Комично, ничего не скажешь. Особенно учитывая то, что я атеист. Но только вот легче то от этого не станет. Сначала я не мог принять себя таким, каким был. Слишком отличающимся от других. Особенным в какой-то степени. Херово особенным, откровенно говоря. Другим. Но со временем я понял, что одиночество — это не так плохо, если тебя окружают одни лицемерные мрази. Если ты сам, по сути, не сильно от них отличаешься. Разве что осознанием всего этого... пиздеца, по-другому не скажешь. Удивляюсь порой наивности некоторых персон. Неужели нужно столько времени, чтобы осознать такие вещи? Со временем я перестал бояться и отрекаться от себя, осознав бесполезность своих действий. Со временем я смирился и принял себя, став тем, кем сейчас являюсь — Комиком, Критиком и Новатором всея YouTub'а. ККН. Хотя в моём случае эту аббревиатуру можно расшифровать и по-другому, да? Но вот что... Можно ли смириться с тем, что считаешь в корне для себя неправильным? Можно ли принять себя, если постоянно находишься в разладе с самим собой уже столько лет? Можно ли перестать бояться своей, довольно редкой в нашем свете, судьбы? Обмануть себя не получится, как ни старайся. Но ты, Дима, значит, какой-то не такой. Смириться оказалось проще, чем бороться. Хотя, с чем бороться? С самим собой, что ли? Мне и раньше конфликтов хватало, не говоря уже о нынешних событиях в сфере видеоблогинга. А вы думаете, почему Ларин такой, каким себя показывает? Всё идёт отсюда. Вы думаете, почему у него такие взгляды на окружающую действительность? Всё идёт отсюда. Вы думаете, почему он носит рубашки с длинным рукавом обычно? Всё идёт отсюда. Просто я реалист. И всегда им был. Даже несмотря на то, что у меня был выбор. Зачем обманывать себя напрасными мечтами? Чтобы вызвать жалость окружения? Чтобы сделать себе больнее? Сейчас себя тоже не обманывайте. Это не совсем откровение. Это монолог, обращённый в пустоту. И именно в пустоту, потому что нет никого, кому мы можем доверять. Кому я могу доверять. Мы все называем себя людьми. Зачастую только из-за того, что являемся представителями одного вида. Но не все, кто так говорит, на самом деле являются ими в должном смысле. Мрази. Это им больше подходит. Да кому я вообще это объясняю? Очередному деградирующему существу, которое просто потом косо на меня посмотрит, проигнорирует все разумные доводы и будет недоумевать, почему я так сказал? Пустая трата времени и сил. Понять никто не в состоянии и не при желании. Зато летать в облаках, а потом попадать на "непреодолимую" преграду, хорошо так из-за неожиданности и беспечности впечатываться в неё и падать в пропасть реальности и проблем, по дороге теряя белоснежные перья и остатки здравого смысла, которые уже нельзя будет собрать и склеить, как разломанную деталь, — можем и с удовольствием делаем. Мазохисты чёртовы. Как и я, в общем. Но только я не совсем мечтатель. Знаете, пытаться убежать от самого же себя то же самое, что, будучи птицей, пытаться лететь под водой. Именно лететь. Кто-то сейчас пошутил про утку. Очень умно. Стоя на краю моста и глядя то в тёмную искрящуюся воду, бросающую изредка блики на лицо, то на небо с яркими звёздами, сияющими холодным светом, я часто задумывался над своей жизнью. Многие с кругом вместо метки не выдерживали и срывались, — кто с моста, кто с крыши, кто ещё откуда, — или сходили с ума от "свободы от поиска пары". И только молись, будучи слабохарактерным, не получить в подарок незамысловатый круг. Исход и так понятен, считаю. Я думал о таком с презрением. Если они не выдерживали, то не умели ценить то, что у них было. И это глупо. Чертовски глупо. В каждом самом плохом поступке я видел крупицу доброты, в каждом самом большом счастье находил каплю горечи. И это было нормальным. Жизнь очень многогранна, и тупо не замечать или не обращать внимание на некоторые её грани — верх наивности и небрежности. По отношению к себе в первую очередь. Мне нравилось так стоять, несмотря на то, что порой от слишком долгого контакта с ледяными перилами кисти приходилось потом долго и упорно отогревать в крутом кипятке; несмотря на то, что временами мимо меня проходила шумная стайка молодёжи, особо смелые представители которой нагло выдыхали сигаретный дым в мою сторону и как бы ненароком цеплялись плечом за меня, нарушая тем самым очарование ночи; несмотря на то, что дома ждали важные дела, не сделать которые было нельзя. Мне нравилось так стоять — не следить за потерянным временем, что обычно делал в ежедневной суете, в одиночестве думать над какими-то событиями, случившимся за день и требующими определённых размышлений, смотреть на мерцание на небе, на тихие покачивания волн, думать, как это хорошо, когда тебе не нужно постоянно с кем-то носиться. Я привык к той свободе, которую подарила Судьба и которой мне хотелось. Независимость, — как от наркотиков, так и от людей, — это же так прекрасно! Мне это всё нравилось. По крайней мере, мне самому так казалось. ...Это была ещё одна ночь, обещавшая ничем не отличаться от предыдущих. Не помню точно, какой был месяц, но, кажется, была осень. В Петербурге и так далеко не идеальная погода, а с уходом лета становилось только хуже. Вы можете вспомнить выражение: «Счастливые часов не наблюдают», узнав о том, что я давно уже послал свой сбитый режим к чертям собачьим. Не буду на сей раз с вами спорить, вопреки принципам. Теперь я уже и сам не знаю, счастлив я или не очень. Была глубокая ночь. Я, как обычно, находился в это время на архитектурном сооружении под названием «мост». Да, на этой, по моим словам, стереотипной части Питера. Но именно здесь я чувствовал себя умиротворённо, более спокойно, уютно в какой-то степени. Я стоял спиной к чуть потрескавшейся дороге и фонарям, мягким тёплым светом рассеивающим в этом месте неприветливый мрак. Стоял, сложив руки, как в младших классах, и опираясь ими на холодную поверхность верхней части перил. А ещё немного мокрую, потому что недавно моросил лёгкий дождь. Впрочем, ничего нового. Стоял, из-за сложенных рук чуть наклонившись, расправив плечи, держа при этом голову прямо, а глаза закрытыми. За... вчера уже я много что успел, и сейчас хотелось просто отдохнуть. Забыться на время. Подул ветер, проникающий под непонятно почему расстёгнутое пальто и заставивший вздрогнуть и поёжиться. Он же сдул со лба отросшую прядь слегка влажных волос, которая незаметно для меня оказалась там. Он же и продолжил трепать остальные локоны, захватывая ещё и полы верхней одежды. Почему-то сейчас подумалось, что со стороны это выглядит эффектно, и получился бы неплохой снимок. Да, я умею портить момент. Невольно вспомнился один из пройденных мною этапов жизни. Это была депрессия. Как раз из-за того пресловутого круга. Будучи молодым и эмоциональным, я не сразу смог осознать важность, ценность одиночества. Вероятно, вы помните мои первые видео. Резкость в выражениях, нервозность в движениях, скрытая растерянность в глазах. Почему так? Тогда я нашёл выход из состояния апатии - наткнулся на YouTube. Конечно, не сразу стал снимать ролики, тем более качественные, и заливать их, но потом это и стал делать в надежде на то, что хоть это занятие сможет меня отвлечь от проблем с несуществующими отношениями. Со временем это получилось. Я перестал загоняться по пустякам, устремив ещё молодые силы на новое дело. Именно тогда я и придумал себе образ «грозного и непреклонного критика-интеллектуала». Почему? Слишком много вопросов. Но здесь, опять же, всё просто. В мире не было человека, который мог оказаться моим соулмейтом. Черный круг это только подтверждал. А я тот тип людей, черпающий энергию в чувствах. Лично я без этого не могу. Раньше меня это тоже бесило, но потом я привык. Раньше меня много что бесило, да. А поскольку любовь я по понятным причинам ощутить не мог, то решил поддерживать своё состояние, используя антоним этого слова — ненависть, чтобы хоть что-то чувствовать. Ну, и остальные отрицательные и положительные эмоции, не связанные с романтикой. Проще говоря, я просто вычеркнул из списка своих чувств «любовь». Зачем влюбляться в кого-то, кто не "твой" человек в принципе? Конечно, бывают исключения, но всё же... Из своих мыслей меня выдернул звук шагов. Приближающихся шагов. Поначалу я не обратил внимание на это, списав на какого-нибудь бомжа или пьяницу, решивших размять ноги и прогуляться по району. Но всё же проигнорировать не получилось, ибо звук исчез только тогда, когда я почувствовал, что кто-то стоит рядом. Было лень открывать глаза, поэтому я просто стоял, не двигаясь, стараясь прислушаться к колебаниям воздуха и тепла. Как летучая мышь, блин. Смешно, наверное, звучит. Стоящий рядом только через несколько секунд поинтересовался, заставив вздрогнуть от своего шепелявого голоса и неожиданности: — Здарова, Уткин. Что делаешь посреди ночи на улице? Менеджер выгнала? — в интонации почти не слышалось издёвки, только какой-то лёгкий сарказм. Ну Хованский же по-другому не может. Хотя... Было здесь что-то странное. Голос не был пьяным, как это было обычно, из-за чего так сильно и удивлял. По причине долгого молчания я ответил немного сипло: — И тебе привет. Я просто гуляю. А вот интересует меня совсем другое - зачем тебе-то это знать? И кто-то действительно в столь поздний час выгуливает псов? — Тогда, бля, что ты здесь стоишь? Утки тоже уже давно спят у себя в озере, почти все, кроме одной, что ждёт своего сыночка. Без стёба же нам никак, да? Так, ладно, — он вдруг резко себя прервал. Меня это только сильнее насторожило, ведь я всё ещё не открыл глаза. Спустя минуту, видимо, собравшись с обрывками мыслей, Юрий продолжил: — Я не затем пришёл, чтобы с тобой ругаться. Я... Спросить хотел. Чисто ради интереса. На этих словах мне захотелось узнать, что же его так занимает, что он с этим вопросом пришёл ко мне лично. К своему «самому главному врагу»? К своему «Мориарти»? К своей... «любимой чушке». Даже в мыслях это как-то странно произносить. Как кличка для второй половинки. Фу, бля. Хватит. Как такое вообще могло прийти в голову рядом с человеком-полторашкой? Я открыл глаза, с непривычки сощурившись от света фонаря, и повернул голову в сторону собеседника, закрываясь от оного света и с немым вопросом глядя на Хованского. Когда наши взгляды встретились, я заметил, что в глазах Юры(непривычно по имени называть) вспыхнуло то, что в художественных произведениях называют искрами. Может, мне показалось? Уж не знаю, в такое обычно не верится. Меня слегка удивило и смутило то, что он стоял всего в каких-нибудь тридцати сантиметрах от меня. Довольно... непривычно. Но тогда я не особо обратил на это внимание — день выдался не из легких, поэтому я был подуставшим, а такое небольшое расстояние меня, как ни странно, встряхнуло и заставило с внимательностью ждать объяснений со стороны Хованского. Трезвый Хован - зрелище воистину невиданное! Вернее, виданное, но далеко немногими. Тот чуть замялся, но потом чётко произнёс, опустив руки на железку: — Возможно это будет слишком странно... Или лично для тебя, но... Что это за тёмный круг на твоём правом запястье? При этом его глаза немного сощурились, мельком взглянув на правый рукав моего пальто. Такой вопрос я, скажу честно, ожидал в последнюю очередь. Точнее, вообще не ожидал. Брови невольно подскочили вверх, веки приоткрылись шире, а по спине прошли непонятной природы мурашки. Да что за реакция такая? Отвернув и опустив голову, я стал рассматривать водную гладь, чувствуя кожей чужой пристальный взгляд. Ты же не знаешь. В голове из-за усталости ничего не было, кроме пары вопросов, так и напрашивающихся на язык. Их я и решил озвучить. — Во-первых, откуда ты про него узнал? А во-вторых... Захера? — на последнем слове я не сдержался, из-за чего в голосе проскочила нервная нотка. Мной руководил искренний интерес. Как и Юрием, впрочем. Но у меня ещё была накопившаяся за день усталость. Сбоку послышался вздох. — Видео твои смотрю, пидор ты картавый. Оттуда. Я уже сказал, мне просто интересно. Знаю, мы с тобой даже не приятели, но... Небольшая пауза. Какой-то шорох. Видимо, он тоже облокотился о ледяную перегородку и продолжает смотреть в мою сторону, пожирая взглядом. И я сейчас не преувеличиваю. — Ты же понимаешь, что я не отстану. — Хованский, я не... — я резко прервал сам себя. А ведь правда, он не отстанет. Не отстанет до тех пор, пока не узнает правду. Вот только непонятно, зачем она ему. Больно легко стало жить? Вразумительного ответа я так и не услышал, как и весомых аргументов. У самого же было не то состояние, чтобы их приводить. Я решил рассказать. В конце концов, мой образ от этого не рухнет. Он рухнет не из-за этого. Да и те, кому надо, знают, «что это за круг». Хованский терпеливо ждал. Опять же, слишком странно для него. А для меня странно то, что я даже не знал, с чего мне начать. Нужные слова как специально вылетели из моего запаса, мешая и словно протестуя против этого разговора. Послушай себя, не пожалеешь. Иронично. Голова Ларина против самого Ларина. Ларин против Ларина. Стоп, что за чушь? Совсем, видно, переутомился... — Знаешь, что меня удивляет? — беззлобно, медленно и чётко проговаривая каждый звук(шутка про восемнадцатую букву), начал я, не смотря в сторону рядом стоящего. — То, что человек твоего возраста не знает элементарных вещей и законов мира, в котором живёт. Но не мне судить об уровне твоей осведомлённости. Романтические отношения в нашем мире предопределены. Родственные души на своём запястье от рождения или со временем замечают своеобразные метки. Судьбой им предначертано быть вместе. Но есть люди, у которых вместо метки появляется чёрный круг. Для таких людей в мире не существует их истинной пассии. Такие люди обречены на одиночество. Как ты успел заметить, мой наблюдательный враг, у меня как раз таки такой знак на руке. У меня нет соулмейта. Я говорил об этом так спокойно и безразлично, что сам себя поразил. Тем более, что кому я так рассказывал о себе? Юрию, мать его, Хованскому. Кстати о нём, слушал он внимательно и, я это чувствовал, постоянно смотрел на меня. Нет, чтобы взгляд отвести хотя бы... На моём к нему обращении тот хмыкнул и вроде улыбнулся. По крайней мере, мне так показалось. Я всё же решил посмотреть на Юру. Повернув голову, я увидел, что тот стоял как-то уж слишком близко, может даже ещё ближе, тоже склонившись и рассматривая что-то под ногами. Который раз уже думаю об этом, но... Это так странно, непривычно — вот так стоять рядом с Хованским, не пытаясь оскорбить или задеть друг друга, разговаривать о соулмейтах... Молчание продлилось минут пять. Я не знал, что ещё добавить, тем более, что не было в этом особого смысла. Но выдержать такую угнетающую для себя тишину я был не в силах. Почему-то неловко было в такой момент. Не знаю, почему. Хотя нет. Знаю. Я снова посмотрел на небо, уже плавно начинающее светлеть. Застоялся я что-то... — Надеюсь, я удовлетворил твоё любопытство? Тот с нескрываемым весельем посмотрел на меня. — Более чем, — снова пауза. Да сколько можно? — Почему у тебя нет соулмейта? Ты же у нас такой... такой, — неожиданно для меня, словно в задумчивости произнёс Юрий и посмотрел куда-то вперёд. В этот раз мне не удалось скрыть недоумения. Я с удивлением уставился на него, как и он незадолго до этого. Тот стоял неподвижно. Глаза слегка прикрыты, что-то пристально рассматривают вдали, далеко не тонкие губы плотно сомкнуты, выражение лица можно описать одним словом - спокойствие. Как можно оставаться спокойным в таком положении? Снова я ощутил, как порывы ветра начали развевать полы чёрного, казавшегося сейчас темнее воронова крыла пальто. Но теперь движущийся воздух трепал из стороны в сторону не только мои тёмные отросшие пряди, но и рыжеватые пушистые кудри. Это зрелище невольно меня отвлекло от реальности. Нормально ли это — стоять и пялиться на развевающиеся волосы человека напротив, а тем более, твоего врага? Лично я — без понятия. И что меня на откровения потянуло? Почему-то мне казалось, что в заданном пару минут назад вопросе скрывался неведомый мне подтекст. Но, снова прокрутив в голове этот набор слов, я всё же успокоился. Что ж, раз у нас сегодня ночь откровений... Как же это всё странно всё-таки. Грёбаная тавтология! Я стал смотреть в ту же сторону, куда и Хованский. Обычная полоса горизонта, ничем не примечательная, как и всегда. И что он в ней нашёл? — Не знаю. Судьба, — я сделал непроизвольную паузу. А потом во мне проснулся комик, и я добавил: — Хотя, знаешь... Возможно, это и к лучшему. Только представь себе второго такого же мудака. После этих слов Юра с улыбкой, с искренней, сука, улыбкой, посмотрел на меня. Я на него с ухмылкой. И нет, не было никакой искры, бури, безумия. Мы просто смотрели друг на друга. Просто не знали, что ещё говорить. Просто поняли, что зашли в глухой тупик в нашем разговоре. Как оказалось, нет. И тут мне в голову пришла одна мысль. — Теперь моя очередь задать вопрос. Я тоже смотрю твои видео, как бы это не позорно для меня, и, насколько я понял, у тебя есть соулмейт? Да. Это то, что меня интересовало на данный момент. Да и просто хотелось разрядить обстановку. В глазах Хованского проскочила какая-то неясная мне эмоция. Я никак не мог понять, что сейчас он чувствует. И это раздражало. Юрий посерьёзнел и, не прерывая зрительного контакта, молча закатал рукав куртки, прихватив и свитер. Повернув запястье ко мне, он ухмыльнулся. Я мельком взглянул на рисунок, который успел уже давно рассмотреть в мельчайших деталях — узор в виде чёрных крупных точек, хаотично наставленных, но в одном месте образующих треугольник. — Да. Есть, — ровным голосом проговорил Юра, пристально смотря в глаза. Мне, если честно, от этого сверлящего взгляда было не по себе. То, что он в открытую показал свою метку, было очень необычно. Обычно это считалось чем-то личным и кому попало не показывалось. Но вы, Юрий, меня удивили. Неловкость. Чёрт возьми... Сколько раз я уже его вспомнил?... Да что за хуйня со мной творится?! Что за резкие перепады? А может... Что ты творишь, сука? Да, ты же не знаешь... Стоя вот так перед тобой, мне захотелось шагнуть к тебе, оказавшись непозволительно близко, взять твою тёплую руку в свою ледяную уже ладонь, заметив, что ты невольно дёрнулся от разницы температур, дотронуться до твоей метки, мягко провести большим пальцем в этом месте, погладить горячую, покрывшуюся мурашками кожу, коснуться губами... Что ты делаешь со мной, Юра? Почему именно ты? Кажется, стала проявляться природная тяга... Как же я надеялся на то, что меня это не коснётся. Но таких исключений, видимо, не бывает. Похоже, я понял тех, кто сигает с крыши из-за несуществующей любви. Через минуту Хованский одёрнул рукав на место, но оно и не беспричинно, на улице-то давно не тепло. Начали гаснуть фонари, погружая широкие улицы и подворотни в ещё больший мрак. Теперь моё внутреннее состояние по цвету сравнялось с внешним миром. Чудесно. Лучше, блять, быть не может. — Я дал исчерпывающий ответ? Я молча кивнул. А что ещё мог сделать при своей неуравновешенности? И как по-другому объяснить или описать мои ассоциации и желания? Ненормально. Вот только в том то и дело, что это нормально. Я снова повернулся боком к нему и скрестил руки на перилах. Диалог исчерпал себя. Но, видимо, у Юрия было другое мнение на этот счёт. Успев заметить выжидательное выражение в его серо-голубых глазах, я немного севшим голосом загасил этот яркопылающий огонь своим холодным тоном. Нельзя, Юра. Нельзя. Хотя бы сейчас не делай хуже. — Думаю, свою показывать не имеет смысла. — Я и не заставляю. Тогда что это был за взгляд? Противоречишь сам себе. Как я. Дальше я помню только всепоглощающую тишину, тихое дыхание сбоку, слабое мерцание и посветлевшее небо, ставшее цвета перехода из чёрного к синему. — Мне пора. Хотелось бы успеть попасть домой до рассвета. Я вновь молча кивнул в знак прощания. Ты повернулся и пошел прочь. Как мне показалось, не совсем уверенным шагом. Может, потому что не смог меня убедить показать свою метку. Зачем? Я бы это сделал... Но... Обижаться на такое - как-то... по-детски. Ах, да. Ты же не знаешь, Юра. Никто, кроме меня, не знает. Почему, отчего... Отчего я уже вчерашним вечером оторопело смотрел на свою, казалось бы, привычную отметку. Отчего так поздно пошёл на излюбленное место, чтобы хоть как-то проветриться и отвлечься. Отчего теперь из рубашек вообще, похоже, не вылезу. Это всё из-за тебя, Юр. Из-за тебя я теперь буду реже контактировать с кем-либо. Из-за тебя моя действительность отныне стала совсем другой. Из-за тебя теперь я не смогу так же холодно и равнодушно смотреть в твои глаза. Это всё из-за тебя, Юр. Теперь я знаю то, чего не хотел бы. Но надеюсь, что ты этого никогда не узнаешь. Что никогда не услышишь мой шёпот. Что никогда не увидишь тех искр в радужке, с которыми я смотрю тебе в спину. Что навсегда забудешь ту встречу на мосту. И, желательно, меня вместе с ней. Потому что так проще. Хотя на самом деле Ни-ху-я. «Почему у тебя нет соулмейта?...» — ... Потому что у тебя он уже есть.