Лениво танцующие в луче полуденного солнца пылинки, тихое потрескивание старого патефона и неспешно льющийся голос Энди Уильямса. Когда летние дни перетекают в розовые летние вечера, наступает волшебный момент, совсем короткий, но такой ценный, когда все мысли будто оживают и текут медленно, но неумолимо; когда никто не может лгать, пусть и самому себе; когда открываются души.
Фрэнк сидел на чердаке, переделанном под комнату. Прислонившись головой к стенке и забываясь в убаюкивающе спокойной обстановке, он с медлительной тоской погружался в воспоминания . — И как мы до такого докатились? — со вздохом спросил он у висящего на стене плаката Iggi Pop. На ум сразу приходила еще живая в памяти картина пятилетней давности, когда они с Элиасом только узнали об этом певце из старого потрепанного выпуска Classic Rock, в котором его удостоили звания "Живая легенда". Ну какие уважающие себя одиннадцатилетние мальчишки смогли бы пройти мимо такого заявляющего о себе титула и, как истинные критики, не решили бы проверить, достоин ли он его? Уголки губ юноши приподнялись в ностальгической улыбке. Он бы отдал все на свете, чтобы еще раз вот так запросто носиться по комнате, выкрикивать невпопад строчки Private Hell и изображать из себя гитаристов мирового масштаба. Как же, все-таки, раньше было просто... Они могли часами играть в пиратов, говорить о свободе, зачитываться битниками и делить одну фантазию на двоих. Помнится, в начальной школе их даже называли "неразлучниками". И кто сейчас вспомнит, то ли потому, что они всегда были вместе, то ли из-за того, что в очередной попытке стать похожими на кого-то из своих кумиров ошиблись с краской и пришли в школу с зелеными волосами, напоминающими по цвету макушки попугаев. Родители Эла, придерживаясь кодекса ярых гомофобов, запретили мальчикам общаться, но, сказать по правде, их это мало волновало. После у них появились девушки и ситуацию совсем замяли. Фрэнк усмехнулся. Он определенно стал слишком меланхоничен. Да еще и опаздывает, разве не прекрасно? За последние месяцы дела у родителей Элиаса резко пошли в гору, и по этому поводу они воздвигли огромную пристройку... нет, скорее наоборот, их прошлый дом теперь казался пристройкой к новому роскошному коттеджу. Сменивший отношение к жизни, до сего момента не открывающийся посторонним людям, Эл резко стал чересчур общительным, а круг его интересов тоже не слишком плавно перетек, преимущественно, в тусовки и ночные пьянки. Сегодня "перерезали ленточку" в новом доме, так что грех было главному кутежнику не позвать пол школы, которые наверняка притащат за собой другую половину, и из других школ народ прихватят. Фрэнк закатил глаза — очень уж ему не нравилась перспектива пьяных подростков, блюющих под лестницей, и отвратной однодневной музыки. Но они ведь друзья...***
— Хеей, ты пришел! Ну, как тебе новое гнездышко? — Элиас сидел на диване, держа в руках бутылку пива, но вскочил, увидев друга. — По размерам тут, скорее, валежник, — осматривая гостиную, ответил Фрэнк и пожал товарищу руку. Домик и правда был исполинских размеров. Похоже, родители Лесневского не прогадали, когда начали скупать стоматологические клиники, хотя вначале все уверяли их в обратном. — Ну ладно, чувак, я пойду... ты, это... развлекайся... — поспешил вернуться на свое прежнее место новоиспеченный золотой мальчик, которого уже дергали за штанину две вульгарного вида девицы. Фрэнк усмехнулся и закатил глаза, поражаясь, как легко увлекли его друга. Он не рискнул взять пунш, вполне отдавая себе отчет, что может завтра проснуться в Коннектикуте, и ограничился пивом. И то лишь для того, чтобы занять руки. Если говорить откровенно, ему не нравилось абсолютно ничего: от ковров до люстр, от музыки до выпивки, от гостей до его обновленного друга. В этот вечер друзья больше не виделись — вокруг сына владельцев дома образовалась целая кучка почитателей и небольшая группка таких же "успешных" деток, стоящих чуть поодаль. Зато Моррис успел осмотреть весь первый этаж и двор с бассейном и заметить отсутствие младшего из братьев Лесневских. Найти комнату Акселя труда не составило — мальчишка уже успел повесить на свою дверь всякие плакаты и наклейки по типу "Не входить" и "Высокое напряжение", совсем не вписывающиеся в элитное обустройство дома, из-за чего у мальца наверняка позже состоится разговор с родителями. Но пока они находились в другом штате по работе - можно. Брюнет громко постучал, чтобы было слышно даже при орущей музыке, и, выждав какое-то время, вошел. Аксель сидел на кровати, его запыхавшееся лицо и встрепанные волосы освещал экран ноутбука — единственный источник света в этой комнате. — Я, эм... что ты тут делаешь? — Я стучал. — Музыка слишком громкая, прости... Проходи, — такой короткий, а уже неловкий разговор. Отличное начало. — Почему ты сидишь в комнате во время вечеринки? — резонный вопрос. — Что мне делать с гостями, с которыми у меня нет ничего общего? Да и если я уйду, моя кровать станет рассадником венерических заболеваний, — резонный ответ. Один - один. Фрэнк обошел комнату по кругу, осматривая стены и вещи, которые мальчик уже успел сюда перетащить. Дойдя до кровати, он собственнически плюхнулся на нее, игнорируя неловкость и резкость, с которой младший Лесневский закрыл ноутбук. Какое-то время они сидели в темноте, прислушиваясь к звукам за дверью. Аксель выглядел встревоженными, и то и дело бросал взгляд на сидящего рядом брюнета, а Фрэнк, в свою очередь, пялился в одну точку и совершенно точно что-то обдумывал. Мальчик уже был готов сказать что-то, не важно что, ему просто надо было осмелиться, как... — Пойдем, прогуляемся? — черт бы тебя побрал, Фрэнк Моррис. — Мне четырнадцать, а сейчас уже за полночь, — еще один резонный ответ. — Ну и что, я ведь с тобой, — не дожидаясь ответа, Фрэнк встал и направился к двери. Он уже почти покинул комнату, но в последний момент обернулся. — Долго еще прикажешь ждать? Они спустились вниз и стали пробираться через толпу вошедших в раж пьяных подростков. В купленную буквально пару дней назад дорогущую греческую вазу блевала — иначе не назовешь — девушка лет двадцати, волосы которой заботливо держала подружка. Какая прелесть. Моррис последний раз оглядел главный зал, найдя глазами пьяного друга, на коленях которого сидели девушки с огромными букетами венерических заболеваний, а сам он болтал о чем-то с капитаном футбольной команды, которого еще полгода назад называл "богатым пустоголовом". При виде такого зрелища Фрэнк цокнул языком и, захватив с собой упаковку с бутылками пива, вышел на улицу. Фрэнк и Аксель лениво качались на качелях в небольшом скверике неподалеку. Несмотря на то, что было лето, ночной ветер пронизывал их насквозь, забираясь под футболки, и норовил пробраться под кожу и поселиться между ребер. Старший бросил взгляд на мальчишку, уставившегося в носки кед и сжимающего ледяную цепочку так, что белели костяшки, вздохнул и снял с себя бомбер, кидая его мальцу на колени, после чего открыл очередную бутылку, оказавшуюся последней. — Ты чего? — удивленно спросил Аксель. Фрэнк, каждый раз шлепающий по макушке друга, когда тот хотел напиться, Фрэнк, который всегда мерз и даже летом ходил в бомбере, вдруг противоречит сам себе. Так что это был еще один резонный вопрос. — Кажется, сегодня умер мой лучший друг, — с печальной улыбкой изрек Фрэнк, поднял "за упокой" бутылку и сделал глоток.