Медиум

Юджин никогда не любил дождь. И без того не особо радующие взгляд дома, становились еще темнее, грязнее, на коже словно оседала влажная пыль. Он привык к солнцу, к жаркому ветру, а свинцовые тучи, нависавшие, кажется, прямо над головой, давили и понемногу сводили с ума. День за днём, неделя за неделей. Тоска все больше захватывала его, но уезжать почему-то все равно не хотелось. Может потому, что невзирая на тоску и дождь, ему здесь нравилось. Ритм жизни, люди, то, с каким уважением относились здесь к нему. Его не боялись, перед ним не заискивали, с охотой помогали и ничего не просили взамен. Здесь улыбались не из вежливости, а потому, что хотели улыбнуться. Не сразу, но он научился ценить это. Если бы не дожди… Юджин помассировал начавшую болеть голову и отошел от окна. Почти шесть. Сегодня у него только один клиент, и Юджин ждал его с нетерпением. Он редко встречал людей с такими красивыми голосами, как тот, что прозвучал в трубке телефона вчера вечером. Красивыми и бесконечно пустыми. Того, кто записался на его прием, вело не любопытство и не праздный интерес, а что-то более глубокое, очень личное. За почти двадцать лет своей деятельности эти нотки Юджин научился узнавать сразу. Таким клиентам не нужны внешние атрибуты и вся та мишура, без которой обыватели не могут представить себе медиума. Значит карты, хрустальный шар и прочие кости-черепа сегодня останутся на своем месте в шкафу. Перед собой Юджин положил только старый дедовский заговоренный кинжал, да зажег свечу. В дверь позвонили, когда стрелки показали шесть. Снизу донеслись шаркающие шаги экономки и заскрипели старые петли. Давно надо бы смазать, но все руки никак не доходили. Пожалуй, он займётся этим в воскресенье. — Мистер Ниджер, к Вам посетитель, — экономка открыла дверь кабинета, пропуская клиента, и ушла. — Добрый день, — Юджин кивнул, в последний момент удержав улыбку. Высокий седовласый мужчина, переступивший порог его кабинета, явно в ней не нуждался. На тонком благородном лице, кое-где тронутом морщинками, застыло выражение спокойствия, почти равнодушия, вот только в глазах стояла почти смертельная тоска и боль. — Мистер… — Зовите меня просто Карл. Юджин кивнул. Красивый голос. Тот самый, что он слышал в трубке. Осанка, взгляд, то, как он держал себя… Альфа. Юджин в который раз вознес хвалу небесам за то, что родился бетой и воспринимает людей не по половому признаку или запаху. Он видит то, что не видят все остальные, и этот альфа тоже не мог его обмануть. За разворотом плеч и прямой спиной крылись усталость и отчаяние. — Присаживайтесь, Карл, — Юджин все-таки улыбнулся, указывая на кресло. — Я могу вам чем-то помочь? — Да, если слухи говорят правду, — Карл аккуратно опустился в кресло и вскинул голову, глядя на Юджина в упор. — Вы видите мертвых. Помогаете живым разговаривать с ними. — Только если тот, к кому обращаются, сам хочет говорить. Заставить я не могу. На лицо альфы на мгновение легла тень. — И все же, я хочу попробовать. Юджин сжал и разжал кулаки, внутренне собираясь. — С кем бы вы хотели поговорить? — Вам нужна фотография? — Карл потянулся к карману, но Юджин только покачал головой. — Пока нет. Пожалуйста, дайте мне свою руку. По тому, с какой решимостью альфа протянул требуемое, Юджин сделал вывод, что решение прийти к нему не было спонтанным. Юджин выдохнул и стиснул вложенные в его ладонь пальцы, пахнущие дождем. Несколько секунд ничего не происходило, а потом мир словно подернулся пеплом, как зеркало, пошел трещинами. Печаль, горе, боль потери, вина, сожаление — все это хлынуло в него, погребло, грозя затянуть в воронку. Юджин стиснул зубы, переживая первый шок, но вся концентрация разлетелась вдруг от отчаянного, полного боли мысленного крика. Имя. Призыв. Почти мольба. — Энди, — еле слышно шепнул Юджин и разжал пальцы. Поймал неверящий, потрясенный взгляд Карла и криво усмехнулся. — Он здесь. Да, он видел его. Так же ясно и четко, как видел Карла. Невысокого стройного мужчину младше Карла. Миловидное, очень приятное лицо, светлая улыбка, заставляющая сиять его серые глаза, и неловкий жест, которым он растрепал челку. Он молчал, хотя было видно, как хочется ему что-то сказать, и Юджин чуть ослабил свой контроль. Призрак положил руку на плечо сидящего альфы. А тот, словно почувствовав это прикосновение, закрыл вдруг глаза. — Прости… — теперь этот голос не был ни пустым, ни холодным. В нем играла жизнь, пела боль. — Прости. Юджин встретился взглядом с призраком, которого при жизни звали Энди, и мир вокруг словно замер. Умолкли часы на стене, в окно перестали стучать капли дождя. Эмоции, чужие эмоции вжимали в кресло, заставляли стискивать пальцами подлокотники в попытке удержаться и не уйти вслед за ними. Губы Энди не шевелились, но Юджин так ясно и четко слышал его голос у себя в голове! — Он говорит, что ему не за что вас прощать, — хрипло произнес Юджин, смотря на кончик пламени свечи. — Есть, — в голосе Карла звучала ненависть. Ненависть к самому себе. — Он говорит, что ему лучше знать. Карл хрипло рассмеялся: — Так было всегда. — Он просит вас поверить ему. — Я… не могу жить без него. Сожаление и боль, вцепившиеся в сердце, не принадлежали Юджину, но сейчас он жил ими. — Отпустите его. У вас есть сын, вам есть ради кого жить. Карл зажмурился: — Он слышит меня? Слышит? — Да, — Юджин поднял взгляд на призрака и вдруг, неожиданно даже для самого себя, кивнул. Улыбка осветила призрачное лицо, а в следующую секунду Юджин словно перестал существовать. Отдав свое тело фантому, он теперь мог только наблюдать со стороны. Как протянул руку, как сжал пальцы Карла. И как изменился его собственный голос. — Мой хороший… Карл вскинулся, отшатнулся было, а потом резко подался вперед, впиваясь в чужие пальцы, с усилием вглядываясь в лицо, пытаясь найти в нем знакомые черты. — Энди? И в ответ – кадры-картинки-воспоминания, чей-то смех, тепло объятий, радость, жажда, ласка, любовь… — Ты звал меня, — губами Юджина произнес Энди. — Энди… — тонкое лицо альфы больше не казалось красивым и правильным. Разом постаревшее, искаженное, но Юджин-Энди любил его и таким. Обласкал взглядом, а потом потянулся рукой, чтобы почувствовать прикосновение кожи к коже. Карл закрыл глаза, прижал ладонью к щеке его руку, мягко тронул губами. Он больше не хотел говорить. Только быть здесь, чувствовать. Юджин видел, как Карл встал из кресла, обошел стол и опустился вдруг перед ним на пол, вжимаясь лицом в колени. Плечи задрожали, и ткань брюк намокла от влаги. — Я люблю тебя, — глухо, надорвано произнес Карл. — Я не успел сказать тебе этого, но я так люблю тебя… …Виски обожгло горло и напряжение отпустило. В открытое окно врывались мерный шум дождя и чистый прохладный воздух, но сейчас Юджин был только рад этому. Сеанс закончился полчаса назад, а он все никак не мог успокоиться. Чужие эмоции все еще жили в нем, бились вместе с сердцем, а в голове – звучал усталый голос Карла, в котором уже не было обреченности и вины, лишь тоска и светлая боль. — Это обычная история, на самом деле. Мне прочили кафедру в университете, поэтому семья и обязательства мне были нужны меньше всего на тот момент. И как это обычно и бывает, именно тогда он и появился. Энди был старшим братом одного из моих студентов – мальчика одаренного, но очень задиристого. В тот раз ему особенно сильно досталось, и декану пришлось позвонить родителям, чтобы парня забрали. Но вместо них приехал Энди. В кожаной куртке, с длинными растрепанными от быстрой езды волосами – он хорошо смотрелся на мотоцикле, но абсолютно не вписывался в строгий дизайн университетского двора. К тому моменту я уже закончил все свои дела и собирался уходить, так что… мы пересеклись. Не знаю, как это происходит у других, но никаких звезд перед глазами и бабочек в животе у меня не было. Я просто вдруг понял, что он – мой. Мой омега. Но он был так далек от того, что я представлял себе, когда вообще задумывался над этим, что я просто прошел мимо. Сейчас говорить об этом стыдно и больно, но тогда мне казалось это правильным. Разумеется, природу обмануть мне не удалось. Я словно снова стал подростком, только фантазии в моих «мокрых» снах обрели конкретную форму. Я злился, ненавидел, пытался с этим бороться, а потом сдался и назначил Энди встречу, передав записку через его брата. Мы провели странную ночь. Нам обоим было неловко, но гормоны сделали свое дело, и утро я встретил уже несвободным. Энди прятал от меня глаза, кутался в одеяло и молчал почти все время, пока я говорил. Я не стал скрывать от него ни своих намерений, ни планов. Мы договорились о том, что эта связь не будет влиять на нашу жизнь, что каждый волен выбирать свой путь. Мы будем встречаться во время его течки, но это и всё. Я сказал, что не хочу детей, поэтому все заботы о предохранении лежат на нем, а если он решит завести ребенка… Я не могу ему запрещать, но и заставить меня заботиться о нем у Энди не выйдет. Я знаю, как это звучит. Сейчас я сам себе противен, но тогда я почти гордился собой и своей способностью расставлять приоритеты. Мы разошлись, и я почти забыл о нем, надеясь увидеть его не раньше, чем через месяц, когда у него начнется течка. Вот только Энди все никак не приходил. Не приходил, не звонил, никак не давал о себе знать, хотя пошел уже третий месяц с нашей первой встречи. А я все больше думал о нем. Я смотрел на его брата, проходил мимо, вздрагивал каждый раз, когда чувствовал запах Энди на одежде и однажды не выдержал. Придравшись к какой-то мелочи, я оставил парня после занятий на отработку и задал пару вопросов. Наверное, логичней было бы вздохнуть с облегчением, но я, услышав, что Энди нашел мне замену, с которой и проводит свои течки, пришел в бешенство. Это было даже смешно – как быстро я забыл обо всех своих намерениях и планах. В тот момент меня волновало только то, что мой омега – не со мной. Последовавшую за этим сцену сейчас я даже не хочу вспоминать. Я понимал, что после всего, что наговорил ему, не имел никакого права заявлять на него какие-то права, но в тот момент я был обманутым альфой, и никакая логика удержать меня не могла. В ту ночь мы снова были вместе. И это было уже не неловко, а больно и очень жарко. Еще под утро я думал, что смогу уйти, но что-то изменилось. Мы все еще не жили вместе, но начали хотя бы встречаться и разговаривать. Сегодня – обед, завтра – ужин, послезавтра – прогулка в парке. Вряд ли можно было найти двух людей, настолько непохожих друг на друга, как я и Энди, но, на удивление, нам было интересно друг с другом. Но оказалось, что этого было мало. Я все еще не собирался обзаводиться семьей и не желал слушать о мотоциклах, а Энди замыкался и уходил в себя, стоило только мне снова заговорить своим менторским тоном. Возможно, мы бы решили, что все наши усилия – пустая трата времени, но вскоре Энди узнал, что ждет ребенка. Отлично зная мое отношение к этому, он скрывал новость от меня столько, сколько мог, а потом просто поставил перед фактом, заявив, что я ничего ему не должен. Он собирался прекратить наши «свидания», обещал, что не будет приставать ко мне с просьбами о помощи, а я вдруг понял, что не хочу отпускать его. Как-то незаметно я изменился за это время, но все же недостаточно. Кое в чем я оставался все тем же эгоистичным мерзавцем, потому что отпустил его, взвесив все «за» и «против». И гордое звание отца ничуть не перевешивало грядущие проблемы. Разумеется, я собирался помогать Энди. Я даже пообещал себе, что несмотря на желание моего омеги прекратить всякие отношения, все равно буду навещать его. Вот только у Энди были другие планы. Мы никогда не говорили с ним об этом, и я до сих пор не знаю, что заставило его собрать вещи и уехать, но я не видел его целый год. Поначалу я даже выдохнул почти с облегчением, но чем дальше, тем сильнее мне хотелось его найти. Я доставал его семью, опустился до откровенных угроз отчислением его брату, но так ничего и не добился. Только фотографии на электронную почту. Крошечный младенец, глядящий в объектив голубыми глазенками, сломал меня. Я редко употребляю алкоголь, но после этого я пил два дня, пытаясь заглушить боль и не дать появиться тому, что давно зрело внутри, но чему вырасти я не дал. Только все было зря. Я мог бесконечно сражаться с самим собой, но в какой-то момент просто сдался. Все началось и закончилось письмом, которое я написал на адрес, с которого пришла фотография. Я не каялся и не извинялся, а всего лишь просил дать мне еще один шанс. Или хотя бы один раз увидеть сына вживую, а не на экране монитора. На то, чтобы решиться ответить мне, Энди понадобился почти месяц. Мне стыдно за то, что я не был рядом с ним в то время, когда был так нужен, но Энди вернулся. Вернулся ко мне. Знаете, если оглянуться назад, это было самое безумное и счастливое время в моей жизни. Мы ссорились, мирились, хлопали дверьми, уходили, забрав малыша, и все равно возвращались. Сын учил нас доверять друг другу, уважать. Он менял нас, заставлял смотреть другими глазами, и я не понял, когда влюбился. Но с этой минуты все стало другим. Я стал другим. Теперь все, что мне нужно было от этой жизни – это мой омега и мой сын. Наверное, можно сказать, что мы были счастливы. И мы действительно были. Сейчас нашему сыну одиннадцать, и я горжусь им. А Энди… Знаете, я никогда не считал себя хорошим человеком. Скорее, обычным. Со своими недостатками и слабостями. Я заставлял плакать, страдать, приносил боль себе и людям, но считаю, что даже я не заслужил такого наказания. Я был далеко, когда Энди, мой Энди сгорел от пневмонии. Меня не было рядом, я не смог ему помочь. Я… так и не сказал ему, что люблю его больше жизни. И теперь говорю Вам: если в Вашей жизни есть человек, мистер Ниджер, которому Вы давно хотели что-то сказать, то сделайте это сейчас. Жизнь слишком часто отнимает у нас тех, кого мы любим, чтобы мы могли позволить себе роскошь промедления. Спасибо за то, что помогли мне. Я все еще не знаю, как мне жить, но теперь я спокоен. И мой Энди теперь в лучшем мире…