Моя дорогая Мишель, расскажи, что тревожит тебя. Что убивает и как давно. Я хочу знать о тебе всё. Я хочу знать, почему твоя голова пронизана серебром. Почему ты трясёшься от злости-отчаяния. Почему запрещаешь себе кричать.
Ну же. Ну же, моя тёмная принцесса, прокричи что-нибудь. Прокричи своё очередное проклятие. Оглуши меня своим трезвонящим «как ты смеешь?!», позволь испугаться, разреши забиться в угол и плакать. Долго-долго.
Прошу тебя, Мишель, не умирай во мне. Не заканчивайся. Не томи молчанием. Не изводи болью. Этой нелепой болью, что давным-давно переросла в седину на пепельных висках.
Я не люблю тебя, нет. И никого не люблю больше.
Как странно, Мишель. Я пришла к тебе с исповедью, а легче было бы сжечь тебя на костре. Ведь так? Скажи, так поступают с нерадивыми и обречёнными?
Бедная. Бедная моя черноволосая девочка. Постарела раньше положенного срока, обрекла себя на погибель, на извечный крик там, где уже никто ничего не слышит. А я чувствую, как меня связывает твоё серебро. Как холодит мои лёгкие, как забирает свет. Это почти не больно. Нет, не так.
Мишель, я клянусь, это совсем не больно.
Скажи, а ты чувствовала то же? Ты знала, что будет потом?
Ничего не говори. Давай просто помолчим. Я помолчу рядом с тобой, пока тебе это нужно. До тех пор, пока шрамы не перестанут быть шрамами. До тех пор, пока последняя частичка запёкшейся крови не упадёт с твоих пересохших губ.
Они заставили тебя, Мишель?
Вырвали язык у несуществующей души, вышвырнули, запечатали в чьей-то памяти. Выкачали слёзы, разорвали вены и сожрали сердце.
Ты напрасно стараешься. Не выдавливай, не мучай себя. Просто стой и молчи. Дай мне читать тебя своей кожей. Дай мне читать боль. Просто отдай мне всю свою боль.
***
Тёмная принцесса медленно загнивает, превращаясь в злобную королеву с красными губами и громкими криками. Серебро на висках нещадно белеет. Ненависть бережёт новую оболочку. Королева смеётся. Королева боготворит смерть. Подходит достаточно близко и отрывает пустые головы. Давится ужасом. Глотает и падает. Падает не в меня.
А смерть по-прежнему дышит где-то рядом. И всё также твердит о том, что не любит.
