Реновация

Громкая музыка. Очень громкая. Мне нравится, как она струится по телу, давит на перепонки и заставляет рвано двигаться, сливаясь с разгоряченной толпой. Люди вокруг потные, они жарко дышат и стонут. Все мы сейчас выглядим, как один большой и пьяный механизм, я уверен. Мимолетная эйфория, вибрирующее чувство в грудной клетке и под кожей, спертый воздух. Все становится быстрее, вдруг замедляется, и я не могу вздохнуть. Дышать. Ах, как же это делается! Черт возьми, где Фрэнк?! Я уже не помню, зачем мы пришли в этот клуб. Скорее всего хотели напиться и творить всякие безумства, чтобы потом хвастаться этими подвигами друзьям, специально помедленнее прокручивая пленку на чипе. Мы хотели популярности, как и все подростки, так что, хэй, не нужно осуждать нас за попытки быть круче, чем мы были. С горем пополам выбераюсь из толпы, которая облегченно вздыхает после окончания песни и ладонями обдувает лица, у всех одно и то же выражение лица, до нелепости похожие позы и движения. Говорю же, механизм. Я не всегда понимал, что люди находят в этих запотевших клубах. Мне часто доводилось слышать от других, как классно они проводят там время, как же там весело и легко живется в моменты воссоединения с другими, такими же жаждущими свободы людьми. А это все оказалось просто завуалированной грандиозной попойкой. Но это выглядело круто, воспоминания печатались яркие, которые не стыдно было показывать, и я продолжал ходить на разные мероприятия подобного рода. Делал бы я это реже в последнее время, но в лучшем друге никак не может пройти юношеский максимализм, так что мнение большинства было важнее мнения человека рядом об этих свистоплясках, и мы выбирались из дома каждую пятницу. А теперь я не могу его найти. Вот всегда так. Затащит в очередное приключение на наши тощие задницы, а потом удирает и остается незамеченным. Мелкий черт, ему все сходит с рук. А сейчас наверняка с какой нибудь девушкой болтает, стараясь перекричать музыку, хотя не удосужился запомнить ее имя. Я уверен в этом на все 100 процентов. И это странно. Иногда меня пугает осознание того, что я могу предугадать каждый из следующих его шагов в любой ситуации. О нет, он не был чересчур предсказуемым, даже наоборот, умел удивлять до упавшей в пол челюсти. Просто я знал его. А он знал меня. Не было никаких моментов признаний тихой ночью в верности, вечной дружбе или других громких слов. Как то однажды я проснулся с мыслью, что я знаю его настолько же хорошо, как самого себя. Невероятно странное чувство. И вот теперь я бегаю по всему клубу, всматриваюсь в каждого человека, думая, что когда наконец найду его, устрою знатную трепку. Сам притащил сюда, а потом сам же вынуждет скакать по всему немаленькому зданию, в надежде поймать его знакомый силуэт. Как же я хочу уйти! От пропахшего дешевым одеколоном и различными коктелями воздуха начинают уже слезиться глаза и зудит кожа, а музыка больше не кажется красивым аккомпаниментом моим движениям в толпе, скорее ненужной деталью. Болит голова и живот. Хочу курить и на свежий воздух. Чертов Фрэнк. Я останавливаюсь в коридоре, пару секунд затуманенным взглядом осматриваю людей вокруг меня. Некоторые преговариваются и смеются, другие целуются, третьи стоят неподвижно, смотрят словно бы в никуда. Но на самом же деле они листают пленку на чипе, просматривая прошедшие моменты этого вечера, а может и всей жизни. Их линзы белые, в них словно поселился едкий туман. Разворачиваюсь и бегом несусь в сторону выхода. Может, он тоже вышел отсюда?.. Ветер выбивает у меня все мысли на долгие мгновения, заставляя сосредоточить внимание на том, как капельки пота исчезают в волосах, я ведь задираю голову и даже слегка приседаю. Хочу увидеть звезды, но ведь это город. Так что я просто смотрю на черное небо пару секунд, собираюсь с мыслями. Хочу курить. Как обычно, в левом кармане джинсовой куртки лежит пачка сигарет, в правом - зажигалка . Я не изменяю своим привычкам. Затягиваюсь и смотрю на противоположную сторону улицы. Пусто, как и в моей голове. Сажусь прямо на бетон и опираюсь спиной на стену здания. Я не хочу возвращаться обратно, мобильный телефон разряжен, да Фрэнк и не услышит его за шквалом музыки. Возможно он все еще там, хотя надежда есть, что он также бродит по периметру здания, выискивая меня. Ну вот как он мог меня одного бросить, я же вроде как под его ответвственность. Не повезло его будущим детям, он же их тоже потом где-нибудь забудет. Он честно пытается быть ответственным за кого то и не слажать, но Айеро сам тот еще ребёнок, честно. Я улыбаюсь этим мыслям и встаю, проводя рукой по грязным кирпичам здания. Пойду сейчас в нашу комнату в общежитие, Фрэнку все равно когда-нибудь придется вернуться в нашу скромную обитель. Вообще мы учились в разных университетах, он - на психолога, я - на архитектора. Когда он предложил мне въехать в это общежитие, я был слегка удивлен. Здание университета, в который ходил Фрэнк было практически на другом конце города, а вот до моего я мог добежать за 10 минут. Я сначала отказался, сказал, что это глупо и нечестно, что он так напрягается, предлагал ему снять себе квартиру ближе к месту его учебы. Но Фрэнк не был бы Фрэнком, если бы не начал упрямиться и расписывать недостатки такого поворота событий. Нашел их целую кучу - от невозможности переодически стрелять у меня сигареты до другого стремного соседа мясоеда-геймера-извращенца, который к тому же не будет мной. Я тогда посмеялся, но не мог не согласиться. На перекрестке я остановился, дожидаясь зеленого сигнала светофора, и мое внимание девушка на другой стороне. Нет, не ее короткая юбка или слишком яркие губы, но ее взгляд. В нем плескалось отчаяние. Я знаю, кто она такая и зачем она делает это. Деньги сейчас нужны всем лишь для покупки ежемесячных препаратов, поддерживающих работу чипа. Без них чип начинает замедлять воспроизведение и записывание воспоминаний, а потом и вовсе прекращает. Погружает человека в транс, посылая ту же сигнал специальным рабочим. Те доставляют этого несчастного в здания для таких "особых клиентов" и там поддерживают в нем жизнь под капельницами. Хотя это уже вряд ли можно назвать полноценной жизнью. Таких людей называли Обречёнными. На самом же деле это было лучшим исходом. В наипротивнешем случае изымали чип ввиду "неспособности поддерживания нормальной работы дорогостоящего прибора", и человек был обречен забывать все каждый чертов день. Чушь какая-то. Ученым и правительству просто не хочется обращать внимание на худшие стороны их решений. Конечно некоторыми Обреченными становились после совершеннолетия. До него дети под опекой родители, которые по закону обязаны оплачивать препараты и себе, и ребенку. Само по себе, лекарство не было таким уж дорогим. Но после болезни многие забыли пин коды банковских карт, пароли от сейфов и остались совсем без денег. Поэтому люди выкручивались как могли, порой такими грязными способами. Я и сам мог оказаться на таком пути по какому нибудь крайне печальному стечению обстоятельств, так что я ни в коем случае не осуждал их и Фрэнку не давал. Кстати о нем. Мне кажется или это действительно его фигура только что вышла из-за угла и приближается к месту, где я стою? Выбегаю на дорогу, не смотря на сигнал или по сторонам. Да, это Фрэнк! Что он там делал? Наконец могу спросить, что за чертовщина, куда он пропал и... Удар. -ДЖЕРАРД!! * Я медленно открываю глаза, которые сразу начинает щипать от слишком яркого света ламп. Все тело прошибает болью, когда я пытаюсь дотянуться до них рукой и потереть. Где я вообще, черт возьми? Я снова резко открываю глаза, ведь то, что я сейчас понял, напугало меня не на шутку. Я не знаю, как меня зовут. Не помню, кто я. Твою мать. Я оглядываюсь по сторонам и вздрагиваю, когда замечаю, что я не один. На стульях рядом сидят два парня, на вид им не больше 20. Один жутко худой и с очками на носу, у него светлые волосы и красные глаза. У другого пирсинг в губе и в носу, челка закрывает правую часть лица. Оба смотрят на меня не то с сожалением, не то с тоской. Видно, они сильно переживают, но продолжают пялиться на меня. Неуютно как то, хмурюсь, хочу открыть рот и спросить, кто они такие, но открывается дверь в палату. Наверное, я в больнице. Заходит мужчина в возрасте, он держит в руках планшет с листами. Его седые, но густые волосы обрамляют уставшее лицо. Капли пота стекают по вертикальным морщинам, словно по водостоку. -Вы наверное в смятении, так как ничего не помните, но на это есть причины. Вы были сбиты машиной, вследствие чего получили многочисленные переломы, ушибы и осложнения, внутреннее кровотечение и... -Можно ближе к делу? Почему я ни черта не помню? - раздраженно спрашиваю я. Через секунду мне становится стыдно за то, что я накричал на врача, но я действительно хочу знать. Он вздыхает и потирает пальцами свой морщинистый лоб. -Ваш чип сломан. В последующий за этими словами промежуток времени парень в очках и парень с пирсингом успели уйти. Последний задержался на пару секунд в проходе, его ноги дрожали, и он схватился рукой за косяк двери. Но потом тяжело вздохнул и удалился вслед за первым. Дерганный какой-то. Приходила медсестра со шприцом, от чего мое тело неосозанно напряглось. Эта длинная игла совсем не внушала мне доверия. Хотя девушка влила содержимое шприца сначала в капельницу, а не прямиком в мою вену, я провожал ее недобрым взлядом. Тем временем врач с бейджем, гласившим "доктор М.Говард", садится на стул, на котором пару минут назад сидел блондин. -Вы наверное хотите знать больше о чипе и о своей амнезии, - это не вопрос, но я все же киваю. Говард прочищает горло и смотрит куда-то в окно. - Около тридцати лет назад мир поразила эпидемия. Неизвестный вирус разрушительно воздействовал на участки мозга, отвечающие за кратковременную память, и люди начали забывать только что произошедшие с ними вещи, события, даже целые дни или недели. Ученые не теряли времени, записывая каждый свой эксперимент или попытку создать вакцину. Но спустя месяцы неудач они начали производство механизма, позволяющего записывать информацию и воспоминания, а потом возпроизводить их раз за разом, не упуская ни детали. Сейчас мы называем эти механизмы чипами. В прочем, вирус за тот год распространился на остальные участки мозга, и тогда люди полностью забыли, кто они такие. Но прежде чем это случилось, новому подрастающему поколению уже вживили первую партию чипов, сначала научив их разговаривать, ходить, писать и читать. Сделали это на случай таких вот случаев, - врач неопределенно махнул рукой в мою сторону. - Каждый месяц нужно было поддерживать работу мехнизмов, принимая некие препараты, состав которых всегда оставался в тайне. Но ведь это было не важно, ведь у людей появилась надежда на будущее! - он замолчал, рвано вздыхая. -Но? -Но первая партия чипов была далека от идеала. Они не всегда записывали воспоминания, бывали периоды отключения, в которые человек впадал в беспамятство. Некоторые случаи заканчивались летально. Говард внезапно поник, задумчиво смотря в пол. Видно, его захватило то далекое прошлое. Если все то, о чем он рассказывает, произошло около трех десятков лет назад, то мое поколение скорее всего получило уже исправленные механизмы. -Вы кого-то потеряли? Он поднимает на меня свои серые глаза, в которых плещутся осколки его воспоминаний. Доктор печально улыбается. -Свою жену. Мне не хочется донимать его вопросами, вертевшимися на языке. Я пялюсь на свои руки, не моргая, и пытаюсь осознать все, что сейчас услышал, но внезапно начинаю смеяться. Говард недоуменно смотрит на меня, а уголках моих глаз уже собрались капельки влаги от смеха. -Док, а как же меня зовут?