и раз

и раз-два-три Здесь пахнет соснами. Он понятия не имеет, что это за место: слишком много дерева, слишком вежливые улыбки, слишком участливые взгляды. Мать слишком крепко держит его плечо, отец слишком тихо разговаривает. Всего слишком слишком. Тайлер не знает, нравится ему или нет. Он представляет, что живёт в другой (не той) вселенной, в которой не надо говорить, и не хочет принимать реальность. Ему нравятся яркие звёзды на обратной стороне век, бархат тёмного неба и чувство бесконечной невесомости. Тайлер никогда не хотел быть космонавтом, но так вышло, что собственный открытый космос стал ему домом. Родители говорят, что потеря возможности говорить — конец. Родители говорят, что он никогда никем не станет, если не заставит себя разговаривать. Родители говорят, что его голос — одна из самых ценных вещей на свете. Родители говорят — он нет. В этом проблема. два-два-три Здесь пахнет соснами. Женщина, представляющаяся каким-то именем, улыбается так, что ей не хочется доверять. Ей всё равно. Она ведёт Тайлера по лестнице вверх, потому что мама говорит, что Тайлер не любит лифты. Его родители — хорошие люди. Они не заслужили молчащего сына, но Тайлер не говорит. Он бы хотел быть лучшим сыном, но уже слишком давно не может открыть рот. Он привык. Родители — нет. В этом проблема. Он не знает, что это за место. Мама говорила несколько раз, но Тайлер не потрудился запомнить. Санаторий? Больница? Реабилитационный центр? Джозеф ожидает увидеть людей, потерявших конечности, или сумасшедших, но коридоры пусты, и будто сами стены питают воздух тишиной. Они долго сюда добирались, но Тайлер не смог бы сказать, сколько именно, даже если бы очень хотел. Он видел деревья снаружи. Он думает, что видел горы. Женщина ведёт его вверх, вверх, вверх, и он закрывает глаза после очередного лестничного пролёта, крепче хватаясь за перила. Она приводит его в просторную комнату, дверь мягко закрывается, и Тайлер делает глубокий вдох. Здесь пахнет соснами. Сначала он снимает носки, но тёмный паркет безнадёжно тёплый, безнадёжно надёжный. Джозеф не знает, что с этим делать, и не знает, насколько сумасшедшим его считает притихшая женщина. Он перекатывается с пяток на пальцы. Половицы не скрипят. Ему всё равно, ему (не) всё равно. Паркет тёплый, и Тайлер шевелит пальцами ног, сжимая носки в руках. — Что-то не так? Джозеф отрицательно качает головой. Всё так. Комната слишком просторная для него одного, деревянные шкафы подпирают высокий потолок, а огромная кровать словно предназначена для всей его немаленькой семьи. Тайлеру кажется, что он Алиса, выпившая весь пузырёк до дна. Письменный стол выглядит таким же тёплым, как паркет под ногами, таким же надёжным и крепким. Он не может увидеть размер окон за плотными тёмными шторами, но уверен, что те тоже излишне огромны. Он относится к этому никак. Женщина говорит что-то про его вещи, что-то про родителей и про само место. Из всей её речи Тайлер не запоминает ровным счётом ничего, кроме тембра голоса. Он закрывает глаза, и она прекращает болтать. Если это работает именно так, Тайлер предпочитает больше не размыкать веки. Его вещи приносит мужчина, грубо стучащий в дверь. Джозеф ничего не может ответить и лишь разводит руками, когда сопровождающая вопросительно (остро) смотрит на него. Она сама открывает дверь. — Ужин в семь вечера, — говорит женщина, катя его чемодан к кровати. — Ты можешь спуститься вниз сам, или мы принесём еду прямо сюда, если тебе некомфортно. Тайлер медленно моргает и смотрит в стену, не имея ни малейшего желания отвечать. Женщина что-то бормочет себе под нос и оставляет его одного в этой огромной комнате с тёплым паркетом. Тайлер не спускается к ужину. три-два-три Здесь пахнет соснами. Тайлер не решается открыть окно с утра. Вчера перед сном медсестра (Джозеф не знает, как ещё называть девушку с зелёными глазами) сказала, что он обязан нажать на кнопку у тумбочки, как только проснётся. Но Тайлер хорошо знает, что никому ничем не обязан, поэтому остаётся в кровати. У него не отобрали телефон, но Джозеф не то чтобы вёл в интернете активную жизнь. Тем не менее, это всё ещё лучше, чем предстоящие ему процедуры. Он пытается вспомнить название своего диагноза, чтобы вбить в поисковик и узнать, что его ждёт, но бросает попытки, когда понимает, что даже не помнит первую букву. Тайлер всё равно не сможет сбежать, он даже не знает, где находится. Джозеф заходит в карты, но буквы теряют смысл, как только он пытается что-то прочитать. Тайлер до слёз трёт глаза и вылезает из кровати. Тёплый паркет делает его ногам больно. В комнате слишком темно, Тайлер подходит к шторам и неуверенно проводит рукой по мягкой ткани. Он не решается посмотреть наружу, не хочет знать высоту этажа и высчитывать, сколько лететь вниз. Тайлер, конечно, не думает об этом. Он аккуратно садится на пол и смотрит в тёмную ткань. Если хорошенько сосредоточиться, получается представить, что он падает прямо в чёрную дыру: раз, два, три — умри. Наверное, это была бы приятная смерть. Остальные способы ухода из жизни не кажутся Джозефу хоть сколько-нибудь привлекательными. Тайлер, конечно, думал об этом. Он подросток. Все подростки, рано или поздно, думают об этом. Дверь в его комнату открывается, впуская немного света — чёрная дыра исчезает, оставляя Тайлера в его комнате. Шторы остаются просто шторами. — Доброе утро, Тайлер. Он поднимается. — Я могу включить свет? Джозеф смотрит в пол и ничего не говорит. Он благодарен медсестре за то, что та щёлкает выключателем настольной лампы. Мягкий свет не пугает его. В этот раз Тайлер рассматривает её получше: зелёные глаза, светлые волосы, маленький рост. Небольшие ямочки на щеках и добрая улыбка. Джозеф думает, что в детстве её наверняка звали принцессой. Может быть, кто-то до сих пор её так зовёт. — Я не буду тебя сегодня мучать, но было бы здорово, если бы ты ответил на пару вопросов, хорошо? — её голос мягкий, Тайлер хотел бы, чтобы она спела ему колыбельную. (Или даже рассказала сказку). Он смотрит ей в глаза и очень медленно кивает. Медсестра улыбается так, словно совсем не врёт. — Для начала, завтрак принести сюда? Тайлер кивает. — Хорошо. В её руках нет никаких бумаг, блокнотов и ручек, она одета в милое розоватое платье и балетки. У Тайлера богатое воображение, и он мог бы представить, что они просто хорошие друзья. Джозеф не делает этого. — Родители сказали, что ты молчишь уже пару месяцев, да? Тайлер кивает. — Ты уже проходил курс лечения? — кивок. — Кофеин, разговоры, да? Всё без толку? Тайлер смотрит ей прямо в глаза и просто стоит, не шевеля ни одним мускулом. На этот раз кивает медсестра. — Хорошо. Хочешь прогуляться после завтрака? Если боишься встретить людей, не переживай, никто не ходит по лестницам. Тайлер долго смотрит на неё, и девушка выдерживает взгляд, так что Джозеф очень неуверенно пожимает плечами. — Замечательно. Я буду через несколько минут. Они идут гулять, и медсестра ни разу его не касается, не пытается хитростью увести в кабинет врача или заставить разговаривать. Улица встречает их холодным воздухом. Здесь соснами пахнет гораздо сильнее. Реабилитационный центр (так назвала его медсестра) расположен прямо посреди нигде: всюду деревья, а вдалеке действительно виднеются горы. Небо пасмурное, секвойи словно пытаются одеть свои верхушки в вату облаков. Вокруг никого нет. — Никто не любит гулять здесь, — говорит медсестра (Тайлер до сих пор пытается вспомнить имя). — Слишком холодно. Джозеф неопределённо пожимает плечами и тянет рукава толстовки. Прохладный воздух гораздо лучше тёплого паркета. Они садятся на одну из скамеек, и Тайлер вытягивает ноги, облокачиваясь на спинку. Медсестра что-то ищет в сумочке. Она выуживает блокнот с белоснежной обложкой и чёрную ручку. — Я знаю, что у тебя наверняка есть свой, но вдруг ты захочешь… — медсестра вздыхает. — Знаешь, начать всё сначала. Тайлер снова кивает, забирает из её рук блокнот. Он рисует на белоснежной обложке человечка, а вокруг разбрасывает чернильные звёзды и планеты с неровными боками. «Я здесь», — пишет он внизу. Медсестра понимающе улыбается. и раз-два-три Старательно сотканная Тайлером вселенная даёт трещину. Это почти незаметно: он начал чаще реагировать на вопросы медсестры (Шелли — Тайлер услышал, как кто-то окликнул её) и охотнее выходить из комнаты. — Не хочешь открыть окно? — из раза в раз спрашивает она. Тайлер отрицательно качает головой: ему кажется, что всё разрушится, едва он дёрнет тяжёлую штору. — Там есть балкон, знаешь, — задумчиво говорит Шелли, постукивая пальчиком по подбородку. Джозеф пожимает плечами, а она разводит руками, продолжая о чём-то щебетать. Это почти не утомляет. Вторник становится днём, когда Тайлер решается пойти поесть в столовую, и Шелли (с разрешения) аккуратно сжимает его плечо, когда они спускаются вниз. В столовой не так много людей, и Джозеф выдыхает, видя отдельные небольшие столики и стулья с мягкой обивкой. Он кусает губу, думая, сколько денег оставили этому месту родители, но мысли улетучиваются сами собой, когда Шелли аккуратно тянет его ближе к еде. Тайлер набирает всего и сразу. Джозеф достаёт блокнот и ручку из кармана толстовки, как только они садятся за стол. Зелёные глаза Шелли горят неподдельным интересом. «Расскажешь мне о ком-нибудь?» Медсестра оглядывает столовую и пожимает плечами. — Например? Тайлер долго всматривается в людей вокруг, а затем кивает в сторону сидящего в одиночестве мальчишки. Ему не больше шестнадцати, коленки и локти острые настолько, что режут взгляд. Он сильно горбится и царапает вилкой тарелку, ковыряя и без того не слишком аппетитный обед. У мальчика замечательные мелкие кудряшки золотистого оттенка и квадратные скулы. Шелли будто сомневается, стоит ли ей говорить, но потом, видимо, решает, что Тайлер не представляет опасности. Конечно. Он точно не расскажет. — Его мама погибла очень давно, а отец бил и запирал его в подвале. За четвёрки в школе, представляешь? — Шелли сжимает в руках вилку так, словно готова врезать ублюдку самолично. — Его взяла на опекунство какая-то женщина и сразу же отправила сюда. Они с сыном приезжают навестить его каждые выходные. Я думаю, с ним всё будет в порядке, но ему нужно время и покой. У Тайлера болит сердце за угловатого мальчишку, и он бы с удовольствием послушал ещё, но продолжает спрашивать. Вернее, кивать головой. Шелли рассказывает про каждого, на кого указывает Тайлер, и это не профессионально, но помогает отвлечься от атмосферы публичного места. Джозеф не обращает внимание на взгляды в свою сторону, пока сам изучает других. С некоторыми из пациентов Шелли работала лично, и кудрявый мальчишка — не исключение. Он угрюмо кивает ей, проходя мимо их стола, и медсестра улыбается-улыбается-улыбается ему так, словно действительно рада его видеть. Может быть, так и есть. Может быть, Шелли — искусная лгунья. В любом случае, ей хочется доверять, и Тайлер почти не обременён знакомством: медсестра замолкает, едва Джозеф даёт понять, что устал, и молча уходит, если он просит. Каждый день Шелли обязана пытаться его разговорить, и любая выведенная буква в блокноте Тайлера — её личная победа. — Хочешь прогуляться? Тайлер кивает и на это. Слишком много кивков, слишком много разговоров. Его космос лишается своей бархатной темноты, и Джозеф не может ничего с этим поделать. Он относится к этому никак. два-два-три Старательно сотканная Тайлером вселенная рвётся немного сильнее. Когда Джозеф был меньше, его родители купили синее постельное бельё с ярко-жёлтыми звёздами. Тайлер никогда не хотел быть космонавтом, но почему-то постоянно им оказывался. Он лежал в своей звёздной кровати и думал обо всём, кроме неба над головой. Какая разница, что происходит меж звёзд, если всё самое главное случается прямо под твоей кожей? Тайлер кутался в одеяло по самый нос и прикрывал глаза, не понимая, что строит новый космос из своих мыслей и смыслов, свою бесконечную вселенную, где одна за другой взрываются сверхновые, отзываясь тугой болью где-то в районе солнечного сплетения. Его солнце жило прямо посередине, соседствуя с сердцем и душой, но не сжигая беспощадными лучами. Старательно сотканная Тайлером вселенная рвётся немного сильнее, когда Шелли за руку ведёт его во двор, а потом — совершенно случайно — встречает знакомого. Тайлеру достаточно одного взгляда, чтобы понять, что юноша — пациент, а не посетитель. Он улыбается так ярко, что солнце в груди Джозефа почти обижается. — Джош! Джош улыбается так ярко, что Тайлер почти обижается. Шелли машет ему рукой и подходит чуть ближе, дождавшись кивка от Тайлера, прежде чем отпустить его руку. Джозеф плетётся за ней, как за матерью, и подходит, когда двое уже втянуты в разговор (чёрной дырой совершенно чужой вселенной). Тайлер смотрит себе под ноги и чувствует, как воздух медленно покидает его лёгкие, а кровь стынет в жилах. Он не хочет разговаривать. Он не хочет подавать признаки жизни. Будь он чуть меньше, Тайлер бы требовательно схватил Шелли за подол сарафана и потянул бы в другую сторону. Джозеф даже не может понять, о чём они говорят, он слышит голоса, но словно через несколько слоёв стекла. Кто-то должен выстрелить в его скафандр, чтобы избавить от глухоты. Никто этого не делает. Тайлер медленно поднимает взгляд, в поле зрения попадают чужие кроссовки. Он внимательно рассматривает голени, коленки, бёдра, поднимается чуть выше — и почти отшатывается. Руки знакомого Шелли опущены, рукава его кофты закатаны и обнажают запястья с предплечьями. Вернее то, что от них осталось. Тайлер не видит ни кусочка не тронутой кожи, все руки Джоша — сплошная рана, некогда кровоточившая, но так и не сумевшая его убить. Джозеф не может оторваться: шрамы уродливы, они разных оттенков, тянутся один за другим, превращая руки Джоша в карту страданий. Новая кожа неровная, Тайлер хочет провести по ней кончиками пальцев, просто чтобы почувствовать, каково это. Джозеф поднимает взгляд ещё выше, пока не заглядывает прямо в карие глаза, ища в них хотя бы намёк на острые осколки. Во взгляде Джоша — патока, во взгляде Джоша — свечение, во взгляде Джоша — жизнь. Во взгляде Джоша нет ничего от стекла. Он смотрит на Тайлера так неожиданно открыто, что тот снова почти что отшатывается. — Привет. Джозефу хочется спрятаться от этой улыбки, он хочет спрятать взгляд на руках Джоша, изучить каждую неровность и каждый сантиметр новой кожи. Тайлер зачем-то продолжает смотреть ему в глаза. — Это Тайлер, — Шелли аккуратно сжимает его плечо. Джош просто кивает, он не ждёт ответной реплики. Он смотрит, и Джозефу хочется сбежать в свою комнату, замотаться в бархат (своей чёрной дыры) шторы и больше никогда не выходить на улицу. Джош отводит взгляд, снова улыбается Шелли, а затем исчезает. Тайлер ничего не говорит Шелли сегодня, он рисует плавные линии на белых листах и жалеет, что у него нет красной ручки. три-два-три Старательно сотканная Тайлером вселенная трещит по швам. Постельное бельё со звёздочками сложили на верхнюю полку в подвале и забыли про его существование, не спросив, чего хочет Тайлер. Может, он и не хотел становиться космонавтом, но он любил своё синее бельё с жёлтыми звёздами. С той встречи с Джошем прошло несколько дней, и Тайлер снова начал общаться с Шелли посредством блокнота и ручки. Шелли была чем-то обеспокоена, она рассказывала меньше историй и в два раза чаще кусала губы. Тайлер хотел бы спросить, что случилось, но не знает, насколько это вежливо. Он не выдерживает за одним из обедов и требовательно двигает к ней блокнот. «Что-то случилось?» Шелли рассеянно улыбается. — Нет, я просто… — она вздыхает. — Может, мне придётся уехать домой на несколько дней, потому что… Шелли запинается и совершенно беспомощно смотрит Тайлеру в глаза. Он быстро царапает ручкой: «Ты не обязана говорить». — Спасибо, — Шелли снова кусает губу. — Я не знаю, кого к тебе приставят, когда я уеду, но, клянусь богом, Тайлер, если я узнаю, что кто-то сделал тебе хуже, я приеду и набью ему морду вот этими руками. Шелли поднимает вверх ладошки, и Тайлер безоговорочно верит ей. «Всё хорошо, ты можешь ехать. Я думаю, у тебя веская причина». — Ты и представить себе не можешь, — бормочет медсестра. Улыбка Тайлера — созвездие. Улыбка Шелли — звёздная пыль. Улыбка Джоша — ебучая сверхновая. Тайлер знает это, потому что Джош без стука заходит к нему на следующий день после отъезда Шелли и распахивает тяжёлые шторы. Вселенная Тайлера трещит по швам, и он в буквальном смысле падает на пол и забирается под кровать. Джош почему-то не смеётся, но и шторы задёргивать не спешит. Тайлер видит его белые-серые-грязные кроссовки, его глаза слезятся, а сердце тяжело бьётся о рёбра. Тайлеру страшно: центр его вселенной — жалкий тлеющий фитиль, в сравнении с огромным окном. Джош не двигается несколько тайлеровых вечностей, а затем опускается на коленки и заглядывает под кровать, словно ожидает увидеть там монстров или котёнка. Он видит всё сразу. Тайлер дрожит. — Вылезай, — говорит Джош. — Здесь совсем не страшно, Тайлер, давай же. Джозеф не шевелится, только дрожит, дрожит, дрожит и смотрит Джошу прямо в глаза. Ему так необходимо хрустящее стекло в этом взгляде, но его нет. Только беспокойство. — Ну, ладно, — Джош ложится на пол и ползёт к Тайлеру под кровать. — Как знаешь. «Что ты творишь?» — хочет сказать Джозеф. «У тебя всё нормально с головой?» «Задёрни шторы!» Тайлер молчит и только смотрит, как Джош подползает ближе и устраивается поудобнее, подкладывает локти под голову и изучает деревянные доски с обратной стороной (луны) матраца. — Не так уж здесь и плохо, — заключает он. Тайлер отчаянно старается ровно дышать. Он напуган до чёртиков. — Шелли сорвалась домой ночью, и с тобой оставили какую-то зануду. Я лучше любой зануды, поверь мне. Тайлер не верит. — Если мы с тобой сейчас куда-нибудь не уйдём, тебе придётся пройти пытку кофеином и прочими штуками. Джозеф боится иголок, поэтому начинает дрожать сильнее. Звёзды внутри взрываются одна за одной: Тайлер весь мокрый и ужасно хочет в темноту. Джош замечает. — Эй, — он неловко поворачивается на бок, перекрывая собой почти весь свет. — Если хочешь, мы можем остаться прямо здесь. Никому и в голову не придёт заглядывать под кровать, серьёзно. Нас никто не найдёт. Тайлер моргает несколько раз, а потом разлепляет губы. В глазах Джоша — надежда, и Джозеф теряет дар речи (повторно). Поэтому он просто кивает. Джош победно улыбается, и (нет, правда) даже свет из окна — ничто, по сравнению с этой улыбкой. Тайлер сворачивается в клубок. Паркет под ним тёплый, и это впервые играет на руку. Он слышит, как открывается входная дверь и раздаются чьи-то лёгкие шаги, а когда смотрит на Джоша, тот прикладывает палец к губам. Медсестра уходит, а Тайлер чувствует себя виноватым. Он не должен доставлять какие-либо неудобства людям, которые пытаются за ним ухаживать. — Не занудствуй, — закатывает глаза Джош. На несколько секунд Тайлер верит в существование телепатов. — Я отсюда слышу, как ты думаешь, — Джош чешет подбородок. — Хочешь прогуляться? Или поесть? Или… Тайлер не отвечает, вместо этого закрывая глаза и подтягивая колени к груди. Под кроватью неожиданно тепло, низкое небо матраца не давит на грудь, а присутствие неопознанного объекта в атмосфере его сознания почему-то не мешает сонливости. Ему не нравится только яркий свет, но Джош затмевает его. У этого вашего солнца просто нет шансов. — Хочешь спать? Тайлер осторожно кивает. — Тогда спи. И он засыпает. Когда он открывает глаза, Джоша нет рядом, и Тайлер думает, что это всё плод его воображения. Он не знает, как далеко зашёл и с какого момента начал придумывать. Джош — ненастоящий? Шелли — ненастоящая? Реабилитационный центр? Его вселенная? Он сам? Тайлер снова боится двигаться и вздрагивает, когда слышит, как открывается дверь. Становится немного легче, когда он видит изношенные кроссовки. — Ты всё ещё спишь? — живо интересуется Джош, а потом спохватывается. — А, ну да. Проходит несколько десятков секунд (Тайлер на полном серьёзе считает), прежде чем Джош опускается на пол и залезает под кровать. — Хочешь есть? Тайлер не шевелит ни одним мускулом, и Джош вздыхает. — Да ладно, я уверен, что ты чувствуешь этот прекрасный запах выпечки и какао, пойдём. Тайлер очень медленно моргает, но это всё. В глазах Джоша загорается азартный интерес, и Джозеф уже ненавидит это. — Ладно, так, наверное ты не любишь прикосновения, но ты не оставляешь мне выбора. Если Шелли узнает, что из-за меня ты голодал, она оторвёт мне голову. Я боюсь её, знаешь ли. Тайлер — нет, вы только подумайте, — фыркает. Джош смотрит на него так, словно он только что прошёлся по комнате на руках или сделал бэкфлип с фортепиано. — Чтобы растормошить тебя, всего-то надо было рассказать про кровожадность твоей медсестры? Эх, знал бы я раньше. Тайлер не двигается, и поэтому Джош тянет к нему руки. Джозеф помнит жуткие шрамы, покрывающую кожу его предплечий, и не хочет смотреть, поэтому пугливо жмурится, когда тёплые ладони берут его за запястья. Тайлер понятия не имеет, как, но он сидит на своей кровати и смотрит прямо в окно. На его коленях поднос с едой, но он не притрагивается к ней, не в силах отвести взгляд от белых неподвижных занавесок. Джош замечает. — Ты вообще в курсе, что у тебя огромный балкон? — он вздёргивает бровь. — Я серьёзно, не пользоваться им — просто кощунство. Тайлер пожимает плечами, а Джош вздыхает и открывает стеклянную дверь, впуская в комнату поток свежего воздуха. Балкон — другая вселенная, и Тайлер не знает, готов ли с ней познакомиться. Зато знает Джош. Он забирает с колен Тайлера поднос и ведёт его на балкон, усаживает в кресло. — Чувак, я правда надеюсь, что ты способен есть сам, потому что я никогда никого не кормил. Тайлер смотрит на него угрюмо, Тайлер смотрит на него обиженно, Тайлер смотрит на него — Джош ликует. Джош садится в соседнее кресло и болтает без умолку, иногда спрашивая что-то, на что можно ответить «да» или «нет». В большинстве случаев Тайлер не отвечает, но если он слегка кивает головой, то Джозефу требуются солнцезащитные очки. Смотреть на улыбку Джоша без защиты вредно для сетчатки глаза. Погода немного пасмурная, прохладный ветер треплет тёмные волосы Джоша и выгоняет лишние мысли из головы Тайлера. Джозеф почти чувствует себя здоровым, ведь создаётся впечатление, что его собеседник просто излишне болтлив. Тайлер смотрит на него внимательнее: рукава кофты Джоша закатаны до самых локтей, и Джозеф прослеживает взглядом каждую неровную линию его шрамов. Джош замечает, но не говорит об этом ни слова. Через какое-то время он уносит поднос и вместо него вручает Тайлеру блокнот. Когда Джозеф пишет «привет», ему снова нужны солнцезащитные очки. Старательно сотканная Тайлером вселенная трещит по швам, и ему это нравится. и раз-два-три Джош приходит к нему каждый день. Иногда они просто сидят и молчат: Тайлер рисует или пишет в блокноте, а Джош играет в телефон, изредка матерясь сквозь зубы. Джозеф всё ещё не верит ему, но привыкает к присутствию нового объекта в координатной системе его вселенной. Джош — его новый красный гигант. Тайлер ходит с ним гулять и никак не может понять, почему Джош даже не пытается закрыть свои шрамы. Он постоянно закатывает рукава, будто демонстрируя миру все свои секреты, страхи и слабости. Сама мысль об этом мешает Джозефу дышать. Он смотрит на шрамы на чужих руках и хочет извиниться за каждый. От лица кого бы то ни было. От лица чего бы то ни было. Джош всегда заходит без стука и первым делом распахивает дверь на балкон, терпеливо выжидая, когда Тайлер наберётся сил подняться с кровати и присоединиться к нему. — Смотри, — сегодня Джош сидит на перилах балкона, болтая ногами в (космосе) воздухе. Он кивает вниз, на дорожки, по которым медленно идёт какой-то мужчина. Тайлер быстро пишет в блокноте: «И что?» — Почти вся его семья сгорела в пожаре, — говорит Джош, чуть сильнее хватаясь пальцами за перила. — Он здесь всего пару дней, но выглядит и ведёт себя так, будто ничего не случилось. Словно ему просто плевать. Тайлер щурится. «И что?» — И то, что это странно. Он ведёт себя нормально, как ни в чём не бывало, хотя весь его внешний вид кричит о том, что он не в порядке. Джозеф хмурится и интересуется: «Ты себя в зеркало давно видел?» Джош не понимает, и Тайлер нервно сглатывает. Он мягко обхватывает пальцами его запястье и разворачивает руку ладонью вверх. Джош смотрит на свои шрамы так, будто видит их первый раз. — Но я не… Джош вздыхает и просто изучает свою руку в ладони Тайлера, а потом почему-то решает ничего не говорить. Джозеф почти задыхается от возмущения, разжимает пальцы и что-то яростно строчит в блокноте. Джош выглядит так, словно вышел (погулять) в открытый космос без скафандра. Не то чтобы Тайлер удивился бы. «Ты вообще хоть с кем-то об этом разговаривал? Почему ты всё ещё здесь, если с тобой всё в порядке? Ты постоянно улыбаешься и ведешь себя нормально!» — Я не… — Джош делает (очень) глубокий вдох. — Я не могу ни с кем об этом разговаривать. Они пытались выманить из меня информацию неделями, но я просто… Тайлер, я не могу. Джозеф задыхается, потому что вот оно — стекло в чужом взгляде, режет не хуже любого ножа и не хуже острых локтей мальчика из столовой. — Прости, я… — Джош поспешно слезает с перекладины, — мне нужно идти. Он уходит. Он сбегает. Тайлер не успевает ничего сказать. два-два-три Джош приходит к нему каждый день. Несмотря на то, что вчера Тайлер весь день слонялся по улице один, сегодня Джош приходит с ослепительной улыбкой наготове. Тайлер не верит ему. Джош отодвигает тяжелые шторы, но не открывает дверь на балкон, вместо этого аккуратно присаживаясь на кровать Тайлера. Джозеф усердно трёт глаза, пытаясь избавиться от сонливости, угрюмо смотрит на Джоша и идёт в ванную. Через десять минут они встречаются на балконе, и в руках Тайлера блокнот с ручкой. Его пальцы дрожат. «Если тебе нужно с кем-то поговорить, то, знаешь, я отличный слушатель». Улыбка Джоша тускнеет и из второго солнца превращается в огонёк спички. Тайлеру не хватает света и тепла, и он ёжится, обхватывая себя руками. — Спасибо, но… — Джош опускает глаза. — Спасибо. Тайлер чешет нос и перекатывается с пяток на носки, наслаждаясь ощущением холодного пола под ногами. Джош смотрит вопросительно. — Холодно. Тайлер не сразу понимает, что сказал это вслух, а когда до него доходит, ручка с блокнотом летят на пол (ну, знаете, гравитация). Джош несколько раз ошарашенно моргает, а потом подходит немного ближе и просит: — Повтори? Тайлер отчаянно мотает головой из стороны в сторону, его губы дрожат, и он судорожно всхлипывает, чувствуя, как сердце норовит выпрыгнуть из грудной клетки. Джош смотрит ему в глаза и обхватывает широкими ладонями его худые плечи. — Тайлер, пожалуйста, что ты хотел сказать? Я не прошу тебя о большем, но… — Холодно, — медленно выговаривает Джозеф, шмыгая носом. — Здесь холодно. Здесь холодный пол. В комнате тёплый, и это отвратительно. Джош улыбается так, что у него, наверное, болят щёки. Он притягивает Тайлера к себе, и это слишком, это слишком, это слишком. Джозеф чувствует, как центр его вселенной медленно смещается, как все звёзды бросаются к ногам Джоша, как его чёрные дыры медленно исчезают вместе с вакуумом под рёбрами. — Ты говоришь! — Джош сжимает его крепче и звучит так радостно. — Ты говоришь! Тайлер не верит себе, но в этот раз верит Джошу. Он улыбается, но не хочет больше ничего говорить. Джош не просит, он выглядит абсолютно счастливым остаток дня, таская Тайлера по всему центру и не переставая болтать обо всём на свете. Он касается Джозефа гораздо чаще, словно несколько предложений сломали последнюю стену между ними. Это (сверх)ново. — Шелли убьёт меня, когда поймёт, что пропустила твои первые слова. Тайлер усмехается и пишет. «Это были тупые слова». — Уверен, что ты не способен сказать ничего тупого. Тайлер показывает ему язык. «Я сказал несколько предложений. Этого как-то мало». — Это вызов? «Возможно». — Дай мне несколько дней, детка, и ты сам не заметишь, как заговоришь. Тайлер улыбается, улыбается и улыбается. Джош действительно помогает. Он выводит Джозефа на разговор при любой удобной возможности. Они сидят на кровати Тайлера, когда тот впервые смеётся. По-настоящему, запрокидывая голову. Джош сам теряет дар речи от чувства чистейшего восхищения. Тайлер смущается и отводит взгляд. — Буду шутить тупые шутки как можно больше, чтобы ты чаще смеялся. — Иди в жопу, Джош. — Скажи это ещё раз. — Иди в жопу. — Ага. — Ненавижу тебя. — Враньё. Тайлер вздыхает и поднимает глаза, чтобы встретиться с самой счастливой улыбкой на свете. Джош не выдерживает и тянется обнять его, и Тайлер почему-то не против. Полная бессмыслица. (Руки Джоша греют так правильно. Не то, что дурацкий пол с подогревом). три-два-три Джош приходит к нему каждый день (уже вторую неделю). Сегодня он немного опаздывает, и Тайлер впервые сам открывает окно, а потом садится на кровать и рисует синие звёзды на белой бумаге. — Ты опоздал, — бормочет Джозеф. — Ага. Меня задержали. — Кто? — Какой-то парень спрашивал, где Шелли, — Джош пожимает плечами. — Не знаю, видел ты его или нет. Загорелый. Хромает. Тайлер напрягает память, но не помнит, чтобы Шелли когда-нибудь рассказывала о ком-то таком. Он вопросительно смотрит на Джоша. — Он бывший военный, и Шелли никогда не была его медсестрой. Понятия не имею, зачем она вообще ему понадобилась. — И что ты ему ответил? — Что она вернётся через два дня. Джош почему-то выглядит грустным, и Тайлер хмурится, поднимаясь с кровати и подходя ближе. Рукава его кофты на молнии привычно закатаны, и Джозеф кусает щёку, чтобы отвлечься от дурных мыслей о том, как сильно он хочет коснуться (навсегда) повреждённой кожи. — Ты не выглядишь счастливым. Джош чешет затылок и улыбается слишком неловко, слишком неправильно. Тайлер грустит, когда улыбка Джоша недостаточно счастливая, и начинает серьёзно беспокоиться в этот раз. Джош нервничает. — Ну, Шелли вернётся, увидит, что ты говоришь, и тебя выпишут. Тайлер смотрит Джошу в глаза и понимает. Джош так и не рассказал никому о своей настоящей проблеме, никто не знает, что с ним, и поэтому его не могут выписать и отправить домой. Он не может уехать отсюда. Сколько времени он провёл в реабилитационном центре? Насколько всё плохо, если даже Шелли не смогла его разговорить? По спине Тайлера бегут мурашки, и он берёт Джоша за запястья, уводя его прочь из комнаты. Тайлер, очевидно, не собирается бросать Джоша. Не в этот грёбаный раз. На день они меняются ролями: Тайлер говорит без умолку, и его горло болит, голос срывается, потому что он отвык от длинных речей. Джошу всё равно: он слушает, изредка прикрывая глаза. Сегодня он тихий, но эта тишина кричит (о помощи). Сегодня впервые за долгое время из-за туч выглядывает солнце. Оно не греет, но слепит глаза, и Джош недовольно шипит. Джош впервые тянет рукава своей кофты вниз, пряча шрамы от солнца. Он открывает рот, чтобы объясниться, но не может выдавить из себя ни слова. Тайлер рядом, но всё равно подходит ближе. — Тебе нужно поговорить об этом с кем-то, Джош. С Шелли или с кем-то ещё, — Джош мотает головой из стороны в сторону. — Со мной? Джош молчит с минуту, а потом тихо выдыхает: — Не здесь. Тайлер кивает, переплетает их пальцы и уводит Джоша подальше от солнца. — Я знаю идеальное место для разговоров. Когда они приходят в его комнату, Тайлер первым делом закрывает окно плотными шторами, а потом ныряет под кровать. Джош коротко смеётся, но всё равно присоединяется. Вокруг кромешная тьма, и Джош не может разглядеть даже собственные ладони. Наверное, это к лучшему. — Расскажи что-нибудь, — тихо просит Джош. Тайлер рассказывает то, что первым приходит в голову. — Когда я был меньше, родители купили мне синее постельное бельё с ярко-жёлтыми звёздами. Смешно, но я никогда не хотел быть космонавтом и вообще мало интересовался небом, потому что всё, что важно, всегда было ближе к земле. Но, знаешь, я любил своё постельное бельё. — Потрясающая история, Тайлер. — Иди в задницу, — Джозеф посмеивается. — Это ещё не всё. — Тогда молчу. — Уж постарайся, пожалуйста и спасибо, — Тайлер молчит несколько секунд, а потом продолжает. — Несмотря на то, что я никогда не хотел быть космонавтом, я почему-то постоянно им оказывался. У меня всегда был свой отдельный мир, в котором всё было по-моему: от тупых законов физики до восприятия других людей. Я никогда не видел мир таким, какой он есть, и сам загонял себя в понятные только мне рамки. Тайлер понижает голос и чувствует, как Джош двигается ближе. Их плечи соприкасаются, и Джозеф отчаянно пытается побороть желание снова взять Джоша за руку. Здесь, в таком закрытом пространстве, этот жест стал бы чуть больше, чем просто интимным. — В один момент я перестал говорить, потому что думал, что никто никогда не поймёт смысл моих слов. Мне было страшно. Я писал, но все слова уходили в никуда, я никому не мог показать то, о чём думал. Родители считали, что я просто капризный ребёнок, но потом всё же решили отдать сюда. — И потом Шелли подарила тебе новый блокнот и стала слушать. — Да. — Знаешь, почему Шелли знала, что делать? — Джош поворачивает голову, и его дыхание щекочет шею Тайлера. — Потому что она сама через это прошла. Джозеф уже думал об этом, но не спрашивал Шелли, потому что не хотел ворошить её прошлое. Он благодарен ей, но прямо сейчас благодарен Джошу чуть больше. — А потом я… — Тайлер горестно (наигранно) вздыхает, — увидел тебя, и всё пошло к чертям собачьим. — Не ври. — Не вру. Ты бестактная сволочь, без спроса врывающаяся в чужие жизни. — Я вытащил тебя из твоего ебучего космоса. — Моя вселенная трещала по швам. — Тебе нравилось это. Тайлер цокает языком и прикрывает глаза. — Мне нравилось это. Они лежат совсем рядом, тёплый паркет греет их спины, а кровать ограничивает движения. Тайлер аккуратно приподнимает ладонь и делает то, на что ни за что бы не решился при дневном свете. Он ищет пальцами дорожки шрамов на руке Джоша и аккуратно обводит каждую. Джош шумно выдыхает, но не отдёргивает руку. Тайлер почему-то уверен, что у него тоже закрыты глаза. Когда Джош начинает говорить, Джозеф не прекращает гладить его руку ни на секунду. Его голос дрожит сильнее, чем пальцы Тайлера. Джозеф запоминает каждое слово его истории. Он запоминает постоянную боль в груди, запоминает крики, запоминает синяки, переломы рёбер и чужие ботинки с острыми носками. Тайлер запоминает солнечную погоду, привкус крови на языке и белую плитку в ванной. Он запоминает ненависть к себе, острые лезвия и аналогию с грёбаной Белоснежкой под грустный смешок — алое на белом. К концу истории Джоша Тайлер лежит совсем рядом и сжимает его ладонь в своей. Это не странно. Джоша трясёт, и Джозеф кладёт голову ему на грудь, слушая сбитое сердцебиение. Джош рассеянно гладит его по спине и пытается дышать. — Должно было стать легче, — бормочет Тайлер. — Стало легче. Они оба улыбаются (поломанные, поломанные люди) и стараются не шевелиться. Тайлер успел забыть, как сложно дышится в его космосе. * Джош сидит на его кровати, когда Тайлер собирает сумку. Его родители будут здесь через несколько часов. Мама (Тайлер готов поклясться) была самой счастливой женщиной на свете, когда Джозеф заговорил с ней по телефону. Джош молча наблюдает за тем, как Тайлер складывает вещи, как пустеет огромный шкаф (и его сердце). Джозеф кусает губы так часто, что это серьёзно отвлекает. Когда его сумка полна вещей, а с тумбочек убрано всё, что не принадлежит этой комнате, Тайлер задёргивает шторы и садится рядом с Джошем, барабаня пальцами по коленке. Узкая полоска белого света у пола режет ему глаза, но он старается не обращать внимания. Метафорические часы назойливо тикают на краю сознания. — Я собираюсь сделать кое-что очень тупое, — шепчет Джош себе под нос. — Тупее, чем забраться под кровать, потому что кто-то открыл окно? — Гораздо тупее. Тайлер ждёт несколько секунд, а потом чувствует, как тёплые ладони ложатся на плечи и разворачивают его. Джош целует Тайлера, и (это просто) (поцелуй не ощущается поцелуем, это словно способ общения) он закрывает глаза, со всех сторон окутанный теплотой и заботой. Огромная вселенная Тайлера превращается в крохотную точку, случайно оставленную на полях тетрадки незадачливым учеником. Впервые за (его вечность) очень долгое время Тайлер по-настоящему делает вдох. и раз