Самое сокровенное

Стоя перед кабинетом врача, Артур успел проклясть Гвейна с его дурацкими забавами вроде зимней рыбалки, назойливую заботу Гвен и свой чертов организм, умудрившийся подхватить простатит. Ну и врача, который назначил, помимо воздержания (что уже было трагично), массаж предстательной железы. Простаты, проще говоря. Мучение началось с самого утра. Артур взял отгул на работе (разумеется, только на первую половину дня), чтобы в первый раз сделать все правильно. А в следующий раз, как он надеялся, этого вовсе не понадобится. Необходимо было сделать клизму (как было написано во всемогущем интернете), по крайней мере, за два часа до массажа. Чертов Гвейн. Хотя, надо признать, это довольно странно — думать о другом мужике, пихая себе в зад посторонние штуковины. Артур и думать не хотел, что ждет его у уролога. Врач оказался пожилым, с седыми волосами и мужского пола. Что более смущающее, хорошенькая медсестра с объемными формами или старик с вазелином наперевес? Об этом как раз можно задуматься в процессе раздевания. — Антибиотики принимаете? — спросил некий Г.Уилсон. Его лечащий врач, напомнил себе Артур. А он даже не знает его имени. — Разумеется, — высокомернее, чем ему хотелось бы, ответил Артур. — Этим можно ограничиться? Не делать всего этого? — Чего — этого? — усмехнулся врач. Щеки покраснели. Черт! Как это глупо и нелепо. — Массажа простаты, — сквозь зубы сказал Артур. — Можно от этого отказаться? Я не гомофоб, но это слишком, вы не находите? Уверен, что можно обойтись. — Вы хотите отказаться от лечения? — спокойно спросил Уилсон. — И запустить свой организм? — Нет, — отрезал Артур. — Я просто не хочу, чтобы кто-то совал пальцы мне в задницу. — Как насчет специального прибора? — хмыкнул врач. Черт, да он же смеялся над ним! Покопавшись в ящике — пока Артур переживал не лучшие мгновения своей среднестатистической жизни — он выудил копию мужского фаллоса с проводами и пультом управления. Артур похолодел. — На насадку надевают презерватив и смазывают вазелином, — вежливо объяснил врач. Щеки не просто покраснели от стыда, они пылали не хуже маков Ван Гога. — Вы сделали клизму? — врач, видно, праздновал свою победу, удовлетворенный молчанием Артура. Он сжал зубы и кивнул. — Тогда проходите за ширму и раздевайтесь. Стараясь не думать о своем падении как мужчины, Артур медленно раздевался. Гораздо приятнее представлять смерть Гвейна (хотя он был не совсем и виноват в этом) в страшных гротескных красках. Чтобы обязательно присутствовала гильотина, корова и самая большая клизма. Ухмылка сама появилась на губах. Клизма с отваром ромашки — это вполне достижимо. Даже, пожалуй, реальнее, чем достать корову в двадцать первом веке в Лондоне. — Готовы? Артур нехотя опустился на кушетку, подтягивая к животу колени. Еще наверняка и рубашка помнется. И как в этом появиться в офисе — дикость. Решение держать сменную одежду показалось довольно находчивым и практичным. Настроение скакнуло на несколько отметок вверх (но не настолько, чтобы улыбнуться и порадоваться предстоящему). Едва холодный скользкий палец дотронулся до его самого сокровенного (что прозаично — сокровенным оказалась не его тонкая душевная организация), Артур дернулся, но оказался прижат к кушетке на удивление сильными руками. Ничего ужаснее и произойти не могло — он и так в мятой рубашке в позе эмбриона, а чьи-то пальцы в его анусе, но сегодняшний день определенно умел удивлять. Дверь кабинета хлопнула. Артур окаменел, напрягшись, (наверняка врачу стало больно от его сжавшихся мышц — Артур ходил в спортзал и не смыслил в анатомии). — Прости, что опоздал, Гаюс! У тебя кто-то есть? — за ширму с любопытством заглянуло очкастое наглое нечто в белом халате. Артур уже не сравнивал себя с высокохудожественными маками. Нет, он пылал от бессильного гнева и стыда как небо над брюлловской Помпеей. — Какого черта… — прорычал Артур, силясь если уж не встать, то хотя бы слезть с вазелиновых пальцев. — А, Мерлин, — спокойно проговорил — таинственная Г. оказалась разгаданной — Гаюс. — займись бумагами. Артур ожидал, что мальчишке (с любопытными глазами) сделают выговор, но Гаюс оставался равнодушным к его злости. — Хорошо, — Мерлин (мерзкий извращенец) прошелся взглядом по его красным щекам, быстро однако перепрыгнув на поджавшиеся ягодицы, и (не)спешно скрылся. — Мерлин — мой ассистент, — пояснил врач. — Его не следует стесняться. Большего, чем провалиться на пару этажей ниже (там где морг), Артур и пожелать не мог. Гаюс достал из него пальцы, снимая перчатки. — Я не стесняюсь! — возмущенно прошипел Артур, надеясь, что Мерлин его не слышит (бессмысленная надежда, учитывая размер его ушей). — Одевайтесь, — прервал его Гаюс. Пожалуй, по скорости застегивая ремней и шнуровки ботинок он мог посоревноваться с пожарными. Кипя от злости как ведьмин котел, он показался из-за ширмы. Мерлин снова с интересом на него уставился, ни капли не стесняясь. — Помимо приема антибиотиков и воздержания от половой жизни я бы настоятельно порекомендовал диету, — сообщил ему Гаюс. Мерлин захихикал: — Она бы тебе не помешала. — Да как ты смеешь! — рявкнул Артур, наставив на него палец. — Чтоб ты знал, ты, любопытный извращенный Бэмби, я хожу в спортзал и играю в футбол, а еще… Вот тут ему надо было заткнуться (или еще раньше). — Ты назвал меня Бэмби? — развеселился Мерлин, щелкая ручкой. Очень раздражающе. Глаза у него и впрямь большие, а очки делали их еще больше. — Я назвал тебя оленем, придурок, — огрызнулся Артур. А потом схватил свои вещи и благородно сбежал. — Увидимся в четверг! — крикнули ему вслед. Насмешливо и унижающе. Да. Еще не поздно сменить врача? *** — Как прошел день? — невинно поинтересовалась Гвен. Будто он не знал, что именно ее волнует. Вовсе не счета и анализ статистики, которым Артур занимался остаток дня, игнорируя все приходящие в голову эпитеты, которыми он мог бы наградить Мерлина. — Отвратительно, — он потер лоб. — Процедура не из приятных, да? — Гвен ласково поцеловала его. Как матушка, ей-богу. Артур было кивнул, но понял, что все было не так плачевно (до появления Мерлина). — Если хочешь, — Гвен (как ей казалось — Артур не оценил) развратно улыбнулась. — Я бы сама сделала это. Артур с содроганием посмотрел на ее длинные фиолетовые ногти и сглотнул. Самое сокровенное было против. — Пожалуй, я доверюсь доктору Уилсону. Гвен была хороша. Она готовила запеканки то ли из черники, то ли из смородины (Артур мог бы использовать их вместо клизмы); хотела троих детей (и одного усыновить, в самом же деле); любила Брэда Питта и хоккей (Артур души не чаял в боевиках и футболе). Гвен была хороша (но всегда находилось это ненавистное «но»). Хороша, наполовину. *** Во второй, да и третий раз Мерлин неизменно присутствовал, пока Артура пытали за ширмой. — Закрой глаза и думай об Англии, — посоветовал Гаюс, пропихивая в него палец. Неприятно, дискомфортно, ужасно смущающе. Артур опаздывал, поэтому Гаюс предложил не раздеваться, а приспустить штаны и опереться о стол (раком встать, уточнил Артур — Мерлин хмыкнул). — Мерлин, — гаркнул Гаюс. Артур едва не отпрянул. — Принеси еще мази. Артура и так колотило от чужого присутствия за тонкой стенкой, так еще и это! Что не так? — Слишком тугой? — притворно-сочувственно поинтересовался Мерлин, (без стыда и совести) заходя за ширму и вкладывая в протянутую ладонь пузырек. Он окинул раскорячившегося Артура — равнодушным? Ха! — взглядом. — Мерлин! — прикрикнул на него Гаюс. — Ты со всеми пациентами себя так ведешь? — прохрипел Артур. Галстук мешал нормально дышать, лицо наверняка снова было красным как у коня Петрова-Водкина. — Только с красивыми, — невозмутимо отозвался Мерлин. Черт, да он буквально чувствовал его взгляд! Можно подать на ассистента в суд? Он определенно был виноват в этой прорве смущения, стыда и — вот же Гвен удивится — возбуждения. Гаюс утверждал, что все дело в физиологии. Массаж простаты, мол, нечего удивляться, большой ведь мальчик. Артур и сам читал похожие истории — обычно приправленные долей испугов и нытья на тему «а-может-я-гей». Вот только он словил кайф уже на третий раз, да и то, только после обезоруживающей улыбки Мерлина: дернул бедрами навстречу и неожиданно кончил. Улыбка (похотливого, никак иначе) ассистента из невинно-яркой стала удовлетворенной. Испугавшись, он не ходил целую неделю. Артур постарался не анализировать каково это — кончать под взглядом мужика, пока другой копошится в заднице. Просто не ходил, не думал, старался не вспоминать. Потом и регулярные клизмы стали делом привычным (он уже не обращал внимания на шутки Гавейна). А вот перед Гвен он чувствовал вину. Секс ему запретили, но на удивление ему и не хотелось (на удивление? — бесстыдная ложь). Секса очень хотелось (но вот только не с Гвен). А Гвен ведь чудо как хороша. Запеканки готовит, может, и не очень, но сосет прилично (как грубо, Артур). С Гвен можно было бы завести двух собак (подобрать на улице или взять из приюта, не принципиально), ходить смотреть ее хоккей, а она бы взамен приходила болеть за него в любительском футболе. (Но). Ему не хотелось. Гвен, в смысле, не хотелось. Может, он геем стал? В интернете советовали не заморачиваться. Над оргазмами, может, заморачиваться и не следовало — Артур был согласен (а как насчет синих глаз за стеклами квадратных очков, слишком бледной кожи и неряшливого почерка?) Мерлин все еще раздражал Артура, даже на расстоянии. А в кабинете врача и подавно. От него было слишком много шума: он заполнял формы, скрипя ручкой, выдвигал с грохотом ящики и хихикал над диагнозами пациентов — кто его вообще допустил к врачебной практике? — Мне Уилл из хирургии рассказал, к ним парня привезли с бутылкой шампуня в заднице. Знаешь такие, как в отелях? Маленькие, — без зазрения совести делился он, пока Артур пыхтел в коленно-локтевой, чувствуя поступательные движения внутри и собственный каменный стояк. — Так вот, эта скользкая хрень у него застряла. Кому он это рассказывал? Ему, Гаюсу? Артур понятия не имел, но сочувствия неудачливому парню не было (зато к себе — в избытке). А потом заглянул за ширму, видимо, удостовериться, какое впечатление произвела история. — Это тебе не Сикстинская капелла, Мерлин! — прорычал Артур, не оборачиваясь. Мерлин ойкнул. *** — Эй, Артур, как дела? — интересовался Мерлин. — Смотри, я нарисовал осла! Гаюс попросил что-то там сделать с картами, но я увидел твою и увлекся. Правда похож на тебя? — (с морковкой в заднице? Очень по-паланиковски, Мерлин). — Как утренняя клизма, Арту-ур? Что больше испытывал Артур к Мерлину — желания убить или черт-знает-откуда появившуюся симпатию он понятия не имел. — «Потоки дум моих, отсюда, издалека, Настойчиво к твоим стремятся чудесам»… (МЕРЛИН!) (- Это Шекспир!) Уж кто к каким чудесам и стремился — так это Гаюс к его многострадальной простате (ей стало лучше, спасибо). Однако выбросить Мерлина из головы не получалось. Гвен наверняка что-то заподозрила. Стала равнодушнее, потом наоборот, устроила скандал, припомнив пьяный трах с Гвейном (а тогда Артур сверху был и причем это вообще), и порывалась бросить его. Сказала, с геями не встречается. Удивительно разумно. Но Артур-то не гей. Артур вовсе не рвался (злостный поклеп) к врачу, да и курс процедур подходил к концу. Он заметил, что скинул фунтов восемь на этой отвратительной без-соленого-острого-жирного диете. И без кофеина, что смерти подобно. Один раз он уснул у Гаюса, Мерлин над ним смеялся. И выписал витамины (это было мило, Артур даже спорить не брался). Он не был уверен, можно ли ему уже трахаться, но эта ситуация с Гвен стала слишком запутанной (запуталась в черных вихрах Мерлина; в Артуре умер поэт) и неловкой. Слишком неловкой, чтобы тянуть изо дня в день раздраженные взгляды и ругань по мелочам. Так вот, Гвен. И Гвейн. Интересно, как имена похожи. Неудивительно, что Артур выкрикнул не ее, кончая глубоко в ней (хитрый и коварный план, и щека вовсе не болит, и рука у Гвен не тяжелая). Пора бы бросить сравнивать щеки с живописными оттенками красного, но Артур не мог не отметить, подойдя к зеркалу, что на этот раз немного похоже на закат Девятого вала Айвазовского. Глупо и трусливо так расставаться (надо было бросить ее по-мужски, а не выкрикивая чужое имя). Переспать и бросить (очень по-гвейновски), а не сделать все в один момент. Мечта закончить все унизительные процедуры стала внезапно достижимой и нежеланной. Оставалась одна процедура, которую Артур оттягивал как мог, уверяя себя, что устал от клизм и ему нужна передышка. Погонять с ребятами в футбол, посидеть с Гавейном и пиццей на диване под взрывы вертолетов на плазме и не думать о кособоких ослах с морковками в задницах. А вот кончать с собственными пальцами оказалось непривычно, не особо удобно, но все же приятнее. Когда же он наконец заявился к урологу, сидящий Мерлин цокнул языком (не без удовлетворения). Гаюса в поле зрения не наблюдалось. Мерлин коварно сообщил, что тот не дождался, пока Артур перестанет ломаться и свалил в отпуск (так наверняка было запрещено разговаривать с пациентами, где врачебная этика?), но это не отменяло постыдного-унизительного-возбуждающего факта: Гаюса не было. Был Мерлин. Мерлин с предвкушающей улыбкой и длинными пальцами. Артур неожиданно громко сглотнул. — Раздевайтесь, проходите, — вежливо протянул Мерлин. Артур заметил, что слова должны стоять в другом порядке, но промолчал. Не до этого сейчас. — Как мне встать? — прохрипел он неестественно хриплым голосом. — Как вам удобнее, сир, — насмешливо протянул Мерлин. Вежливые слова, несмотря на тон, сбивали с толку. Артур было приготовился ругаться (что было привычно и комфортно), но Мерлин был крайне предупредителен. — Ты хоть умеешь это делать? — насмешливо спросил Артур, пытаясь вывести того на чистую воду. Он привычно встал в коленно-локтевую позу, слушая, как Мерлин гремит шкафчиками. — Уж поверь мне, — вдруг низко произнес Мерлин прямо на ухо. — В этом можешь на меня положиться. Он ничего не смог сделать с возбуждением, пронизавшим его сладкой дрожью. Член предательски затвердел. Мерлин это заметил и хитро улыбнулся. Нельзя так улыбаться, смотря на чужой член. Особенно, если дело происходит в урологическом кабинете. В профессионализме Мерлина Артур усомнился почти сразу же, стоило почувствовать его теплые ладони на ягодицах. Он определенно был без латексных перчаток. И трогал его за задницу. (Время паниковать) И лил между ягодиц что-то приятно пахнущее и вряд ли вазелиновое. — Так долго хотел это сделать, — пробормотал Мерлин себе под нос. Артур от изумления открыл рот. — Что ты там хотел сделать, гаденыш? — возмутился он, стараясь посмотреть ему в глаза. Мерлин тихо хмыкнул и не ответил, продолжая поглаживать его между ягодиц (приятно, но неловко). — Ты знаешь, у меня больше ничего не болит, — заявил Артур и дернулся вперед. Мерлин на удивление быстро пресек его поползновения, дернув назад за бедра. Артур проехался по клеенке коленями. — Мы еще не закончили, — тихо сказал он (дрожь в многострадальных коленях появилась из-за сквозняка, определенно). — Мы еще и не начинали, — взбрыкнул Артур только, чтобы поспорить. Мерлин одобрительно мурлыкнул на это (серьезно, Артур, мурлыкнул?) и втолкнул в него палец по фалангу. — Ты и представить себе не можешь, — заговорил Мерлин, двигая пальцем внутрь-наружу, выворачивая края ануса. — Каково сидеть всего в четырех футах, знать, что за ширмой тебя трахают пальцами и слышать, как ты стонешь от этого, как кончаешь. У тебя голос дрожит в эти моменты. Постоянно вспоминал это при дрочке. Артур уткнулся лицом в сгиб локтя, слушая эти бесстыдные излияния. Внутри все горело и пылало не хуже жерла Везувия. — Столько времени, — выдохнул Мерлин, проталкивая палец до конца. — Я мечтал сделать это сам. Растягивать. Постепенно, вначале ты был узкий как рейнская «флейта»… Артур задохнулся от этого глупого сравнения с горлышком винной бутылки. И едва подавил желание потереться бедрами о кушетку. — А потом бы стал открытым, нуждающимся, — продолжил Мерлин, добавляя еще палец. — Сейчас два моих пальца ходят в тебе свободно. Процедуры проводятся с помощью одного пальца, указательного, вот так… Он нажал на простату сильнее, чем Гаюс, и Артур всхлипнул, невольно вскинув бедра ему навстречу. — Ты делал это сам, правда? — искушающе произнес Мерлин, опалив дыханием его шею. — Ласкал себя пальцами? От такого тона тянуло соглашаться. Да и отрицать глупо. Артур, сгорая от стыда, кивнул. — Не такой натуральный, правда? Он хмуро посмотрел из-под взмокшей челки, готовый огрызнуться. Но взгляд Мерлина разился со словами — он смотрел внимательно, будто готовый остановиться в любой момент. Смотрел влюбленно и насторожено. Артур почувствовал, как незнакомая (пока) нежность заполняет его сердце (почти как пальцы задний проход). — Правда, придурок, — выдохнул он. — И что думал о тебе в это время, тоже правда. Мерлин замер, неверяще уставившись на него. — Если ты это хотел спросить, конечно, — смутился вдруг Артур. — Ты невероятен, болван, — почти восхищенно заявил Мерлин, а потом дернул за шиворот и поцеловал (Артур чуть шею не свернул, но ни за что бы не отказался повторить — у Мерлина удивительный язык). — А ты болтливый, — парировал он, с трудом шевеля губами. — Со всеми такой? Мерлин вдруг напрягся. — Придурок, — бросил он резко. — Да я никогда… Стало стыдно и (виновато?) зло. — Откуда мне знать? — раздраженно произнес он. — Я думал, что запал на похотливого ассистента моего лечащего врача. Мерлин захихикал и вобрал в рот мочку, мягко посасывая. — Запал на меня, а? — самодовольно повторил он. Так и просился врезать ему. Пальцы вдруг скользнули по костяшки, вырвав протяжный стон. И вдруг задвигались, быстро, резко, задевая простату — недостаточно долго, чтобы кончить, но достаточно, чтобы мучить его снова и снова. — Хочешь знать, каким будет наш следующий раз? Я тебя приглашу на свидание. Пойдем смотреть дурацкий фильм, может, я отсосу тебе, пользуясь темнотой зала. Как ты на это смотришь? Артур невнятно простонал. Слова распаляли не хуже пальцев, свернувшихся вокруг его члена. Мерлин вдруг вытащил пальцы и зашуршал чем-то. Артур недовольно обернулся и с содроганием увидел член на пульте, по которому лопоухий засранец увлеченно раскатывал резинку. Массажер утробно заурчал, и Мерлин с садистским удовольствием впихнул его в Артура. — Потом заскочим в какую-нибудь забегаловку за карри. Или ты любишь вычурные рестораны и обеды из семи блюд? Впрочем, неважно. Мерлин обвел большим пальцем покрасневшую головку и неслабо двинул по простате. Артур чуть было не распластался по кушетке, но Мерлин его подхватил, не давая завалиться оргазмирующей амебой, пережал основание члена, не давая кончить, засранец эдакий. — Хочешь знать, что будет, когда мы окажемся в кровати? Хочешь трахнуть меня, правда? Чтобы я заткнул свой болтливый рот? Пожалуй, этого Артур хотел больше всего на свете. Чтобы Мерлин перестал болтать и наконец вставил ему. Не этой пластмассовой штуковиной. — Хочешь засадить мне, да? Оставляя синяки — они долго не сходят. Я буду гордиться ими. У Артура потемнело в глазах. Шепот Мерлина давил, давил, подводя все ближе к грани. Нельзя думать, как идеально Мерлин будет изгибаться под ним, открываться, отдаваться столь желанно, будто мечтал об этом всю жизнь, если он не хочет кончить как подросток. Но сейчас… сейчас у Мерлина время брать. — Или хочешь сам насаживаться на мой член? — будто читая мысли, усмехнулся он. — Раскрываться сам, стонать как сейчас — давай же, детка. Артур и возмутиться не успел от пошлого (не)уместного обращения, как Мерлин крутанул кистью, и он подавился криком. — Позволишь мне любить себя? Он одобрительно застонал, но продолжения не последовало. Это вопрос. Мерлин задал вопрос, а на вопросы надо отвечать. Даже при наличии отвлекающих факторов. — Да, — выдохнул он, кончая. — Да. Да. Мерлин перевернул его, все еще кончающего (пара капель попала на стекла очков), требовательно целуя и не обращая внимания на вялый ответ. Мышцы все еще сокращались, в теле разливалась приятная оргазмическая усталость. Артур выдернул из себя чертову штуковину и отбросил подальше, притягивая к себе Мерлина. Тот быстро расстегнул халат, и Артур дернул собачку молнии (Мерлин зашипел), высвобождая твердый влажный член. Рот слюной не наполнился (он все же не настолько гей), но против того, чтобы отсосать Мерлину, он ничего не имел. Но не сейчас, позже. Хватило пары движений, чтобы Мерлин кончил, уткнувшись носом ему в плечо. — Господи, как хорошо, — пробормотал он. Артур не удержался и поцеловал его в макушку (а Гвен он не целовал — ну точно гей). (Или влюблен по уши).