Любить нельзя уничтожить

Зейнеп проснулась в кровати ближе к полудню. Сон всё не хотел отпускать её из своих мягких объятий, даря вновь и вновь новые сновидения, где она видела яркие картины своей прошлой жизни, которые напоминали о себе только так. Она, маленькая девочка, идёт за руку со своим любимым братом, Кемалем, на очередную подростковую сходку, где обсуждались какие-то малоинтересные темы. Кто выиграет в следующим школьном матче с другим учебным заведением. Кого стоит поставить на защиту, а кого оставить на скамейке запасных. Или же то, как стоит преподнести математичке материал так, чтобы она наконец отстала от бедных школьников и обратила внимание на то, что она до сих пор не замужем и пора давно подумать о том, как отравлять жизни законному мужу, а не им, бедным детям. Эти сны-воспоминания очень часто возвращали её в те дни, когда она была рядом со своей семьей. Пусть и были многочисленные правила, которые запрещали ей быть свободной, но она знала, что родители её любят, и любой её промах будет прощён и забыт. Да, пора детства очень часто воскресала над ней, давя тяжестью утраченных мгновений. Ничто не бывает зря. Ничто не бывает забыто. Все, что мы переживаем, просто сглаживается в нашей памяти, даря мимолетный покой, но в пору отчаяния, когда все чувства обнажены, нельзя избежать волны удушающих мгновений прошлого. Зейнеп, мягко приподнимаясь над постелью, сладко потянулась, даже не оборачиваясь на другую половину кровати. К чему? Её муж, Эмир Козджоглу, давно уже ушёл на работу, трудясь на благо фирмы и ради своей семьи. А ей, Зейнеп, ничто не оставалось, кроме как одеть свой халат и пойти в детскую своего сына. Хорошо, что сейчас уже не требуется постоянное присутствие рядом с Пойразом, как это было в первые годы его жизни. Ему уже десять, и он вполне может порой обходиться без обезоруживающей силы материнской нежности. Зейнеп, увидев улыбку своего сына, ответила ему тем же, вставая на колени, когда Пойраз подбежал к ней. Всю свою любовь, которая жила в ней годами, она отдавала теперь не только мужу, но и сыну. Запах её малыша давал ей силы раз за разом сглаживать какие-то моменты их непростой семейной жизни, где были не только ночи любви, но и ночи, заполненные отравляющей силы ненависти друг к другу. Их эмоциональный взрыв всегда означал, что кто-то из них придёт первым. И это не всегда была она. Порой его поведение, переполненное горделивым осознанием своего превосходства над ней, заставляло её внутренности гореть в огне неподдельного презрения. В эти моменты, когда она видела эту его кривую усмешку, она готова была сделать всё, что угодно, лишь бы стереть это выражение лица. Поцелуй ли. Или колкая фраза. Было всё равно, лишь бы это всё не напоминало ей прошлое, которое она похоронила внутри себя. Она понимала в эти моменты, что она потеряла дабы создать эту семью. В огне этого желания сгорело её прошлое. Не было родной семьи, где мама улыбалась её детским шалостям. Не было и брата Кемаля, который нежно гладил её по щеке, проговаривая, что всё образуется. Что он защитит её от всех бед этого мира, не позволив ни одной слезинке блеснуть в её глазах. И она тогда в это искренне верила. Что семья превыше всего. Что весь мир может гореть в адском пламене, но её семья всегда будет с ней. Что преданность семье превыше всего. А потом эти события, которые уничтожили весь её мир до основания. Её любимый брат собственноручно кинул её в этот огонь мстительного желания отомстить. Её, свою дорогую сестру, которую он успокаивал во время грозы. Той, которой шептал, что всё проходит. И ради кого? Смешно. Этот удар юности до сих пор вызывал в ней внутреннюю дрожь каждую раз, как это и произошло сейчас, когда она увидела схожую усмешку. Её сын во всём копирует отца. Во всём, вплоть до этих улыбок, полных осознанием собственной значимости. Он знал, какой фамилии принадлежит, и эти зерна презрения к окружающим она пыталась мягко убрать из него, как ненужный сорняк. Но связь отца и сына была слишком сильной, чтобы это сделать. Эмир смог сделать так, чтобы сын не мыслил своей жизни без вечернего разговора с ним. Без этих разговоров о великих правителей всех эпох, рождая в нём амбиции достигать всего, чего он хочет. Она присутствовала при одном таком рассказе. Гай Юлий Цезарь. Человек, который уничтожил прежний уклад римской Республики, хотя не имел на это никаких прав. Но он захотел, и он сделал. И Эмир учил их сына этому. Что все Козджоглу получают всё, что захотят. И даже больше. Это ведь так просто… Уничтожать чужие жизни, думая, что ты имеешь на это все основания. Ты хочешь женщину? Так возьми её. Хочешь пирожок, который ест другой? Так отними его. Таков девиз победителей. Таков принцип семейства Козджоглу. И она, Зейнеп, как часть этого рода, невольно разделяла установки жизни своего мужа. Ей было всё равно, что делает её муж с неугодными. Это его право. Его выбор. Она не хотела в это вмешиваться. Если он того захотел, то, значит, были основания. И она не хочет вмешиваться в его дела. Поцеловав сына, она спросила, завтракал ли он. Он так по-эмировски произнес, что в такое время пора бы и пообедать, что она погладила его по волосам, предлагая ему чуть позже сходить погулять. Ей нужно было съездить к родственнику, с которым она давно не виделась. Но он так снился ей сегодня, что, наверное, пора его и навестить. Быстро собравшись, не заботясь о том, что её могут увидеть репортеры, она быстро отправила в место, где давно не ступала её нога. Она так давно не проведывала своего брата Кемаля. Так давно не напоминала о себе, ведь она до сих пор ощущала вина за то, что сделала. Она пыталась отбросить это чувство, ведь она не была виновата в том, что произошло. Это был его выбор! Но это было известно только ей и её мужу. Эмир сделал это по своим причинам. Он так внимательно смотрел ей в глаза, когда рассказал ей весь свой план. Он предлагал ей выбор. И она сделала его. Она защищала свою семью! Своё будущее! И никто не смеет обвинять её в том, что она ответила согласием. Кемаль сам поставил ситуацию таким образом. Это он виноват в том, что ей пришлось сделать этот выбор. Это он заставил её сердце ожесточиться, чтобы выслушав все эти жестокие слова, как некогда императоры, усмехнуться на все слова любимого человека, и кивнуть. Она с наслаждением это сделала… И никто не будет её судить. Кроме её прежней. И Аллаха. Никто не посмеет сказать что-то против члена семьи Козджоглу. Она приблизилась к его дому. Туда, куда он загнал самого себя. И только холодный металл надгробной плиты был ей ответом на этот полуоскал, что исказил её губы. Она всегда встречала его так. Иного её брат, к сожалению, не заслужил. Он хотел жить так, будто он мог выдержать борьбу с Эмиром. Будто у него хватило бы сил не только на борьбу за Нихан, но и на борьбу за неё, Зейнеп. Её глупый брат… - Здравствуй, Кемаль, - произнесла она, опускаясь на скамейку, сделанную по её приказу. Прямо напротив могилы, что создавало впечатление, что она смотрела в его теплые карие глаза, которые даже во время предсмертной агонии были наполнены любовью к ней. К той, от кого отреклась вся семья. К той, кого проклинал на похоронах отец, крича, что такое отродие не могло родиться в их семье. А она, стоя рядом с мужем, не могла сдержать презрительной ухмылки, видя этот дешёвый спектакль. Какой стыд… Какой позор! - Здравствуй, братец, - начала она, покачивая ногой в дорогих туфлях, как делала это в детстве, - вот и пришла твоя дорогая сестра. Вижу цветы… Что, твоя дорогая женщина приходила? Ну, пусть ходит. В её сентиментальной натуре плакать да причитать, что это всё судьба. Но мы же знаем правду, верно? Она вспоминала эти жуткие минуты, которые порой подрывали её с кровати. Она помнила каждое прикосновение к себе от этого чудовища, кого считала некогда своим любимым братом. Как он напился после очередного провального плана по спасению своей принцессы. Как в его пьяном мозгу возникла мысль, что пора бы забрать у Эмира хотя бы свою сестру. И как он завалился к ней в номер отеля, шепча, что не может потерять ещё и её. Как повернул её, беременную, к стене, заглушая рукой её крики. Как прикасался к ней, будто у него было на это право. - Тебе хорошо здесь, мой милый? – спрашивала она, заглушая в себе воспоминания, как хотела сжечь тело сразу же после того, как её полуживой брат наконец испустил дух. Она хотела уничтожить любое воспоминание о нём на этой Земле. Чтобы ничто не напоминало ей,что когда-то у неё была семья в лице этого… - Ты, наверное, знаешь, что я сказала Эмиру, как только ты наконец сдох? «Пусть сгниет так, как и умер. Как ничтожество» Эмир же впервые решил проявить благородство Ахиллеса, отдав тело сына родителям. И теперь я таскаюсь сюда, когда ты снишься мне. Услужил, муж, так услужил. Но ты же понимаешь, что виноват сам? Она понимала тогда, что если ничего не сделает, то брат просто возьмет её, беременную, у стены, наплевав на все родственные чувства. Осознание своей слабости и ничтожности придало ей силы и она каким-то мистическим образом откинула с себя братом, за это время беря вазу и ударяя его по голове. Когда тот упал, и она убедилась, что он отключился, она, рыдая, попросила Эмира приехать. Она не рассказала…НЕ могла рассказать, что случилось. Это был стыд. Это была паника. Это было осознание того, что могло бы быть, если бы она не нашла в себе силы для борьбы. Эмир тогда решил вопрос кардинально. Его слова звучат в её голове постоянно, когда она садилась вот сюда, напротив брата. - Кемаль просто ничтожество, моя малышка. Он захотел отнять у меня тебя, наплевав и на твоё положение, и на ваши родственные отношения. Великий святой Кемаль… Давай даруем ему бессмертие, сделав мучеником? Никто не узнает истинную причину его смерти. Я тебе обещаю. Всё будет выглядеть так, будто я его прикончил из-за жены, с которой, впрочем, давно пора развестись. Так что, малышка? Любить нельзя уничтожить. Поставь запятую сама, а я пока выпью. Она вспомнила в тот момент всё. Его крики в предательстве семьи, хотя это он первый предал их семью. Его показное презрение, когда она действительно пыталась начать жизнь с нуля. Его жестокие слова, которые привели к попытке суицида. И эта его попытка изнасиловать родную сестру. Чаша терпения была заполнена до краев, и первая линия её ненависти полилась тонкой струей, рождая вторую, третью. Она больше не хочет быть понимающей. В её сердце больше нет прощения. Он перешёл грань, пытаясь быть богом в её жизни. Когда же Эмир вернулся, она произнесла лишь одну фразу, которая вызвала в нём понимающую улыбку: - Любить нельзя, уничтожить. Его люди схватили пьяное тело её брата, унося на какой-то заброшенный завод, где истязали его сутками, пока Эмир организовывал окончание бракоразводного процесса, выгоняя жену из своего дома, не пытаясь даже удержать Дениз. Страх потерять Пойраза был очевиден, ведь после этого прихода брата у неё открылось внутреннее кровотечение, которое вполне могло закончиться выкидышем. После этой новости её мужчина приказал своим людям, чтобы к его возвращению, у её брата были переломаны все кости. Он не хотел, чтобы она это видела, но она хотела увидеть это. Понять, что это действительно происходит с ней. Что это она отправила своего брата на верную смерть. - Я слышала, что Нихан ищет богатого мужчину уже пару месяцев. А как же ваша великая любовь, братец? Вы же обещали любить друг друга вечность! Так что же она не последовала за тобой? Ведь так некрасиво плакала на похоронах, крича нам во след, что это всё из-за Эмира. Глупая женщина, не знала, что это всё из-за тебя, дорогой брат. Надеюсь, тебе тепло в аду. Там тебе самое место. Прошу, не стоит приходить ко мне во снах, прося прощения. Это я отдала тот приказ, за который мне никогда не было стыдно. Гори в аду, зная, что ты, великий праведник, этого заслужил. Всего хорошего… И она, не оборачиваясь, как всегда, пошла домой к сыну, чтобы отвести его на прогулку, чтобы затем приготовить ужин. Встретить мужа с работы её любимыми блюдами, улыбаясь на его рассказы о тупости подчиненных. Она отпустила прошлое сегодня. И уже окончательно. Не важно как. Но она стала счастливой.