Кто в доме Хозяин?

— Ну, и последнее... Ирина Александровна, мастер участка, развернула исписанный крупным, почти школьным почерком лист бумаги. — А, вот! "Двадцать третьего апреля" — между прочим, вчера — "ко мне пришел сантехник РЭУ №15 Охолкин. Не проходя в квартиру, сантехник Охолкин заявил: "Во всей стране аварийная ситуация, а вы со своей течью!" и удалился. Довожу до сведения администрации, что Охолкин был нетрезв и прошу принять меры к ликвидации сантехника Охолкина"... — Тьфу ты! — …"к ликвидации последствий и наказанию сантехника Охолкина"! Бригада дружно захохотала. Сдерживала улыбку и сама Ирина Александровна. — А ты что молчишь, Слава? Ты у этой... - мастер снова заглянула в бумагу, — Семеновой был? — Ну был, — выдавил Охолкин. — Пьяный? — Ну... Охолкин прямо-таки чувствовал на себе взгляды двенадцати пар глаз. Разные взгляды — насмешливые, сочувствующие, даже осуждающие... Все это Охолкин чувствовал — поскольку поднять гудящую голову и увидеть был решительно не в состоянии. — Понятно... Что ж ты, сука, делаешь? Ты как работать собрался? — Да все нормально, Ирина Александровна! — подал голос бригадир. — В норме он, это со вчерашнего. — Протрезвел? Охолкин поднял-таки тяжеленную голову и даже кивнул. — Слава, ты ж отличный слесарь! Что ж ты как нажрешься — в дурь лезешь? Иди, устраняй свою течь. Да, извиниться не забудь! И уже вслед добавила: — Ты к ней третий раз за этот месяц ходишь. Что, сложно раз хорошо сделать? Вот тут Охолкин не выдержал: — Да делаю нормально! Мне хочется, что ли, к ней ходить? Только у этой Семеновой вечно что-то ломается! Да это все знают! — Да-да, Ирина Александровна! — снова вступился за Охолкина бригадир. — Есть такое дело! К ней все по очереди ходят: сантехники, электрики... Одно сделаешь — через неделю другое ломается. Даже плотник жалуется, хотя там вроде чему ломаться? Просто вы человек новый, пока не в курсе... Позвонил Охолкин еле-еле, чуть придавив и сразу же отпустив кнопку звонка. Авось не расслышит, а завтра не его смена. Мысленно он уже высказывал самому себе, что можно бы и вообще не звонить. Отписать, что дома не оказалось, и все. Но вот же проклятая добросовестность — так Охолкин не мог. А за дверью простучали шаги, и через мгновение перед Охолкиным возникла хозяйка. — Здравствуйте, Дарья Петровна! Предсказать начало разговора было нетрудно: характер хозяйки квартиры сорок семь на участке хорошо знали. Сейчас припомнит вчерашнее, и понесется… не остановишь. А лучшая защита, как известно — нападение. Если особенно повезет, Семенова его выгонит и избавит от напрасной работы. Потому как в этой квартире что ни сделаешь — все зря, все одно где-нибудь потечет. — Слава! Какая радость, вы сегодня трезвый! Ну, проходите. "Вот же сука!" — констатировал - естественно, про себя, упаси боже вслух вырвется! - Охолкин. К счастью, вся проблема состояла в потекшем сифоне, и работа под комментарии хозяйки заняла минут пять. — Долго еще, господин мастер? — Нет, — буркнул Охолкин. — А то два дня жду, пока соизволите сделать... — Ну, тогда… — Охолкин пустил воду, — еще пять минут подождете. — Вы мне опять хамите? — Семенова понизила голос почти до шепота. — Да что вы себе... Повернувшись, Охолкин широченно улыбнулся: — Что вы! Разве можно? Да вот уже и готово! — Ладно, доделывайте. Не буду мешать, а то опять что-нибудь не так сделаете. Вы что, думаете, мне приятно вас видеть каждую неделю? Отлично! Охолкин вынул из кармана маленький, специальнод этого принесенный, шведский ключ и засунул глубоко в щель между трубами. Подумал секунду и запихал туда же моток пакли. — Готово! — Надолго? — поинтересовалась Семенова. — Или как обычно? — Ну... Будем надеяться! Семенова не сразу нашлась, что ответить. — Значит, завтра опять потечет? — Ну, завтра-то не потечет… Охолкин постарался изобразить улыбку понаглее-обаятельнее. — А вот через два дня как раз моя смена. Зайду проверить. К концу следующей смены Охолкин, сидя в машине бригадира, жаловался: — Я ж говорил! Специально проверил. Как два дня назад положил, так все и лежит: и ключ, и пакля. — А чего удивляться? — бригадир притормозил у тротуара. — Какой домовой с такой стервой уживется? Так что придется нам. — А мы уживемся? — попробовал съехидничать Охолкин. — А нам придется! По очереди… а там, глядишь, и свой Хозяин появится. Дом-то новый, необжитой еще. А эта Семенова первой в подъезд въехала, сам понимаешь – Хозяева, какие были, прежде всего ее увидели… Это ты правильно инструменты оставил, скажу ребятам — пусть в следующий раз еще положат. Мало ли, сейчас домового нет, а завтра появится… Тебя до дома подбросить? — Не, я через магазин. Дома жрать нечего. Выйдя из "Пятерочки", Охолкин закинул на плечо набитую продуктами сумку и, на ходу открывая пиво, направился к дому. Идти-то рядом — вон он, подъезд, но дорожка ведет в обход, минут пять лишних топать. Так что Охолкин, глотнув пива, привычно зашагал прямо через газон. Раз — и дома... Боль нахлынула без малейшего предвестия. Что-то ударило изнутри, скрючило. Охолкин, спроси его кто-нибудь, не смог бы даже сказать, откуда эта боль исходит. Где-то внутри, вверху живота, а может, в груди что-то взрывалось, не позволяя вдохнуть. Охолкин не почувствовал, как разжались пальцы, просто увидел падающую банку "Балтики", вскинул руку и с остатками воздуха выдохнул: "Помогите!" Потом земля понеслась навстречу, и валящийся ничком Охолкин уже не увидел бегущих к нему прохожих… — Алло! Алло, диспетчерская! Знакомый голос. И не только Охолкину, а всему РЭУ. Дарья Петровна, похоже, была на взводе: — Скажете, долго это будет продолжаться? Два дня назад сделали, слесарь ваш только зашел проверить, а вечером опять потекло! Как кто был? Ваш Охолкин… Дарья Петровна неожиданно умолкла, потом Охолкин услышал протяжный то ли вздох, то ли всхлип. — Как… когда умер? Он же вчера у меня был! Извините… Подождите, как умер? Кто? Охолкин повернулся, охлопал себя по бокам. Поднес руку к лицу, осторожно подпрыгнул. Боли не было. Совсем. А ведь как скрутило! И что было после? Охолкин оглядел себя. Вместо ожидаемой больничной пижамы он оказался одет в синий рабочий комбинезон. Странно... Охолкин помнил скручивающую боль, помнил, как неслась навстречу земля... И все. Сейчас он должен быть в больнице... или дома... А где оказался? И почему одет в спецовку? И кто, в конце концов, умер? — Ох! Охолкин обернулся на голос. — Ох, чуть не опоздал! Позади — Охолкин был уверен, что только сейчас там был пустой угол — стоял Петрович. Как обычно, в не самой чистой спецовке, сапогах, в руках свернутый в бухту трос, физиономия в капельках то ли пота, то ли конденсата. Одно смущало: похоронили Петровича год назад. И дурацкое вспомнилось: одет Петрович тогда был в аккуратненький серый костюм, и даже при галстуке. Сроду никто при жизни Петровича таким не видел, и казался он каким-то ненастоящим. Кто-то из ребят пошутил еще втихомолку что, типа, не костюм бы Петровичу, а комбез и памятник в форме ключа... А коллега, как ни в чем ни бывало, поинтересовался: — Ты, что ли, Охолкин? И, не давая вставить слова, продолжил: — И чего стоишь? Пошли, работа есть! — Петрович... — только и смог выдавить Охолкин. — Ты откуда? Петрович на секунду задумался. — Живу... Ну да, живу я здесь. — Так ты вроде... Охолкин запнулся, не решаясь сказать "умер". Почему-то это казалось бестактным — даже здесь, во сне. — Так я и говорю, — продолжил тем временем Петрович. — Хорош тут стоять! Ты стоишь, работа стоит... Дел полно! — А ты чего, кстати, раскомандовался? — ехидно поинтересовался Охолкин. — Не начальник! — Так это там... — Петрович махнул рукой, словно сам не мог определиться, где это "там". — А здесь я твой бригадир. — Да где "здесь"-то? — не выдержал Охолкин. А, пропади оно все пропадом, и сон этот тоже! — Я ж тебя хоронил! Я ж... И осекся. Потому, что дошло: не сон это. Он откуда-то точно знал, что не сон. — А… где мы? — В двадцать пятом доме. Петрович вроде бы удивился вопросу Охолкина. Как будто дом номер двадцать пять — и всем это прекрасно известно — самое подходящее место для умершего сантехника. — Дома-то строят, а Хозяев на все не хватает! Стоят вроде и новые, а все отваливается, течет, ломается! Вон, слышишь? Негромкий размеренный стук был слышен с того самого момента, как Охолкин очнулся. Наверное, это раздражало бы, будь сейчас до того… — Ты здесь располагайся, осмотрись, да приступай помаленьку. А мне пора, — заторопился вдруг Петрович. — Подожди! Петрович, ты куда? Охолкин загородил было новоявленному бригадиру проход, намереваясь отпустить того не раньше, чем получит нормальные объяснения. — По делам. Петрович шагнул вбок и наполовину погрузился в стену. — А ты первым делом к Семеновой! Сам слышал, она тебя еще вчера ждала. И никаких пьянок в рабочее время! Последние слова донеслись уже сквозь стену. Охолкин некоторое время тупо смотрел вслед, потом решительно ткнул в стену пальцем. Нет, не расступается. А вот пальцу больно, как и раньше. — Ничего! — ободряюще донеслось из-за стены. — Научишься! А пока иди, работай! "Тьфу, заладил!" — уже на ходу пробурчал Охолкин, — Там работы-то на раз, а разговоров... Не, хреновый из Петровича бригадир! И встал, как вкопанный, внезапно поняв, что мгновение назад прошел сквозь стену. — Ах вот оно что! Теперь сюда... Охолкин уверенно шел одному ему понятным путем. Стена, еще одна. А вот дверь, но какая громадная — вчетверо выше его! Впрочем, Охолкин больше не готов был удивляться. И так понятно, что не в двери дело, а в нем. Открывать ее он не станет. Как-то несолидно после смерти подпрыгивать, стараясь достать до ручки. Просочиться будет сподручнее. И через квартиру не пойдем, незачем сейчас с людьми встречаться. Вот здесь, через стояк и прямо в кухню. Охолкин почувствовал, что еще уменьшается в размере — как раз настолько, чтобы легко уместиться в техшкафу. Из стыка труб падали крупные, с его кулак, капли, издававшие тот самый размеренный стук. — Вот и ключ пригодился… - Охолкин, скептически глядел на стоящий за трубами разводной ключ высотой ровно ему по грудь. – Ну-ка… Через минуту обретший привычные пропорции ключ привычно лег в ладонь. — Ну, не смог я вчера зайти, занят был! И сантехник Охолкин приступил к привычному делу.