Его любимое Чудо.

      Антон жил у Попова уже неделю и с каждым днём всё больше понимал, что его жизнь куда-то катится. Не абстрактно куда-то, а конкретно в пизду.       Первой острой проблемой стал образ жизни. Ложиться спать в одиннадцать, вставать в половину седьмого, всегда ходить к первому уроку. Курить теперь приходилось лишь на переменах в курилке, ведь дома Арсений бы обязательно учуял запах, даже на балконе. Вторая проблема — непонимание друга. Дима с самого начала не одобрял всё это общение с мужчиной, а теперь и вовсе при любой возможности упрекал и подкалывал друга, а недавно и вовсе озвучил свою теорию происходящего, а именно — парень думал, что родители друга специально наняли психолога для присмотра за их нерадивым сыном. Антон на это лишь расхохотался, но дома же весь вечер донимал Арсения вопросами, не проплачен ли он, достав Попова настолько, что тот пообещал обязательно связаться с его родителями и спросить их, в курсе ли они того, что происходит, если парень не успокоится. А третья и самая острая проблема заключалась в том, что Шастуну было действительно неудобно. И неудобно не в том плане, что теперь он питался исключительно полезной пищей и смотрел познавательные программы по телевизору, а жутко стыдно из-за того, что мужчина обеспечивал его жильём и пропитанием совершенно, вроде как, бескорыстно, не беря с Антона никаких денег. Вроде бы — живи и радуйся, ведь в кошельке из накопленного у парня осталось лишь восемьсот рублей, которые он охотно может потратить на сигареты вместо жизненно-необходимых ресурсов, но что-то смущало, заставляло подолгу не спать по ночам, кусая ногти до крови, заставляло краснеть, когда мужчина приносил пакеты с покупками, заставляло, элементарно чувствовать себя несамостоятельным, капризным ребёнком, которому всё приносят на блюдечке с голубой каёмочкой.       И сегодня Антон явно был настроен обсудить это, но вечером, когда мужчина вернётся с работы. А пока парень лишь изучал содержимое прикроватного ящика Арсения. Не, ну, а что? В конце концов, он тоже тут живёт, имеет право. Но пока что ничего интересного парень не обнаружил. Какие-то бумаги, старые наручные часы, крем для рук, каков пидорас, несколько пар наушников, книга Пелевина и ключи. Именно последние привлекли внимание парня, где-то он уже их видел: большие, металлические, когда-то давно имевшие зелёный цвет…       От крыши. Мать его, это были грёбаные ключи от крыши, куда Антон хотел попасть всё последнее время, но Попов почему-то после инцидента с порезами теперь считал Шастуна отбитым суицидником и не то, что на крышу, к окну близко подходить запрещал. Антон вроде уже говорил, что Попов психологом был так себе?       Дрожащей рукой парень схватил ключи, начиная аккуратно вертеть, будто это были вовсе не ключи от крыши многоэтажки, а какая-то старинная бумага, объясняющая всё то, что сейчас происходит на свете.       Всё так же сжимая ключи, Антон направился в коридор, чтобы натянуть кеды и достать из рюкзака недавно купленную пачку сигарет и зажигалку. Кажется, он нашёл себе новое развлечение.       Забраться на крышу без гундящего под ухом Попова было гораздо легче, чем с ним. А восхищаться открывающимся видом, медленно выпуская дым, и чувствовать себя героем какого-то фильма оказалось вообще чуть ли не лучшим занятием на свете. Шастун подошёл к самому краю, где от пустоты его отделял лишь низенький железный бортик. Парня передёрнуло. Ведь вот она — дальнейшая судьба, прямо сейчас в его руках. Интересно, а если он прыгнет, то кто-нибудь будет жалеть? Вряд ли. Димку, конечно, жалко — сопьётся же парень. А психолог?       Антон сам удивился, почему так задумался над этим вопросом. А, действительно, кто он ему такой, чтобы по нему горевать? Так, поселившийся и поглощающий еду мальчишка, не более. Тогда почему мужчина так отчитывал его за порезы и стал контролировать чуть ли не каждый шаг? Вопросов появлялось всё больше, но ответ Антон нашёл лишь один: хер его, психолога, знает. Но для себя Шастун осознал ещё кое-что, что, возможно, даже если он не сильно обратил на это внимание, являлось самым важным: если бы он писал предсмертную записку, то извинился бы лишь перед тремя людьми: перед Димкой, бабушкой и Арсением.       Шастун присел на корточки и, затушив сигарету о бортик, бросил её вниз, наблюдая, как пепел развеивается по ветру.

***

      Когда вернулся Арсений, парень уже был полностью готов к запланированному разговору. Устроился на диване, поставил на кофейный столик две кружки с чаем, а напротив дивана поставил стул. Стоило мужчине показаться в дверном проёме и удивлённо поднять бровь, как парень, как ему показалось, очень уверенно и по-взрослому буркнул, кивая в сторону стула:       — Садитесь, разговор есть, — у Попова, казалось, глаза от удивления на лоб полезли.       — Антон Андреевич, я аж боюсь вас, что-то вы прям грозный сегодня, — Арсений наигранно схватился за сердце, но на стул всё-таки сел и начал внимательно разглядывать парня. Что ты там высматриваешь-то, сука? — о чём поговорить-то, Тош? — добавил он, заметив, что парень тоже залип в одну точку.       — А, точно! — Антон хлопнул себя по лбу, но тут же вновь поспешно выпрямил спину, вспомнив всю серьёзность момента, — я не могу так больше, пришло время расставить все точки над «и»!       — Господи, — Арсений аж чаем поперхнулся, — что случилось-то? Не пугай так!       — Не перебивайте, — Шастун строго указал пальцем на мужчину, вызывая у того ещё большее удивление, — я понимаю, что свалился как снег на голову, мешаюсь тут, хожу… Я же сказал, не перебивайте! — уже чуть ли не прикрикнул Шастун, заметив, что мужчина открыл рот, готовый возразить, — и все эти ваши рукселы тоже недёшево…       — Руккола, — всё же не сдерживается психолог, но тут же сам закрывает себе рот рукой и кивает, давая подростку понять, чтобы тот продолжал.       — В общем, у меня пока денег немного, но я скоро найду работу и обязательно вам всё отдам. Вот, — выпалил Антон, протягивая мужчине руку, где психолог обнаружил скомканные пятьсот рублей.       — Что за хрень ты придумал, Шастун? — мужчина фыркнул, отталкивая руку парня, — ты думаешь, что я жду от тебя какие-то деньги? Совсем придурок? — Попов с каждой секундой всё сильнее закипал, тем самым убавляя пыл парня и заставляя того вжиматься в спинку дивана, — чтобы больше я от тебя такого вообще не слышал, понял? — мужчина раздражённо с грохотом поставил кружку на стол и, кинув на парня злобный взгляд, вышел из комнаты.       Поговорили, блин.       Весь оставшийся вечер прошёл в тишине. То есть время от времени Арсений всё ещё что-то недовольно бурчал, а когда Шастун пытался с ним поговорить, лишь фыркал и огрызался. Обиделся, значит.       Антон после того, как Попов несколько раз грубо обрубил все попытки начать разговор, тоже решил, что не на помойке себя нашёл, и даже некоторое время молчал, но уже спустя полтора часа парню стало скучно. Поэтому, глубоко вдохнув-выдохнув и собравшись с мыслями, Шастун сделал ещё одну попытку подступиться к мужчине. Точнее, когда тот с грустной миной на лице направлялся в гостиную, подбежал к психологу и с криком «наши не сдаются» запрыгнул на спину. От неожиданности Попов прямо с подростком на спине подпрыгнул, по инерции подхватывая того за ноги. Осознание того, что происходит, пришло лишь через несколько секунд:       — Шастун, мать твою, ты что творишь? — Арсений прижимал к себе ноги мальчишки и, пытаясь поймать равновесие, качался из стороны в сторону.       — В лошадку с вами играю, — довольно протянул подросток, обвивая руками шею психолога, — кстати, если вы не поняли, вы и есть лошадка.       — Я тебе сейчас такую лошадку устрою, слезай быстро! — Попов наконец-то ровно стоял на ногах.       — Не-а, — парень мотнул головой, — вперёд, моя лошадка!       — Если ты не слезешь, то я тебя в окно вышвырну, — пригрозил мужчина, направляясь в гостиную.       — Не вышвырнете, — улыбка у парня уже была до ушей, но тут же пропала, когда Попов действительно направился к окну, — эй, вы чего? — Попов открыл окно, повернулся к нему спиной и подошёл вплотную так, что Антон уже буквально сидел на подоконнике. Шастуну пришлось крепко вцепиться тонкими пальцами в кожу мужчины, чтобы не упасть, — Арс, блять, не смешно! — парень наконец полностью уселся на подоконнике и отпустил мужчину.       — А по губам? — Попов усмехнулся, поворачиваясь к парнишке, — в лошадки мы ещё играем, а как материться, то взрослые, да? — Арсений поставил руки по обеим сторонам у бёдер парня и чуть ли не вплотную склонился над ним.       — Я… Вы… Ты… — Шастун вздрогнул. Да что, блять, происходит вообще? От одного представления, как они сейчас выглядят, бросало в жар.       — Не матерись больше, чудо, договорились? — Арсений смотрел прямо в глаза, вызывая тем самым мурашки. Антон испуганно кивнул, — вот и славно. Молодец, чудо, — Попов уж как-то слишком по-доброму улыбнулся и быстро дотронулся губами до виска парня.       И, рассмеявшись, ушёл, так и оставив охреневшего Антона смотреть в одну точку и удивлённо моргать.

***

      А ночью Арсений опять проснулся от криков из соседней комнаты. Хорошо так выматерившись про себя, мужчина направился в спальню подростка. Сегодня он кричит даже громче обычного. Каждый раз, когда мужчина видел слёзы на глазах спящего мальчишки, его бросало в холод, сердце сжималось, а на коже появлялись мурашки. С этим надо было что-то делать, но что — психолог пока не знал.       — Тише, Тош, тише, — мужчина погладил парня по голове, — успокойся, малыш. Это всего лишь сон, успокойся.       — Бабушка! — всхлипнул подросток, распахивая глаза, заставив Арсения вздрогнуть.       — С ней всё хорошо, чудо, мы обязательно к ней поедем, — для убедительности Арсений закивал.       — Точно? — парень приподнялся на локтях и уставился на мужчину своими огромными зелёными глазами, но тот понимал, что мальчишка всё ещё спит.       — Точно-точно. Спи, малыш, — Арсений осторожно положил ладони на плечи парня, укладывая его обратно.       — А Арсений тоже поедет? — от упоминания своего имени мужчина вздрогнул.       — А ты хочешь, чтобы он поехал? — мягко уточнил Попов, вытирая со лба выступившие на нём капельки пота.       — Да, он классный, — пробубнил мальчишка, поворачиваясь на бок, — он заботится обо мне.       — Правда? — мужчина улыбнулся, чувствуя, как внутри что-то ещё сильнее сжалось в комочек.       — Ага. Правда, он педик, — от этого что-то внутри сделало сальто. Что этот подросток только что сказал? — но я всё равно люблю его, — ещё одно сальто. Уже где-то в районе сердца.       — Спи, малыш, — Попов услышал, как паренёк сладко засопел, и на цыпочках направился в сторону двери, — он тоже тебя любит. Очень-очень.