***
Арсений ушёл за какими-то там очень важными бумагами уже довольно давно, а Антон, оставшись один в машине, всё никак не мог найти, чем себя занять. Интернет в телефоне отчаянно отказывался работать, кресло всё никак не могло принять нужное парню положение, а солнечный свет, льющийся в лобовое стекло, больно резал глаза, заставляя жмуриться. Конечно, можно было бы занять себя мыслями о скором (завтрашнем) выпускном, о хоть и не совсем чтобы успешной, но всё-таки сдаче экзаменов… Шастун, кстати, на сто баллов никогда и не претендовал, так что его семьдесят-восемьдесят его вполне устраивали, хоть Попов и довольно сильно расстроился. Нет. Экзамены всё-таки не тема для размышлений! Руки как-то сами потянулись к бардачку. Шастун, конечно, пару раз туда лазал, когда Арсений просил достать портативную зарядку или какой-нибудь провод, чтобы включить музыку… Но он его ещё не исследовал. Антон с максимально скучающим видом сгребал всё это в кучу, стараясь найти хоть что-то интересное, что привлечёт его внимание больше чем на пару секунд: документы, ручки, пакет из Макдональдса, многочисленные флешки… Стоп, а это что? Какое-то время парень тупо сжимал в руках и разглядывал белую папку формата А4 с аккуратно выведенным на ней «Антон Ш. Исследование, методики и наблюдения». Что. Это. Такое? Дрожащей рукой парень открыл найденное. Взгляд быстро начал скользить по содержимому, а по мере прочтения выражение лица всё больше менялось от скучающего к испуганному. «Состояние: тяжёлое. Склонен к агрессии…» Перевернул страницу. «Пристрастие к алкоголю. Родители наркозависимы…» Читать дальше невозможно. Что это — не поймёт лишь самый последний придурок. Опыт, ты всего лишь опыт. Эксперимент. Недавние экзамены. Предстоящий выпускной. Изматывающая жара — нервы на пределе. Слишком частые ссоры в последнее время. Это — последняя капля. — Тош, чего такой серьёзный? Случилось что-то? — Антон вздрогнул, когда на водительское сидение залез довольный Попов, но не заметил, как улыбка пропала с лица мужчины, стоило ему заметить, что юноша сжимает в руках. — Нет, ничего не случилось, — Шастун вздохнул. Отдал папку в руки замершему психологу. — Просто хотел сказать, что ты можешь закончить исследование. Объект наблюдения уходит. Попову понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что юноша вылез из машины, что его телефон остался на сидении и что он, мать его, нашёл папку. Несколько долгих секунд, по истечении которых мужчина подорвался и пулей выскочил из автомобиля, пытаясь догнать быстро уходящего вдаль подростка. — Антон, стой! — Арсений сам не понял, почему голос был настолько наполнен отчаянием. — Может, дашь мне хотя бы всё объяснить? Антон резко остановился, а мужчина почему-то тоже замер, так и не доходя добрых метров десять до юноши. — Что объяснять, Арс? Тут всё ясно как день! Мне не шесть лет, чтобы задавать вопросы из разряда «а что это?», «а зачем это?»… Я не маленький, понимаешь? — парню приходилось повышать голос, чтобы мужчина мог его расслышать. Всё-таки надо нормально попрощаться… — Ты всё не так понял! — Арсений на секунду затих, так как понимал, насколько глупо сейчас звучат его слова. — То есть нет… Ты, конечно, всё правильно понял, но… Просто ты — очень интересный случай, который я… — Интересный случай, да? — Это что, слёзы? — Кайфово. Только я не случай, Арс. Я человек, понимаешь? — Шастун громко выдохнул. Настолько громко, что, кажется, услышал даже Попов. — Надеюсь, твоё исследование удалось. И не приходи завтра, пожалуйста. Не порть мне праздник. Ушёл. Арсений не мог понять, почему позволил ему это сделать. Но он действительно, чёрт возьми, ушёл. Его совершеннолетнее чудо, которое завтра получит аттестат, ушло, и теперь может делать со своей жизнью всё, что захочет, потому что уже взрослое. Попов не знал, сколько времени прошло с того момента, как он остался один на этой улице. Он не знал, сколько ехал домой. Он не помнил, как пошёл на крышу, как из висящей в прихожей куртки Антона достал зажигалку, которую тот вечно туда прятал, думая, что мужчина не знает. В памяти только смутно всплывало, как догорала эта папка со всеми листами, как пепел летел вниз, заставляя чернеть всё перед собой, как глаза слезились из-за едкого дыма… Неудачный опыт.***
— Шаст, может, всё-таки зайдешь к нему, хотя бы костюм заберешь? Или ты собрался на выпускной идти в джинсах с толстовкой? Они рваные вообще-то… — Позов зевнул, переворачиваясь на другой бок, отчего Антон зажмурился, потому что друг чуть было не пнул его ногой по голове. — Я же сказал, что не пойду к нему! Это мой праздник, в конце концов. И я проведу его так, как захочу. И с тем, с кем захочу… — С бутылкой, да? — сочувствующе протянул Дима, который уже знал, что сам он ночь проведёт за прогулкой с Катей по всему городу. А, может, и не только… — Дяденька, извините… — Антон неловко окликнул мужчину, стараясь придать дрожащему от холода голосу как можно больше серьёзности и взрослости. Не выходило. — Ты мне? Что случилось? — Не могли бы вы мне водки купить, пожалуйста? Мне восемнадцать есть, правда-правда, просто паспорт дома забыл, — выдохнул на одном дыхании Шастун, протягивая мужчине деньги. Антону совсем не хотелось думать о том, когда же Арсений всё-таки решил вести этот… Дневник? Отчёт? Как это назвать-то, блять? Но не думать не получалось. Может, он и приютил его тогда ради какого-то эксперимента? Больно, мерзко, противно. Конечно же, Шастун всегда знал, что идеальных людей не бывает, что ангелов не существует, но почему-то всегда хотел верить, что Арсений именно такой. Разочарование — одно из самых сильных чувств. Оно наравне со стыдом и обидой. Оно гложет, терзает, расползается по всему телу, добираясь до самых потаённых его уголков. Иной раз оно бывает убийственно. — Сейчас, что ж ты нетерпеливый такой? — мужчина нажал на какую-то кнопку рядом с рулём, после чего раздался какой-то щелчок, — вот теперь держи. Как тебя зовут, кстати? В руки Антона легла картонная коробочка молочного коктейля со вкусом ванили. — «Чу-до», — по слогам прочитал Шастун, непонимающе смотря на мужчину, наконец-то снимающего свои идиотские очки, — очень смешно. А водка-то где? — Значит, тебя Чудо зовут? Прикольно. А меня Арсений. Кажется, что абсолютно все воспринимали это, как обычную ссору. И Дима, и Серёжа, который чуть ли не первый узнал обо всей ситуации, и даже сам Попов. Действительно, абсолютно все считали это чем-то несерьёзным. Кроме Антона. Довольно-таки сложно осознать, что на протяжении долгого времени тебе помогали и заботились о тебе лишь потому, что ты был каким-то там опытом. Экспериментом. Наблюдением. Исследованием. Ты, блять, всем, чем только мог, был, но не любимым человеком.***
Арсений уже добрых пару часов сидел как на иголках. Если сначала Позов и отписывался ему время от времени о том, как там себя ведёт Шастун и что делает, то с того момента, как они закончили с официальной частью и поехали в ресторан, никаких вестей не поступало. Попов был готов к тому, что парень напьётся. Был готов к тому, что, возможно, пьяный он будет ему даже звонить с разных номеров и говорить о том, насколько мужчина моральный урод. Был готов, что Антон по привычке завалится к нему в квартиру. Попов даже приготовил воду и таблетки на тумбочке, а сам завалил себя работой на всю ночь, чтобы зря не нервировать нетрезвого юношу, который, возможно, придёт туда со своими одноклассниками… Он был готов ко всему. Точнее, думал, что был готов. Волнение нарастало с каждой минутой. Дима на телефон отчаянно не хотел отвечать, и Арсений уже не исключал тот вариант, что, скорее всего, это Антон спалил друга за очередным сообщением и запретил тому что-либо рассказывать мужчине. Но тут дело не в том… Попов чувствовал, что что-то произошло. Завалились ли на выпускной родители, забрали ли всех ребят в ментовку или Шастун просто решил прыгнуть с какого-нибудь моста… От последней мысли Арсений вздрогнул всем телом, отчего через лист, который он подписывал, пролегла жирная чёрная полоса, порвавшая его в некоторых местах. Он, конечно, может прямо сейчас поехать в этот чёртов ресторан и узнать, что там происходит, но Антон же попросил не портить праздник… Вдруг эта просьба — последнее, о чём он попросил его? — Алло, Валентина Георгиевна? Да, здравствуйте. Это дядя Антона, а он… А, ушли? Да, да, конечно. Не буду больше беспокоить, спасибо. Мужчину пробила крупная дрожь. Ушли… Час назад ушли. Прекрасно. Попов уже не видел, что написано на листах, лежащих перед ним. А он же специально взял на сегодня кучу отчётов, чтобы отвлечься! Мозг, кажется, постепенно начинал закипать, да и картинка плыла. А внизу живота то самое чувство… Ну, знаете, когда всё сворачивается в какой-то очень-очень колючий мерзкий комок, расползающийся по всему телу и заставляющий тяжело дышать? — Арсений Сергеевич, там внизу… — в кабинет влетела молоденькая девушка-администратор. Если бы Попов поднял голову, то он бы увидел, что ей приходится держаться за косяк, так как ноги на каблуках подкашивались. — Я занят, — сухо пробормотал мужчина. — Арсений Сергеевич, это срочно! Там внизу клиент ваш, Антон. Антон Шастун. Помните? На сегодня осталось только заполнить несколько бланков. Мужчина даже не оторвался от листа, когда услышал стук в дверь. — Входите, — Попов нахмурился, вглядываясь в напечатанный текст, — вы, наверное, без записи, да? Но ничего страшного, меня зовут Арсений Сергеевич, присаживайтесь… — Здравствуйте, Арсений Сергеевич, — этот голос заставил психолога замереть, — да, без записи, но меня пустили. Сказали, что вы сегодня всех принимаете. — Мужчина испуганно поднял голову, надеясь, что ему просто показалось. — Меня Антон зовут. Не показалось. В кресле перед ним действительно сидел подросток. Глаза горели, волосы растрёпаны, а лицо не выражало никаких эмоций. Парень лишь прятал руки в широких рукавах толстовки. Судя по тихому звону, он теребил браслеты. Волнуется, но пытается скрыть. — Тош, — Попов устало отложил ручку, — что за цирк? — Какой цирк, Арсений Сергеевич? — парень поудобнее развалился в кресле, откинувшись на спинку, и вытянул ноги вперёд, — я пришёл на приём. Оплатил его. Вы обязаны мне помочь… — Антон? — Попов устало потёр виски. А ведь Шастун и правда последнее время частенько заходил к нему во время работы, представляясь клиентом. Пришёл, значит. — Если б вы знали, какой это клиент! — Арсений стукнул кулаком по столешнице с такой силой, что все бумаги разом полетели на пол, — А, замечательный клиент. Я вам скажу! Просто прекрасный! — Попов приподнялся из-за стола, тяжело дыша. Волнение смешалось со злостью, облегчение со страхом, усталость с раздражением… — Мы живём вместе. Даже не, не так! Жили! Представляете? Жили. Давно жили, — Арсений перешёл на крик. Нервы окончательно сдали. — Я его на улице подобрал! Вымыл, вычистил, отрезвил, к здоровому образу жизни приучил. А потом засосал! А потом и трахнул. Так и жили! То я его, то он меня. Менялись, представляете? Он, вроде, на вид щуплый, а на деле… Голос сорвался. Ему понадобились силы, чтобы не рухнуть на пол прямо сейчас. Схватившись за стол, мужчина поднял на девушку, так и замершую в дверях, глаза, полные слёз. — Арсений Сергеевич, — пролепетала та севшим голосом, сглатывая. — Он это… внизу. Его рвёт… кровью. Он дрожит, сказать что-то пытается. Мы скорую вызвали, и я сразу к вам побежала. Попов ворвался в просторный холл ровно в тот момент, когда юношу укладывали на носилки, а тот хрипел, мыча что-то нечленораздельное. Потом Арсений узнает, что это внутреннее кровотечение, спровоцированное огромным количеством алкоголя и небольшой уличной дракой. Но пока он видел лишь расплесканную по полу кровь, бледное, искаженное страшной гримасой лицо Антона, окончательно разодранную одежду и брезгливо-скривившегося врача, приговаривающего что-то вроде «отменить эти выпускные надо». Хотелось бы сказать, что Попов провёл с Шастуном в больнице всю ночь, не смыкая глаз, но его сил хватило лишь на то, чтобы добраться до диванчика, стоящего во всё том же холле и без сил рухнуть на него. Завтра он к нему обязательно приедет. Завтра они обязательно помирятся, ещё через пару дней Антон вернётся к Арсению домой, а тот приготовит ему салат с рукколой, который юноша так не любит, но ест, чтобы не расстраивать мужчину. На кухне его будет ждать коробочка ванильного «Чудо», а на тумбочке свежие фрукты… но это потом. А сегодня они оба без сознания. Сегодня их слишком сильно потрепала жизнь.***
Антон поступил в небольшой институт недалеко от дома Арсения на менеджера. Не профессия мечты, конечно, но парня вполне устраивало. Попова после той «исповеди» в кабинете уволили, но отец помог ему устроиться психологом в одну из частных элитных школ. Платили, естественно, меньше, чем в клинике, так что Шастун, не обращая внимания на несогласие мужчины, устроился подрабатывать в один из многочисленных ресторанов быстрого питания. Буквально через несколько месяцев после выпускного Антон узнал о смерти отца от передоза. А ещё через три недели о самоубийстве матери, которая не смогла смириться с потерей любимого человека. Ира родила малышку. Об этом Шастун узнал лишь из короткой смски, присланной в три часа ночи в тот момент, когда Попов спокойно сопел под боком. «Девочка. 3200, 51». И ни Антон, ни Арсений никогда не узнают, что у этой девочки почему-то большие ушки и родинка на носу. Они счастливы. Счастливы находиться рядом. Спать, чувствуя дыхание друг друга. Счастливы каждый раз оставлять лёгкие поцелуи на губах, когда Арсений забирает Антона с учёбы. Счастливы вести график здорового питания и вместе бросать курить, так как после той ночи на выпускном оба почему-то начали. Счастливы иногда кататься вместе с Серёжей на скейтах по парку. Счастливы подкалывать Позовых по поводу предстоящей свадьбы…***
26.10.2017 Рассказал мне свою историю. Всё ещё достаточно агрессивен. Эмоционально нестабилен. 07.11.2017 Постепенно приходит в себя. Становится всё более коммуникабелен. Продолжает кричать во сне. 10.11.2017 Крики не прекращаются, иногда перерастают в истерики. Панических атак больше не наблюдается. 12.11.2017 Чувствую, что что-то не то происходит со мной. 13.11.2017 Кажется, у меня прогрессирует какая-то нездоровая тяга к подростку. Но это, вероятно, какая-то ошибка. Необходимо ещё понаблюдать. 17.11.2017 Не знаю, почему продолжаю вести эти записи, так как уже точно не собираюсь их нигде публиковать. Диагноз окончателен: я влюбился. 19.11.2017 Я люблю этого парня. 28.12.2017 Он — самое дорогое, что у меня есть. Продолжаю свою терапию. 19.04.2018 Лечение закончено. Не считаю нужным вести эти записи дальше…***
Если у этой истории и есть какая-то мораль, то она, наверное, уж слишком проста. Каждый человек в нашей жизни — актёр, играющий какую-то роль. Он может быть как положительный, так и отрицательный, а какая она — сугубо субъективное мнение. Ты можешь оставить своего ребёнка, но быть настолько преданной своему мужу, что пойти за ним на небеса. Ты можешь окружить человека заботой и пониманием, но постоянно врать своим родителям, что пока так и не нашёл «ту самую». Ты можешь прослыть местной проституткой, спящей за телефон, но взвалить на свои хрупкие плечи человеческую жизнь, чтобы не испортить чьё-то счастье…