Брошенная игрушка

Мангл не был ярым фанатом компаний, всегда держался поодаль ото всех, но почему-то никогда не упускал шанса вот так вот просто посидеть рядом с другим лисом. Когда тёплая рука опускается на холодный металл чужого протеза, а после идёт вверх и нащупывает раны на коже, нажимая так, чтоб Фокси испускал недовольные фырканья. Мангл запускал руки в рыжие волосы, гладил по больным местам, то лаская, то делая больно, но не разу его друг не отдёрнулся, лишь показывая лёгкое недовольство время от времени. Он был довольно забавной игрушкой. Временами они даже разговаривали, пусть и не о чём, вместе наблюдая за полной темнотой, слыша характерный скрип старой камеры, что двигалась, смотря за ними. — Эй, Фокси, — тихо начинает Мангл, неспешно потирая забинтованное плечо рыжего, он даже не дожидается ответа, сразу продолжая, — ты ведь чувствуешь себя брошенной игрушкой, потому что ты бесполезен сейчас? Ответа нет, лишь судорожный вздох, и без того понятно, что точного ответа в любом случае не будет: он и сам не знает, как себя чувствовать, когда просто целыми днями валяется здесь, изредка выходя ночью, но тут же исчезая, чуть завидев свет фонаря. В любом случае, он чувствовал себя игрушкой практически всегда. Что когда-то выступая для детей, что давая себя трогать Мангл. Ему уже всё равно, его апатия практически достигла пика, хотя некоторые эмоции, вопреки всему, ежедневно не дают покоя. Хотя он и находится в компании собеседника, почему-то, странно, его мучает одиночество. Неприятное, тревожное одиночество, от которого никак не избавиться, это разрывающее грудь чувство становится всё сильнее, но он ничего не может с этим поделать. — Я… Я тебя просто до боли ненавижу, — Фокси тихо сжимает разорванный край одежды Мангл, беспомощно утыкаясь носом в его руку. — Забавно. Я тебя тоже, знаешь, — У парня это вызывает лишь усмешку, ведь он точно знает, что слова обоих были правдой, — Хорошо, другой вопрос. Тебе одиноко? Вновь тишина вместо ответа, судя по начавшимся недовольным всхлипам он должен быть «да». Вот всегда так, как Мангл не начнёт первым разговор — так выходит драма, и он это прекрасно знает, но всё равно продолжает дразнить свою маленькую игрушку, заинтересованно наблюдая за реакцией, слезами, недовольными фразочками, это всё веселит. Сейчас, когда он посадил Фокси на свои колени, как обычно видя, что тот ровным счётом не сопротивляется, белый лис приобнял то ли друга, то ли врага, пытаясь как-то его успокоить, что ли, пусть этого никогда и не выйдет. Он вновь греет его, когда касается горячими губами других, холодных и потрескавшихся, прикусывая чужой язык внутри. Это было нечто странное, наверное, рыжий невольно отстранился, скрывая свои губы за рукавом рубашки, это уже не было обычным жестом, кои использует в повседневности Мангл, это было нечто, наверное, новенькое, что заставляет чувствовать другие эмоции: смущение, неловкость, ещё более ярую ненависть, чем была и, наверное, самое сильное, страх. Фокси избегает следующих касаний, выскальзывая из лёгких объятий с помощью рук. Когда он садится поодаль, на холодный пол вместо тёплых, даже сквозь ткань, ног, ему хватает только взгляда на Мангл, чтоб понять, что тот, кажется, даже рад такому исходу событий. Да, наверное весело, когда игрушка, что позволяла делать с собой всё, что угодно, резко оживает и сопротивляется. На лице белого лиса жутковатая, издевательская улыбка. — Да ладно тебе, Фокси, я же могу усмирить твоё одиночество, не правда ли? И рыжий поддаётся, привставая, с некоторым недоверием подходя к Мангл, впрочем, логично, его особо и не было. Фокси притягивают к себе за металлическую руку, вновь опрокидывая его, грубо держа за шею и вдавливая в пол. Слышится тихий недовольный стон, после которого белый лис понимает, что это было излишне, мало ли его маленькая игрушка опять решит убежать, испугавшись. Впрочем, к чёрту, пряник будет уже после кнута. Мангл практически сдирает с рыжего штаны, когда тот наконец-то умолк, осознав, что смысла издавать лишние звуки, в общем-то, нет. Расстегнув ширинку и, практически сразу и без подготовки, помогая себе лишь одной рукой, Мангл входит в Фокси, небрежно отодвинув один край нижнего белья парня. Болезненный крик быстро перелился в частые обрывистые стоны, когда Мангл начал спешно двигаться, не давая даже привыкнуть к инородному телу. Поняв, что ситуация под его контролем, а бедный товарищ беспомощен как никогда, он плавно останавливается, решая, что ещё и кончить в него — слишком жестоко, наверное, учитывая, что парень узок для подобного. Половой орган вынимается из парня, а сам Мангл садится, за рыжие волосы притягивая его к своему члену. Наверное, это странный способ проявить больше нежности, но он не будет насильно пихать его в рот парня, давая некоторый выбор одной фразой: — Давай. Фокси, то ли чувствуя, что сил бежать прочь от боли нет, то ли по-наивности решив, что закончит это дело, берёт чужой член в руки, точно не зная, как можно сделать приятно, ведь до мастурбации у лиса никогда ещё не доходило, он не понимает этого. При этом, Фокси, тоже особо не растягивая моменты ласки, просто начинает сосать. Этот процесс не такой уж и гадкий, если так думать, почему-то более мерзким Фокси казались именно поцелуи и объятья, а это — будто ничего. Когда приходит пик сдержанности Мангл, он прижимает голову парня ближе к себе, не давая соскользнуть с члена, а после кончает, давая отпрянуть. Тут же почувствовав свободу, Фокси жадно глотает воздух, пока изо рта стекает густая неприятная для него жидкость. Он уставше вздыхает, опуская голову на ноги Мангл, тихо улыбаясь: — Да, я действительно чувствую себя брошенной игрушкой. Брошенной тобой игрушкой. — Хах. Как мило, — белый лис поглаживает по волосам Фокси, пока тот, из-за изнеможения, прикрывает глаза и начинает засыпать, — надеюсь, что ты не проснёшься, идиот, — он целует его в макушку, вот и вся нежность, на которую он способен.