Umentulesse

      Отдай... Вместо того, чтобы вновь заплакать от страха, Эльвинг лишь крепче сжала несомую под плащом шкатулку. Слезы кончились давным - давно, еще при пересечении земель, что были ее королевством когда - то: неделю назад, вчера, за несколько часов до того -, да и сил оставалось немного, лишь на то, чтобы попытаться перевести дыхание и, вглядевшись получше в темноту окружающей чащобы, продолжить путь, правда, уже не столь быстро. Она не могла надеяться, что уходит от преследователей, но думала хотя бы измучить их долгой дорогой, а там они, возможно, не достанут сил для дальнейшей погони; ведь и сейчас, когда она уже далеко от разоренного Дориата, ветер доносит до нее их горячечный шепот. - Отдай, госпожа... - Отдай, девочка... Листва деревьев, что старше нее самой, колышется, и словно со всех сторон она слышит их голоса. В миг накрывшего с новой силой ужаса зажимает руками уши и жмурится, веря, что хоть так удастся отгородиться. И спохватывается - надо продолжать уходить. Шепот преследует, не смолкая, и Эльвинг кажется, что не одни лишь растения и ветер вторят ему. Эти голоса уже в ее голове, и лишь нагоняют страх. Дева опирается ладонью о ствол дерева - и отдергивает руку; ей кажется, она ощущает пальцами густую кровь, сбегающую по морщинистой коре. Тропинка под ногами разматывается неохотно, но принцесса собирает силы в кулак и шагает вперед сквозь холодные травы, доходящие до пояса. Она повторяет про себя слова баллад, что складывали о ее великой прародительнице, и жалеет, что не может напеть вслух, отчего путь, несомненно, казался бы легче - нельзя давать им знать, где она. Она чудом замечает глубокий овраг, не свалившись. Отпрыгивает от осыпающегося края и, оказавшись в безопасности, замирает, беспомощно оглядываясь. Овраг широк, тянется и справа и слева, так, что не перепрыгнешь, на дне его клокочет ручей и витает запах тины; пересекать его смерти подобно. И Эльвинг кажется, что сама судьба против того, чтобы она бежала и жила. Дева еще раз озирается, убеждаясь, что не в силах обойти препятствие без того, чтобы ее нагнали. И тут страх отступает, сворачивается на сердце плотным клубком, но более не застит разум. И принцесса решается. Идет назад, останавливается на замеченной по дороге сюда широкой полянке, неожиданно светлой, Прижимается спиной к тонкому деревцу и ждет. И слышит их движения по лесной земле, слышит бесконечный шепот: "Отдай..." - Отдай... - звучит совсем рядом; она знает, что это отнюдь не ветер - сами ее преследователи говорят это. На той стороне поляны показывается фигура, выглядящая мощной и полной опасности и сейчас, несмотря на странный способ передвижения - ползком, на руках, подволакивая тело за собой, точно змеиный хвост. Она втаскивается в полосу света и поднимает голову, взгляд помутневших глаз встречается со взглядом принцессы. Это нолдо в сбившемся на одно плечо коротком плаще, алом, а сейчас, в лесных сумерках, кажущемся черным, в сработанной гномьими мастерами кольчуге, посеченной в недавней битве, также темной - от крови, льющейся из многочисленных ран на теле, из которых самая страшная пришлась на спину - потому и ползет нолдо, владея лишь своими смерть несущими руками. Черны его волосы, лицо, ранее пылающее природным румянцем жизни, ныне стало серовато - коричневым, с хрипом дышит он, глядя на деву. Когда недруги подступили к стенам ее королевства, он многим показался опаснейшим, не только из - за силы своей, коей славился задолго до Второй Резни, но более из - за своего свирепого характера. И все же его слова, обращаемые к ней с той минуты, когда Эльвинг выскочила из королевской сокровищницы, унося самое ценное, наиболее сдержанны, и полны кажущимся нелепым сейчас уважения и какой - то странной робости: - Отдай, госпожа моя, - он выше откидывается на выставленных в упор руках, голос звучит хрипло - горло его повреждено многочисленными ударами, наносимыми дориатскими защитниками -, и не подползает ближе; умом принцесса понимает, что воин - нолдо может опасаться, что она опять ускользнет, стоит ее встревожить приближением, но тот словно впрямь не желает пугать ее еще больше. Она молчит, нолдо склоняет голову, пытаясь вдохнуть - и отводит взгляд, будто бы устыдившись. - Отдай... - новый голос поблизости, сочные травы шелестят, приминаемые продвигающимся в них существом. На поляну выползает второй нолдо. Даже в темноте волосы его серебряно светятся, несмотря на заляпавшую их кровь. Лицо его бледно почти в синеву; на нем нет уж того алого плаща, будучи облаченным в который он руководил нападением на дворец, нет и кольчужной куртки, лишь бывшая ранее алой плотная туника, от груди до колен залитая уже начинающей темнеть кровью; причина тому - глубокая рана на животе, которую он более не пытается зажать, все силы и конечности направляя на то, чтобы передвигаться. - Отдай, девочка, - повторяет он, вскидывая голову; красив он, даже по меркам эльдар, миновали его раны и лесная грязь, что могли лечь на лицо, и глаза его сияют даже сейчас, сквозь пелену усталости и боли, но улыбка его полна презрения, а блеск глаз холоден, как у затаившегося в засаде хищного зверя. Этого не беспокоит страх принцессы, и будь в нем еще силы, он полз бы, чтобы достигнуть своей замершей преследуемой. Замирает Эльвинг, завороженная опасным блеском его взора, и нолдо усмехается. Сплевывает обильно окрашенную кровью слюну, расцветившую губы в уголках: - Никогда не думал, с кем буду воевать за него, - кивает на скрытую под плащом руку девы. - Да вот пришлось... Пришлось не впервые, думается ей. Хоть и ушли дни, когда далеко отсюда, в Благословенном Краю, этот же нолдо разил сородичей за иную цель, кровь все еще на его руках, этой ночью обновленная - кровью жителей Дориата и его воинов. А он смотрит, словно и через толстую ткань верхних одежд Эльвинг и стенку шкатулки видит сокровище. На той стороне поляны содрогаются кусты. Приближается третий преследователь. На нем такой же алый плащ, как на первом, и свет блестит на незапятнанной восьмиконечной звезде на спине, кольчуга на нем рассечена во многих местах, и ползет он, опираясь лишь на одну руку и волоча вторую, на изломанном стальном наруче которой до сих пор следы сажи, как и на потемневшей от жара коже ладони и шеи. Черные его волосы с этой стороны опалены, неровными клочьями тянутся за ним, а на низко свешивающиеся непострадавшие пряди он порой наступает локтем - и даже не чувствует этого; лицо его, расцвеченное лишь брызгами попавшей на него крови, почти мертвенно бледно, и он до сих пор хмурит сосредоточенно брови - принцесса видит это, когда нолдо поднимает взгляд. - Верни, - этот молвит яснее прочих, спокойно, словно на приеме говорит, обращаясь с просьбой к владыкам Дориата. Смотрит невыразительно, но цепко, и качает головой. - Верни то, что наше по праву. - Бежать бессмысленно, - встревает светловолосый. - Ты видишь, сколь долго мы способны преследовать тебя? Скоро будет пять лиг, как мы удалились от границ Менегрота, и пора бы тебе уже смириться. - Нас ведет Клятва, принесенная нами, - хрипит первый, с трудом удерживаясь в сомнительно стоячем положении. - Покуда мы живы, мы пойдем по следу. - Ты же знаешь, что это наше наследие, - третий кивает на скрытую от него шкатулку. И Эльвинг решается. Стискивает кулачок, чтобы достало духа заговорить в обращенные к ней лица. - Это более не ваше. Мои предки вызволили его у Врага ценой огромных потерь, и сокровище по праву их - и их потомков! - Наш отец создал его и еще два, - ответствует третий. - И завещал нам, своим детям, вернуть, когда Враг украл их из нашего дома. В нашем Доме любой из них и должен храниться - в нашем, а не в доме потомков Эльвэ! - Это будет справедливо, - первый натужно дышит. - Если созданное нашим отцом вернется к нам. - Свое право на него вы утратили, - пытается возразить дева. - Хочешь, проверим это? - скалится второй. - Дай его любому из нас, и посмотрим, каковы будут его ладони! Эльвинг недвижима. Подождав, третий вновь заговаривает. - Ты не можешь отрицать наше право на него. То, что было украдено, всего лишь вернется к первым владельцам, у скольких бы ни побывало до того. Мы еще хозяева ему, Эльвинг, дочь Диора, и, думается мне, доказали, как далеко и тяжело готовы идти за ним. Прошу, верни, - и он протягивает здоровую руку ладонью вверх. - Я не могу, - принцесса качает головой и крепче стискивает шкатулку, надеясь проделать это незаметно. - Не оттого ли не можешь, что он уже владеет твоими помыслами? - вопрошает первый. - Не оттого ли, что ценность его затмила и твою безопасность, и безопасность других, как произошло с твоим отцом? - Вы убили его! - дева взвизгивает, как малый ребенок; слезы брызжут, не замочив щек. Второй нолдо усмехается. - Твой отец не промах, девочка. Успел - таки достать меня мечом, - словно приглашая полюбоваться, он касается ладонью окровавленной туники. Эльвинг отводит глаза. - Мы просили его отдать сокровище добром, - третий наконец опускает руку и пожимает плечами - весьма однобоко, ибо сгоревшая рука не шевелится. - Мы писали к нему с просьбой вернуть то, что принадлежит нам, но он даже не ответил. И сей ночью у него был еще шанс спасти и себя, и Дориат, если бы не его гордыня и власть сокровища над ним. - Мой отец защищал наш дом! А вы убили его! - Кто же просил его встречать нас залпом из луков? - нолдо вновь поводит плечом. - Если бы он выслушал нас... - Он знал, что мы пришли за своим, - заговаривает первый. - Потому и напал. Не хотел, чтобы мы забрали его. - Не за своим! - у Эльвинг хватает сил стоять на своем. - Его добыли мои предки... - О да, твои знаменитые предки! - кривится светловолосый. - Грязный бродяга, который смело напал на Врага после того, как Его усыпили чарами, и лесная принцесса, которой эти чары принадлежали! У нее было время потренироваться! Она сделала то же со мной в ночь, когда бежала на помощь своему возлюбленному ничтожеству - из моей постели! Дева бледнеет, слыша оскорбительные слова - Вы не смогли бы сделать такого... - голоса на то, чтобы возразить, почти нет. - Мог, - уверяет нолдо, в колких словах его и насмешка, и гордыня, и странная горечь. - И судя по тому, что она не умерла, когда я взял ее, она сама того желала! Не сомневаюсь, что она молчала об этом. Еще бы, зачем напоминать о том, что, возможно, и так оставило след? То - то она прятала ото всех рожденного ею ребенка, твоего отца! Да и ему она вряд ли что - то рассказывала, а мне уж это делать было совершенно незачем! Было бы очень обидно узнать, что меня убил собственный сын! - он валится на спину, скрещивает руки на груди; в былые времена он наверняка бы гневно вскочил на ноги, но сил нынче не доставало, они утекали сквозь его рану. Эльвинг молчит, осознавая сказанное. - Это неправда! Мой отец родился гораздо позднее вас! - наконец выкрикивает она. Третий косится на нее насмешливо. - Какая досада, правда? А ведь получилось бы славно... И Клятва наша, хоть косвенно, но легла и на него... - он страшно закашливается, и третий, подползя ближе, толчком ноги в плечо переворачивает его на бок, чтобы нолдо мог сплюнуть поднявшуюся горлом кровь. - Спасибо, Курво, - выдыхает он, кроваво улыбаясь. Эльвинг смотрит на третьего. Значит, это тот самый Куруфинвэ, наследник имени и талантов Мастера, создавшего сокровище, некогда косвенно давший ее предку оружие, которым сокровище и было добыто из короны Врага... - Зачем вы это делаете? - сейчас она обращается именно к нему, и третий нолдо, похоже, понимает это. - Это то, что мы обещали, в чем поклялись. Вернуть наследие нашего отца, - он говорит, словно сообщает о чем - то повседневном, и именно ужасающее спокойствие его слов заставляет деву вздрогнуть. - Разве стоит оно стольких жизней? - вопрошает она со слезами. - Вы убили моего отца, мою мать, наших защитников, жителей Дориата... Свели моих братьев... - Ты сама чувствуешь, что оно - стоило, - жестко отвечает первый. - Недаром ты здесь, уносишь сокровище подальше, не пытаясь ни сражаться за свою землю, ни помогать тем из своих людей, кого еще можно спасти. - И из - за одной лишь возможности следовать за сокровищем умерло куда больше, поэтому нечего давить на нашу жалость, - небрежно бросает второй. - И мы вообще - то тоже умираем, а у нас у каждого вассалы, стерегущие границы от прислужников Врага, жизни, которые надо защищать, наши собственные братья, которые выжили и остались позади... Курво вообще сына сиротой оставляет, - он кивает на Куруфина. - А насчет твоих братьев, неужели ты думаешь, что они мертвы? - Это не так? - Эльвинг отказывается верить ушам. Светловолосый насмешливо кивает. - Представь себе. Их свели, действительно, по моему приказу, но они еще живы. - Где они?! - принцесса делает шаг вперед. - Только я знаю. Сам Оромэ не найдет их там, куда их отвели. А я скажу тебе, если отдашь мне его. - Почему я должна вам верить? - надежда борется в ней со страхом, но ощущаемое тепло от содержимого шкатулки дает деве силы. - А у тебя есть выбор? - откликается нолдо. - Если хочешь успеть до того, как они замерзнут до смерти или станут добычей какого - нибудь хищника, передай его мне, и можешь уходить на поиски. - Турко! - укоризненно обрывает его первый и с тенью страсти и мольбы во взгляде снова обращается к принцессе. - Госпожа моя, неужели он для тебя стал столь ценен, что ты продашь своих родных ради его света? Одумайся! - Столь странно слышать это от тех, кто проливал кровь сородичей! - ей хочется звучать внушительно, но голос ее позорно дрожит, и выходит что - то детски обидчивое и невнятное. Второй нолдо небрежно встряхивает головой, третий опускает взгляд. - И мы сожалеем... - первый говорит с такой же дрожью, что и сама Эльвинг. - То, что случилось на Светлых Землях... Как же мы ошиблись! - И сделали то же снова, сей ночью! - Эльвинг берет себя в руки, восклицает так, что даже светловолосый морщится. - Мы не пролили бы и капли крови, если бы нас выслушали... Госпожа! - первый нолдо вдруг бросается вперед и, несморя на незначительную скорость, вмиг достигает Эльвинг, сжимает пальцами край плаща, словно удержать пытается. - Он не станет той драгоценностью для тебя, какой был для нас когда - то. Ты сама видишь, за ним лишь смерть следует... Наш отец погиб из - за него и еще двух, а брат наш по той же причине принял муки, он погубил многих задолго до твоего рождения, из - за него пали жители Дориата, а ты продолжаешь его защищать? Для чего, зачем? Красота его обольстительна, но ради одной его красоты жертвовать многими жизнями, собой, своей родной кровью - зачем? - Но вы... - Нам он дурного не сделает... куда уж сделать более того, что все мы пережили... - он удобнее перехватывает ее одежды, касается их лбом. - Сей ночью я причинил зло твоему народу, так дай хоть немного искупить его, госпожа. Дай забрать его! - Соглашайся, - вторит третий. - Брат верно говорит, что счастья тебе сокровище не принесет. А мы исполним свою Клятву. Эльвинг молчит, но не выдергивает подол платья из окровавленных пальцев нолдо. И словно ждет, что они еще скажут. - Не дай страсти к нему затмить твой разум - первый говорит отчетливым шепотом - громче, видимо, раны не позволяют. - Вспомни о сегодняшней битве... - Вспомни, - лицо второго искажает усмешка. - Всех павших защитников, стоявших насмерть за тебя и твоего отца, их жен, что помогли тебе покинуть дворец и не смогли за тобой последовать, решив лучше ценой своих жизней задержать возможную погоню. Своего отца, короля Дориата, павшего ровно потому, что не захотел вернуть нам сокровище раньше, чем за нас начали говорить наши клинки, свою мать, так глупо попытавшуюся напасть на тех, кто убил ее супруга. Своих братьев, скрытых в чащобах, ожидащих смерти. А ведь все это сделал он! - он вновь бросает взгляд на шкатулку. - Он велел воинам биться насмерть, женщинам - защищать тебя, его хранительницу, твоему отцу - удерживать его сколько возможно, а потом пасть в бою за него. Подумай об этом, девочка! Достойна ли причина твоих бедствий подобной защиты? - И умоляю, не реши положительно, - вновь хрипит первый. - Даже сейчас ты можешь отступиться от него, госпожа. Не ради нас, нет, но ради памяти павших дориатских защитников, жителей королевства и ради твоих родителей. Реши правильно, чего мы когда - то не смогли... Прошу тебя... На поляне становится тихо. Слышно лишь, как трудно дышит нолдо, головой касающийся земли рядом с обувью принцессы. И в этой тишине вдруг шелестит трава под ногами Эльвинг - она наконец высвобождается, делает шаг в сторону, но не затем, что прикосновение воина стало неприятно, и тем более не для того, чтобы убежать - просто легче поднять руки, когда на плащ не давит никто посторонний. Дева извлекает шкатулку, щелкает замком. И на поляне вмиг становится светлее благодаря огромному прозрачному кристаллу, искусно вправленному в не меньшей красоты ожерелье. Она тянется к оправе, в которую заключен камень, поворачивает тонкие витые ободки и слегка давит. Хитрый запор, созданный гномами, срабатывает, и камень отделяется от ожерелья. Эльвинг смотрит на него миг, а затем решительно сжимает пальцы на кристалле и склоняется к воину у своих ног. - Милорд, - он поднимает голову и видит ее движение. И взгляд его становится яснее, словно один порыв принцессы уже облегчал его страдания. А дева протягивает ему ладонь с камнем, ждет терпеливо, пока окровавленные пальцы сомкнутся на сокровище, и убирает руку. - Спасибо, - третий нолдо склоняет учтиво голову. А первый переводит неверящий взгляд с нее на камень. И наконец гладит его сияющие грани. - Теплый... - шепчет он, прикрывая глаза. И касается наследия своего Дома губами, затем - лбом. - Как тогда, в Тирионе... В сокровищнице отца... - Милорд, как старший, ты получаешь его из моих рук, и отныне он твой - и твоих братьев, что присутствуют здесь, - Эльвинг предполагает его старшинство и почти сразу понимает, что не ошибается. Она видит, как лицо нолдо у ее ног озаряет улыбка, и с каждым ее словом он улыбается все шире и беззаботнее, как наверняка улыбался на заре мира, в Благословенном Краю. - Все правильно, - третий кивает. - Он и должен быть первым из нас, ныне присутствующих. - Мы сделали, Курво, - усмехается второй. Оглядывает Куруфина, улыбающегося уголком рта, окидывает взглядом Эльвинг. - Умница, девочка. Еще бы ты не заставила нас гнаться за тобой от Дориата... - он замолкает, краем глаза видя, как маской душевной муки и скорби застывает лицо младшего брата. Замирает и Эльвинг, которая раньше них видела, как первый нолдо, осторожно свернувшись в клубок, глубоко выдохнул сразу после того, как задержал камень у глаз, словно желая наслаждаться его светом. Третий нолдо едва шевелит губами - и опускает голову. - Морьо... - светловолосый всхлипывает - если бы дева не слышала этого своими ушами, она не поверила бы, что этот жестокий воин способен плакать -, и подползает к брату, тормошит его за ногу. И утыкается лбом в землю рядом с ним. А Эльвинг наклоняется, осторожно разжимает пальцы мертвого нолдо и забирает камень. Выпрямляется и смотрит на второго, мигом поднявшего голову и в упор взирающему на нее. Делает шаг в сторону, вынуждая двигаться за ней. Вытягивает вперед сокровище. - Милорд, - тот моргает, глядя чуть мягче, и тут Эльвинг вспоминает имя, когда - то, верно, брошенное отцом. - Келегорм Туркафин, - она знает, что неверно произнесла, но самого нолдо ее ошибка вовсе не заботит - это видно по его лицу -, и она не поправляется. - Этот камень переходит тебе, как к старшему, и я готова отдать его. - Так отдавай, - бросает он, великолепно усмехаясь в попытке скрыть нетерпение - и очевидно усилившуюся слабость, от которой он, пошатнувшись, все же ложится на бок. - Сначала ответь мне, - дева смотрит прямо, и светловолосый, помедлив, кивает. - Насчет тайны рождения твоего отца? Эльвинг к издевательствам глуха. - Где мои братья? - вопрошает она. Нолдо прикрывает глаза. - К северо - востоку от Менегрота, в пятнадцати лигах от последнего лагеря, которым мы встали перед походом на Тысячу Пещер. Тебе лучше вернуться к границам города и идти оттуда. Там волчья тропа, а потом ручей... ты не заблудишься... - он говорит с очевидным трудом. И она поспешно протягивает ему камень. Одно прикосновение к сокровищу словно наполняет нолдо светом, его кожа и волосы сияют серебром, взгляд подобен звездному блеску. И он, подобно старшему брату, целует кристалл. И будто в один миг силы оставляют его. Лицо его искажается неподдельным страданием. Не выдерживая, он ложится на спину, и принцесса вынуждена обойти его, встав в ногах, чтобы не потерять его взгляд. Он сжимает камень в руке, прижимает к груди. Эльвинг слышит его ставшее слишком отрывистым дыхание. А нолдо впервые смотрит на нее без единой темной искры в глазах. Медленно тянется свободной ладонью к ране на животе, и как - то детски доверчиво и жалобно говорит: - Больно... Знала бы ты, насколько... - Что я могу сделать? - она делает шажок вперед. Нолдо морщится. - Серьезно? Ну... Если тебе не противно, поцелуй меня в лоб, девочка, - он вдруг неловко дергает уголком рта. - Так сделала твоя бабка тогда, усыпляя меня... Эльвинг делает еще шаг, встает на колени, подстелив плащ. Склоняется над умирающим и легко касается губами его лба. Он медленно моргает, взор его совершенно ясен - и все же она понимает, что нолдо не видит ее. Его губы шевелятся, беззвучно проговаривая слишком хорошо читаемое имя, он вначале удивленно, а затем счастливо улыбается, и эта улыбка застывает на лице. Закрыть и в смерти продолжающие сиять глаза она не решается. Так же мягко забирает камень из его ладони. Третий нолдо, наблюдающий за ней, напряженно шевелит плечом, когда дева идет к нему. - Милорд Куруфин, - камень в третий раз переходит из ее рук в руки наследника Мастера. А тот держит сокровище у губ, шепча на Высоком Наречии. Принцесса понимает. - ...Отец мой, братья мои уже подле тебя, а вскоре буду и я. Мы исполнили Клятву. Прости, что не сделали этого раньше... что раньше не пришли к тебе... Он затихает, прижимает кристалл к сердцу. И ложится, не отнимая руку от груди. - Братья мои сказали тебе свое слово, принцесса, - голос его ровен даже сейчас. - Я скажу свое. Уходи и выживи. Он не нужен тебе. Мы потеряли все из - за него: свой дом, родных, друзей... Наши жизни... А я теряю сына... Он далеко и в безопасности, и я никогда уж не скажу ему, что виноват... Не совершай эту ошибку, не продолжай наш путь. Не заботься более сокровищем. Уходи отсюда, оставь его позади, дай нашим родным забрать его из моих рук, когда я умру. И отыщи своих братьев, собери выживших в Резне. Уведи их подальше, дай им новую жизнь где - нибудь ближе к Морю. Береги свой народ. А когда у тебя будут дети, не оставь их, что бы ни двигало тобой и как бы ни обернулась твоя жизнь. Не оставь их, не повтори мой промах. - Я сделаю все, как ты говоришь, милорд, - она говорит искренне, наклоняет голову, и нолдо успокоенно вздыхает. Шепчет четыре имени - наверняка выживших братьев, вновь называет отца, со странным усилием выговаривает имя, видно, принадлежащее сыну - и отчетливо повторяет: - Клятва исполнена нами... Ayia atarinya... Кулак его сжимается крепче, легкая дрожь идет по телу - и Куруфин более не шевелится. Эльвинг ждет достаточно, чтобы убедиться в этом, и приближается к нолдо. С трудом разжимает сильные пальцы, сцепившиеся на камне воистину мертвой хваткой, подносит сокровище к лицу. Распахивает шкатулку и торопливо вставляет его на прежнее место. Захлопывает крышку и прячет ношу под плащом. Оглядывает три тела на поляне и бросает взгляд в ту сторону, откуда преследователи явились. Там, позади, все еще опасно - войска четырех лордов, также пришедших за камнем, пожары и мечи, долгая и бесполезная дорога по какой - то волчьей тропе до ручья близ последнего лагеря напавших на Дориат. Она берет влево от поляны, пробираясь сквозь травы. Ей повезет, и она выйдет на дорогу, которой ее подданые покинут земли, бывшие им домом - она отчего - то уверена в этом. Жизни ее братьев послужат ее удаче и безопасности сокровища, если она даст свершиться их жребию, думает дева, все равно им не помочь, не найти их в зимнем лесу. Нолдо, всегда врагом бывший для ее семьи, просто солгал ей о том, что принцы живы, вот и все, с легкостью уверяет она самое себя. Останавливается и лезет за шкатулкой. Смотрит на великолепный камень. "Сокровище переходит ко мне, Эльвинг, дочери Диора, от лордов Первого дома вследствие гибели последнего из троих, кто обладал им перед своей смертью, так оно отныне будет и так останется." Запирает шкатулку. Она наденет наследие, но позже, когда понадобится, чтобы ее народ пошел за ней. А сейчас ей нужно выйти на дорогу.