Кома

Глава 1 Юленька Я не понимаю что со мной. Я не понимаю зачем пишу эти строки. Ведь она их всё равно никогда не увидит... Что же я такого хотел бы ей сказать, но не могу? Если честно, я настолько растерян, что и сам не знаю, как описать то, что ураганом бушует в сердце. Я день ото дня живу лишь ей. Нет! Это ложь, я даже не люблю её. Просто она... она манит меня, притягивает как магнит. Почему же меня это так пугает? Так гложет меня. Может я просто боюсь её? Вариант не плох. Но её ли я боюсь? Я не знаю. Да и вообще, с чего я подумал что это чувство называется страх? Боже, мама, что со мной? Я... я... плачу. Почему я плачу? От страха? Я не думаю. От меня разит гневом, я ненавижу её? Нет. Встреча с ней, ошибка? Отнюдь - это дар божий. Но что я должен понять? Понять что я в конец рехнулся? Что она убивает меня? Я заболел. Бессилие валит меня с ног. Любимые дела боле не приносят мне радости. Рисуя в голове эскиз картины, образ Юли перекрывает всё. Я психую, и с горяча, замазываю холст чёрной краской. Лишь бы не видеть её... Музыка также мучает меня, она лишь оформление, задний план, на фоне её голоса. Такого же звонкого и нежного, как пение птиц весенним утром. Сон изнемождает меня. Во снах я вижу, как мы с Юленькой гуляем по разным местам. Например, вчера мы были... хм... были... я не помню? Похоже на то. А что вообще было вчера? Вчера было позавчера, а позавчера было неделю назад, или месяц... Сколько я уже не видел её? Неделю? Две? Боже, я болею уже второй месяц!? Как же быстро летит время, кажется, я только вчера писал первые строки своего... дневника? Да, пожалуй дневника. Мне надо поспать, я и так не спал уже трое суток. Мне не дают уснуть галлюцинации. Мне кажется, что моё сознание - это огромный механизм, состоящий из различных несуразных геометрических фигур, которые постоянно передвигаются, изменяя не только местоположение, но даже текстуру, меня постоянно преследует это чувство. Чёрные, и пахнущие машинным маслом, они словно танцуют свой пугающий танец, вокруг меня? Стоп. Что? Они окружают меня? Не понял. Где моя ручка? Чем я пишу?! Ооо... кажется, я совсем поплыл, толи из-за нервов, толи из-за недосыпа. Сейчас я засну, и всё будет как раньше... Я обнаружил что моей кровати в углу комнаты нет! Вместо неё там стоит большой, растекающийся машинным маслом куб, а под ногами, вместо узорчатого ковра, капая со стола, разливается чёрная, липкая масса. Оглянувшись, я с ужасом увидел, что моя комната - это один сплошной, безстенный куб! Да... что только не померещиться измученному и уставшему рассудку во тьме. Что это? Я что-то слышу. Кажется... Ну конечно - это Юля. Она зовёт меня. голос доносится, как мне кажется откуда то снизу, из основания куба. Гулять так гулять, галлюцинации не убьют же меня? Верно? Конечно, нет, спрыгну к ней, хоть во сне полюбуюсь на её красоту... Глава 2 Сложное дело. - Добрый день, Мария, вы мне звонили, я Николай, - басовито, взвешивая каждое слово, сказал Николай Иванович. - Да, конечно, проходите, пожалуйста, - зароптала Мария Семёновна, приветствуя дорогого гостя. Не прошло и пяти минут, как они уже сидели в занавешенной шторами кухне, и пили чай. - Ну, я вас слушаю Мария. По телефону вы мне сказали, что у вас пропал сын? Я ничего не путаю? - Нет Николай Иванович, - еле дыша от удушья слез, прошептала Мария. - Вы не ошиблись, - продолжила она, переводя дыхание. - Ну что же, давайте начнём... - монотонно проговорил Николай, доставая из сумки диктофон и записную книжку в кожаном чехле. - Давайте, - испуганно, с чувством предстоящих душевных мук, сказала Мария. Николай включил диктофон: - Двадцать девятое мая, две тысячи первого года, квартира Олегровой Марии Семёновны. Дело ведёт Николай Иванович Шахпазов. Номер дела - шесть. - И так, Мария, есть ли у вас дети? - Да. У меня есть сын. Его зовут Александр Юрьевич Олегров, - сухо и без эмоционально ответила Мария Семёновна. - Скажите, вы подозреваете кого-нибудь в пропаже вашего сына? - Вы намекаете на похищение? - язвительно сказала Мария. - Отвечайте на вопрос, - приказал Николай. - Нет, - ответила она. - Подозревать мне некого. Моя семья не конфликтовала ни с кем. Давайте следующий вопрос, пожалуйста, мне больно говорить об этом, - почти навзрыд прохрипела Мария. - Простите, - сказал Николай. - Продолжим? - Да, - утирая слёзы старым, узорчатым платком, ответила Мария. - Хорошо, - на выдохе прошептал Николай. - Скажите, у вашего сына были близкие друзья? Девушка? - Мой сын, замкнутый человек. Но около двух месяцев назад, он влюбился, в какую-то девушку. Я её не знаю, но Саша сказал, что её зовут Юленька. - Хорошо, хорошо, - поднимая глаза из записной книжки, сказал Николай - А вам сын не вёл какой-нибудь дневник? Если ваш сын и правда замкнут, то у него должно было быть что-то подобное, - предположил Николай. - Ночью, когда он пропал, я нашла эту тетрадку у него на столе. Сама-то я её не читала. Я боюсь того что там может быть написано. Говоря это, Мария доставала толстую, девяносто шести листовую тетрадь, с изображением белоснежной лошади на обложке. Внимание Николая сразу привлекла тыльная часть тетрадки. Она была вымазана чем-то чёрным и липким. - Вот. Возьмите, - Мария протянула тетрадь Николаю. - Ваш сын любит лошадей? - улыбаясь, спросил Николай. - Да. Настолько любил, что когда был маленький, просил купить ему жеребёнка. Лицо Марии на секунду расплылось в улыбке. Морщины на её лице разгладились, глаза засияли, будто бы её сын был здесь, рядом, но, это не так, и Мария осознав это, опять загрустила. Записав каждое слово Марии, Николай сказал: - Спасибо Мария Семёновна, на этом всё. Если что-то вспомните, что вам кажется важным, позвоните, - протягивая визитку Марии, сказал Николай. - А мне пора. Через полчаса, Николай сидел в машине, пил шнапс, пытаясь прийти в себя. Мысли о Юленьке не выходили из хмельной головы Николая. Солнце скрылось за тучами, дневной свет пожран мраком, а весенняя свежесть, переросла в поистине сильный ливень. К тому же и шнапс кончился. - Брр... Холод собачий. Домой, - сказал Николай, передёргиваясь от холода, и заводя машину, отправился домой. Глава 3 Рукописи не горят Ночь. Тишина. В камине потрескивают поленья, а за окном рокочут сверчки. Николай сидел перед камином с кружкой кофе, осторожно поглядывая на Сашину тетрадь, лежащую на письменном столе. Ничем не обусловленное чувство страха и тревоги, захлёстывало его разум. - Надо поработать, - подумал Николай, по-прежнему не сводя глаз с дневника. Аккуратно поднявшись с кресла, Николай с опаской подошёл к столу, и принялся читать меланхоличные строки. - По всей видимости, эти строки о Юленьке, - предположил детектив. - "Мне кажется, что моё сознание - это огромный механизм, состоящий из различных несуразных геометрических фигур, которые постоянно передвигаются, изменяя не только местоположение, но даже текстуру, меня постоянно преследует это чувство." - пробубнил про себя Николай, и тревога усилилось. - "Чёрные, и пахнущие машинным маслом, они словно танцуют свой пугающий танец, вокруг меня? Стоп. Что? Они окружают меня? Не понял. Где моя ручка? Чем я пишу?! " - продолжал шептать Николай. - Чёртовщина какая-то, - громко, как бы успокаивая сам себя, сказал детектив. Внезапно его глаза остеклялись, сердце отстукивало бешеный ритм, а душа захотела покинуть тело. Под ногами, он почувствовал нечто липкое и холодное как лёд. Боясь опустить глаза под стол, он завис в гримасе ужаса на пару мгновений. Собравшись с силами, он медленно опустил голову под стол, и обомлел. Из чёрной, липкой массы, показалась бледная, очерненная липкой массой, женская кисть. Вся кровь в теле Николая, с барабанным грохотом ударила в уши, как будто побуждая его сделать хоть что то, дабы спасти свою жизнь. Придя в себя, он схватил со стола, расплывающуюся в чёрной субстанции тетрадь, и подбежав к камину, утопил её в языках пламени. От сердца Николая словно отлегло, кровь утихомирила барабаны, а разум мысленно спросил: - Всё кончилось? - Да. Всё кончилось, - осушая от воздуха легкие, сказал детектив. Пятно чёрноты под столом исчезло, а тетрадь всё также лежала в ожидании Николая. Буд-то бы и ничего с ней не происходило. - Я же... Не может быть... - истерически заорал Николай - Нет... нет... нет. Я же... - Сжёг меня, - полюбопытствовал хриплый женский голос за спиной Николая. - Посмотри на камин. Задыхаясь от страха, Николай повернул голову на треск огня. - Тебе не спрятаться. Тебе не сбежать, - монотонно прохрипело нечто. В эту же секунду, из камина показалось всё та же женская кисть, сжимавшая в руке дневник Саши. Николая обуял страх, развернувшись, он побежал во тьму коридора. - Не трогай его. Он мой, - раздался приятный, нежный голос во тьме коридора. Сочащийся из окна лунный свет, осветил тёмный силуэт в конце коридора. Не отдавая отсчёт своим действиям, Николай бежал прямо к... ней, к Юленьке? Мягкие, бархатные руки упали ему на плечи, утопая его в черноте под ногами. Николай канул во мрак... - Я найду его. Найду и убью, - прохрипел силуэт в конце коридора. - Беспомощный, невинный, любимый мой ты, милый, найду тебя везде я. Ла ла ла, - смеясь, раздался приятный голос из тьмы. Глава 4 Карпова Юлия 1805 год Поместье Карповых 9:37 Богато обставленная комната Юлии была забита различными музыкальными инструментами, от аккуратно разложенных по чехлам духовых, до массивного рояля, из красного дерева. Развешанные по стенам картины баронов, князей и графинь, в золотой оправе, были написаны с невероятным мастерством и роскошью. Позолоченные колонны, с висящими на них канделябрами, ещё горели тусклыми огоньками, после ночной тишины донских степей. Пение птиц смешивалось с клавишами рояля, на котором Юлия играла необычную мелодию. Её маленькие пальчики бархатно касались клавиш, а нежный голосок, протяжно и неторопливо напевал: - Беспомощный, невинный, любимый мой ты, милый, найду тебя везде я. И только лунный холод, распустит мою косу, как стану я твоей... - Юля, - раздался голос графа Карпова. - Милое дитя, зайди ко мне. - Бегу, батюшка, - игриво ответила Юлия, закрывая клавиши. Кабинет графа находился рядом с покоями Юлии, поэтому она без труда добежала до него за пару секунд. Её босые ножки, шаркали по паркету, а накрахмаленный сарафан, светился, в полутьме коридора. - Батюшка? - как бы спрашивая разрешения войти, полушепотом спросила Юля, отпирая тяжёлую дубовую дверь. - Заходи, душа моя, у меня к тебе дело, - подавленно сказал граф. - Что-то случилось? - нахмурившись, поинтересовалась Юлия. Она хорошо знала своего отца, и поэтому невероятно удивилась тому, что застала его в плохом расположении духа. Невероятно добродушный и заботливый граф, никогда бы не позволил себе беспричинную грусть и тоску. Ему казалось, что если он позволит себе загрустить, то заразит этим всех окружающих. - Я должен тебе кое-что сказать, - твёрдо сказал граф, безотрывно озирая луга, с пасущимися на них лошадьми. Вдруг, неожиданно, видимо даже для самого себя, он подбежал к дочери и пав на колени, тихо шепнул: - Прости... Юлия опешила. Она, пытаясь поднять отца, но безуспешно. - Прости меня, прости, доченька, не уберёг я, не уберёг... - всхлипывая и задыхаясь, прокричал граф. - Она просила позвать тебя, просила попрощаться, но я не позволил. Прости меня, богом прошу, прости, - продолжал кричать граф, захлёбываясь в слезах. - Батюшка, я не понимаю! - испуганно вскрикнула княжна, пытаясь поднять отца с колен. - Матушка твоя, сгорела заживо... ночью... от лихорадки... -, посмотрев полными боли и слёз глазами, заикаясь, пробормотал граф. К горлу Юли подступил ком, а из глаз её прекрасных голубых глаз потекли слёзы. Колени затряслись. Борясь с собой, она всё же смогла устоять на ногах. Её тело забила лёгкая дрожь, выгоняя из него сознание. Юлия впала в беспамятство. Задыхаясь от душащих её слёз, она кое-как смогла добраться до своей комнаты, где и пробыла более недели, одна, без еды и воды, прощаясь с матерью. Глава 5 Кома Тьма, тишина, и страх. Единственные звуки вокруг, - это лопающиеся пузырьки машинного масла, а единственный источник света - маленькая старинная лампа, с узорчатым, золотистым узором, на серебряном корпусе. Свет лампы, ярко бьющий в глаза Николаю, пробудил его. Испуганно подпрыгнув на месте, (видимо вспоминая столь недавние для него события) он тяжело задышал и выругался. Придя в себя, он изумился тому, что сидел в луже машинного масла, с лопающимся пузырями вокруг. Поднявшись, и кое-как скинув с себя пропитанную насквозь маслом, джинсовую куртку, подошёл к лампе, и взял её. Подняв её над головой, Николай всмотрелся в даль, но дальше чем на два метра, ничего не увидел. - Где я? - проскочило в голове детектива мысль. Вдруг лампа засияла, и дёрнула руку Николая в сторону. Поддавшись на зов своей спутницы, Николай обернулся, и наведя свет лампы на густой мрак, двинулся вперёд. Чёрнота нехотя расплывалась перед лампой, обнажая вымазанную маслом тропинку. Чем дальше Николай продвигался по тропинке, чем больше расступалась тьма, и тем больше окружающий мир удивлял Николая. Пройдя ещё около десяти метров, тьма отступила вовсе, и Николая встретила улыбающиеся ему, чёрное солнце, красная трава и листва, и машинное масло, вместо воды, а также, совершенно выбивающиеся из общего антуража - голубое небо, с бесконечными барашками облаков. Мир казался пустым и безжизненным, если бы не выбежавший из зарослей камыша, объятого туманом, белоснежный скакун. Разрывая копытами чёрную землю, и тяжело дыша, он мчался гонимый ветром донских степей. Его грива была невероятно длинной, развиваясь на ветру и завиваясь за мускулистое тело. Несмотря на эстетическую красоту лошади, что то смущало Николая, и приглядевшись к ней, он понял, что. Вместо глаз у коня - впадины, с сочащимися из них маслом, крупными каплями, капающими на еле дышащую грудь скакуна. - Он страдает, - сказал сам себе Николай, не сводя глаз с коня. Пробежав ещё пару метров, он замер на месте, не испытывая кинетического воздействия, и с невероятной быстротой, повернул голову в сторону Николая. Изумившись, Николай хотел было начинать отступать, но не смог, его ноги засосала липкое, машинное масло, намертво зафиксировав его на месте. - Страдание - это твоя судьба. Она найдёт тебя. Найдёт и выпотрошит твою душу, - мужским, металлическим голосом, сказал скакун. - О боже, - прошептал Николай, пытаясь освободится от оков. - Я освобожу твою душу. Человек Я убью тебя, - заявил конь, начиная стремительно набирать скорость в сторону молодого человека. Николая обуял страх, истерически пытаясь руками разорвать масло, он всё больше застревал в нём. Пока он тщетно пытался выбраться, смерть подбиралась всё ближе и ближе. Силуэт скакуна изменился. Он стал больше. Торчащие два рога из глазниц, и чёрный шлейф, окутывающий скакуна, внушали Николаю мысли о надвигающейся кончине. Он был беспомощен. Силы покинули его, и он смирился с надвигающейся смертью, пав на колени, и опустив голову, он рыкнул: - Давай, сукин сын! Разделявшие их метры поспешно таяли. Вот между ними сто, пятьдесят, десять, пять метров. Николай уже чувствовал зловонное дыхание смерти. - Ты не умрёшь, - послышался эхом голос в голове. Подняв голову, Николай обомлел, а на глазах проступили слёзы. Красивая, бледная девочка, окружённая белым светом, вытянув руку вперёд, остановила чудовище. Её доброе лицо, расплылось в гримасе ярости. - Изыди во мрак, тень! - раздался эхом мощный женский голос. В голове Николая, вспыхнуло одно слово - Юленька. Свет из руки Юлии, постепенно одолевал чудовище. Через секунду, от него осталась лишь лужа масла, булькающего, как и остальные. Она обернулась, и посмотрела на Николая, яркими, заплаканными глазами. - Я так испугалась за тебя, любимый мой, - вскликнула Юленька. Николай был не в силах нечего ответить, просто молчал, и смотрел на Юленьку. - Ничего не говори, я тебя позже найду, любимый. Мне нужно разобраться с этой тенью. Аашкий совсем распоясался, - спокойно, будто жалуясь на скакуна, пояснила Юленька, распутывая Николая. - Я тебя люблю, душа моя, - нежно, с улыбкой прошептала Юлия, и растворилась во тьме. Лампа Николая вновь зажглась, а окружающий мир " растёкся " машинным маслом, окутывающим своими парами ошарашенного Николая, сжимавшего в руке клочок бумаги, оставленный ему Юленькой. Глава 6 Сдавшийся. Ещё долго сидел Николай в масляной луже, пытаясь понять... Нет... осознать, зачем? - Зачем она меня спасла? Да и кто она? Юленька? Даже если это она, то кто тогда отправил меня сюда? Кто был у меня дома? - продумывая все возможные варианты, бубнил Николай. - Надо встать. Надо идти, - уверенным голосом, сам себе сказал он, схватив лампу покрепче, он двинулся всё по той же тропинке, по которой и шёл. Шёл долго. Как ему показалось, бесконечно. Пейзажи в свете лампы постоянно менялись, от донских степей и зарослей камыша, до каменных стен крепостиц, и живодёрен, проходя через которые Николая чуть не стошнило, от зловонного аромата гнилого мяса. Если раньше он бродил по открытым местам, то сейчас, как ему казалось, он углубляется в неизвестный ему город. Побитая тропка сменялась вполне годным каменным настилом, мрачно стоящие дома и почему то, только мясницкие лавки, в купе с густым туманном, создавали антураж ужаса. Николай время от времени, любил почитывать Русскую классику, поэтому без труда узнал Петербург золотого века. - Я в чистилище? - оглядываясь, сам у себя спросил Николай. Неожиданно свет в лампе замигал, запахло сгоревшим лампадным маслом, и лампа потухла. - Масло закончилось. Ну что за бред? В этом месте происходит чёрт знает что! А лампа в масле заканчивается. Вот сука! - выругавший на судьбу, вспылил Николай. - Что это? -, подумал он, смотря на льющиеся свет из дома напротив. Превозмогая страх, он аккуратно двинулся на свет, манящий его, как мотылька тёмной ночью. С силой отперев тяжёлую дверь, Николай вошёл в прихожую. Затхлый воздух помещения, вынуждал дышать тяжело и часто, а вековая пыль, пеленой покрывая прихожую, создавала антураж старинного замка. Свет, падающий из открытой двери, освещал прихожую слабо, но достаточно, чтобы на ощупь пройти в гостиную, из которой слышался треск поленьев. Осторожно ступая по пыльному, скрипящему паркету, Николай зашёл в гостиную и с изумлением, уставился на камин. Он в точности повторял его домашний, мраморно-латунный камин. Вдруг что-то щёлкнуло из другой части помещения, похожее на трутницу (Трутница - прототип зажигалки, из 16 века. Изобретённая, французскими шахтёрами, для розжига факелов). Обернувшись на звук, Николай увидел зажжённую трубку, держащуюся в жёлтых, обгоревших зубах. Подойдя к трубке, Николай протянул к нему руку, и извлёк её из разваливающихся в прах зубов. - Пахнет благородным табаком, - принюхиваясь, подметил Николай. Бросив взгляд на сгоревшее тело, он с радостью обнаружил у изуродованного трупа, маленькую баночку с лампадным маслом, лежащую средь останков. Баночка была пуста на половину, и приоткрыта. Нехорошие мысли закрались в голову Николая, и он тихо произнёс: - Он сгорел. Сам же и поджёг себя, идиот, - применив профессиональные навыки, заявил Николай. - Лампадка воспламеняется похлеще керосина, спасибо, что хоть не всё масло сжёг, - прикрывая нос рукавом рубашки, сказал Николай, пытаясь достать баночку. Достав, он заправил лампу, и отвыкшие от яркого света глаза Николая, прищурились и заболели. Поднявшись по спирально лестнице, богато украшенной золотистыми канделябрами, Николай уткнулся в большую, дубовую дверь, и открыл её. - Боже милостивый, - прошептал он, закрывая лицо рукой. На перекладинах под потолком, не веревке болтался человек. Мятый фрак, сидел на перекошенном теле, как на кукле. Неестественно вытянутая, переломанная шея, и стеклянные глаза, полные ужаса предсмертной агонии. В холодной, одубевшей руке висельника, Николай разглядел помятый лист бумаги, уже пожелтевший от прошедших лет. Корчась, нехотя, но Николай нашёл в себе силы разжать сухую, худощавую кисть, и извлечь рассыпающийся кусочек бумаги. Покрутив его в руках, он заметил, что лист порван. Недолго думая, он утопил руку в бездне кармана брюк, и достал, как он рассчитывал, оторванную часть, данную ему Юленькой. Приложив обрывки друг к другу, Николай смутился, они отличались. Тот обрывок, что он достал из кармана, выглядел гораздо свежее, чем обрывок, что он взял с трупа. Выдохнув, он принялся расшифровывать старорусский почерк: - Юленька... мне очень жаль, родная. Душа моя, я обещал всегда быть с тобой, но я не в силах. Смерть твоей мамы убивает меня. Твоя матушка приходит ко мне во снах, она зовёт меня. Она говорит, что мы ещё можем быть вместе, душа моя. Она... она... просит меня убить тебя, и идти вслед за тобой. Я люблю вас, мои родные, я не могу без вас. Без вас обеих. Мне больно, я страдаю. До встречи, моя душа. Бог соединит нас... я верю. Прости меня, доченька. Прости... Я люблю тебя. Граф Карпов (кривая роспись) " Глава 7 Семья Карповых Заслуживший своим умом и талантов к торговле, звание графа, Карпов не любил вспоминать прошлое. Рано ушедшая от болезни мать, и блудивший, разгульный отец обеспечили юному графу тяжёлое детство. Семейный бизнес - торговля мясом, развалился бы, если бы за него не взялся девятнадцатилетний граф. Талант к бартерному делу проснулся у Карпова сразу же, обеспечив ему безбедное существование, а также прозвище "Мясной барон". Дела шли в гору. Карпова приглашали на званые вечера и балы, на одном из которых, он встретил матушку Юленьки, княжну Екатерину, пользующуюся не самой доброй славой, за её маниакальное желание причинять боль. Доброе и простое сердце графа, отныне принадлежало этой презренной, до невозможности жестокой, молодой княжне. Но, как известно каждому любившему человеку, у любимых, нет недостатков. Роскошное поместье на берегу Дона, с прилагающимся виноградником, и огромное состояние Карпова, влюбили в себя юную княжну. Они обвенчались. Именитые и известные в обширных кругах родители Екатерины, даровали Каповым, титул графской семьи. И вроде бы всё было как в сказке, пока в дверь не постучала самая упрямая, и беспринципная в мире вещь - смерть. Обожженное, смердящее горелым мясом и лампадкой тело отца Карпова - Алексея, увозила в ночь, чёрная, трупная коляска. Убитый горем женитьбы сына, Алексей разгорячённый вином, сидя в кресле, курил трубку, неловко открывая баночку с маслом, проливая крупные капли на одежду. - Чёртова лампа, с вечно не вовремя кончающимся маслом, - хмельным голосом кричал Алексей, случайно выронив табакерку из бесконтрольных губ. Пламя вспыхнуло в то же мгновение. Вопли Алексея разнеслись по поместью Карповых, разбудив графа и его жену. Алексей умер. Этот день, граф запомнил навсегда. Седьмое апреля 1805 года. День, когда душа графа погибла, погибла в первый раз... Воскресла она, только после рождения княжны Юленьки. Счастливый граф, устроил бал в честь рождения. Съехались все. Танцы, веселье, и смех, последний раз навещали Карповых в тот вечер, а на смену им пришли ненависть, унижения и нарекания на Карпова, от Екатерины. Безответно любящий граф, не замечал этого, но замечала подрастающая Юленька. Видя всё те принижения, через которые прошёл её отец, ей исполнился семнадцатый год. Прошёл месяц, за ним другой. Исхудавший, измученный жизнью граф, навзрыд проклиная судьбу, сжимает как огонь разгорячённую руку Екатерины. Её ещё тёплое тело, тихой ночью, ожидала чёрная, как душа Екатерины, трупная коляска. Так граф умер во второй, и как оказалось в последний раз. Глава 8 Поместье Карповых 1805 год 23:45 Тихая ночь. Лёгкий, белоснежный сарафан, накинутый на прекрасное, нагое тело Юленьки, заставлял её ежиться от холодного майского ветра. Лунный свет, падая в лучистые голубые глаза Юленьки, утопал в них, обнажая её детскую тоску, и печаль. Её изнеможенное недельной диетой тело, еле держалось на подоконнике. Рядом с ней, стояла серебряная, узорчатая лампа, грея её своим теплом, и успокаивая приятным запахом горящего лампадного масла. Она уже не плакала, но её голова всё также была забита мыслями о матушке. Вспоминая о том, как она бегала в виноградник, купалась в озере, сидела тихими, летними вечерами, вдыхая любовь отцовского тепла, пока мать прожигала свою жизнь на балах. По её щекам вновь потекла одинокая слеза. Сердце Юленьки сжалось, она вспомнила об отце: - Папенька... Как он там? Как же я могла его бросить в таком состоянии? -, подумала Юлия, и спрыгнув с подоконника, отодвинула массивный дверной засов, и выбежала в тускло освещённый коридор. В нос ударил резкий запах гнилого мяса. - Ужасный запах. Опять отец не запер свой подвал, - предположила Юлия, и принюхалась. - Боже. Нет. Нет!!! -, неожиданно впав в истерику плакала Юлия, бившись руками в дверь кабинета отца. Пытаясь открыть неподдающейся засов, Юля ломала ногти, обдирала в кровь кожу на руках, но всё-таки смогла сломать его, и войти внутрь. Юленька пала на колени. Сердце, наполнившись кровью, лопнуло, где то в груди. Ком в горле, душил юную княжну, а руки схватились за голову. На потолочной перекладине, висел с её отец. Подбежав к нему, Юленька вцепилась ему в ноги, пытаясь освободить отца из смертельных объятий, но тщетно. Она продолжала биться в истерике, не веря своим глазам. Задыхаясь, она упала спиной, на паркет, раскинув пышные, прямые волосы, утопающие в слезах. Так и пролежала она, смотря на мёртвого отца, пару часов. Немного придя в себя, она посмотрела в сторону стола, на котором, в подсвечнике, тонув в воске, догорала свеча. С большим трудом поднявшись из лужи своих же слёз, Юля подошла к столу. Среди прочих рабочих документов, она обнаружила письмо, адресованное ей. Прочитав первые строки, она почувствовала, как по её спине пробежал холодок. - Юленька... мне очень жаль, родная. Душа моя, я обещал всегда быть с тобой, но я не в силах. Смерть твоей мамы убивает меня. Твоя матушка приходит ко мне во снах, она зовёт меня. она говорит, что мы ещё можем быть вместе, душа моя. Она...она... просит меня убить тебя, и идти вслед за тобой. Я люблю вас, мои родные, я не могу без вас. Без вас обеих. Мне больно, я страдаю. До встречи моя душа. Бог соединит нас... я верю. Прости меня, доченька. Прости... Я люблю тебя. Граф Карпов (кривая роспись) " - Ты сдался. Ты бросил меня! -, прошептала Юлия. Её сердце наполнила неутолимая обида и ярость. Сильно сжав письмо в руках, она с треском порвала его пополам, выпустив обрывок из правой руки на пол. Подняв левую руку, она посмотрела на листок - Я люблю тебя, - прошептала она. Глава 9 Вода заглушит боль - Трус! Трус! Предатель! Я верила тебе! -, пробегая сквозь лоз виноградника, кричала, задыхаясь от обиды Юленька. Её босые ноги изрезаемые острыми камнями, оставляли на них капли крови, а длинные волосы, гривой извивались по ветру. Белый сарафан, похожий больше на ночное, шёлковое платьице, был пропитан пылью, и слезами. Сопровождаемая холодным ликом луны, она добежала до знакомого ей пляжа, где каждое лето она отдыхала с друзьями. Юленька остановилась, от нахлынувших воспоминаний, и, заплакав, упала на колени. Слёзы, стекая по щекам, капали на избитые в кровь колени. Вдруг, Юленька тихо, шёпотом, смотря в сияющее звёздами небо, сказала: - Я прощаю тебя. И не виню. Это матушка тебя измучила, папочка. Я найду её. На том свете найду, я защищу тебя, дорогой мой, - поднимаясь, и решительным шагом двигаясь к озеру, сказала Юленька. - Мы снова будем вместе, папочка, мы снова будем счастливы, - говорила она заходя в холодную, кристально чистую воду. Омывая её раны, она приносила необыкновенное наслаждение, и покой. Ещё шаг, ещё два, ещё и ещё, и вот, Юленька по пояс в прохладной воде. Достав из кармана на груди оторванный кусочек папиного письма, и сжав его в изнеможенной кисти, она прошептала: - Я тоже люблю тебя, и всегда буду любить. Сделав последний вдох, она скрылась под водой, оставив за собой, расползающиеся на воде круги. Луна светила всё также ярко и холодно, даже не догадываясь о том, что жизнь Юлии Карповой, навсегда, оборвалась. Глава 10 Воссоединение Дочитав последние строки прощального письма, Николай плюхнулся на стоящий радом стул. - Неужели это её отец? Когда он умер? Судя по почерку, ещё в прошлом веке, да что там в прошлом, в позапрошлом! -, вскрикнул Николай. - Но что же стало с Юленькой? - Я умерла, - раздался нежный голосок Юленьки, стоящей в дверном проёме. Николая взволновало её появление, и он с волнением в голосе, тихо спросил: - Как ты умерла? - Я утопилась, - с улыбкой произнесла она. - Зачем? Ты же так молода и невинна, я не понимаю. Лицо Юленьки помрачнело. - Я должна была. Я должна забыть мать. Чтобы спасти отца, - неустанно смотря на Николая, любящими глазами, говорила Юлия. Наступила неловкая пауза. Нарушимая Николаем. - Как я оказался в твоей памяти? -, переведя изумлённый письмом взгляд с пола, на Юленьку, спросил Николай. - Моя мать... - почернев в лице и сжимая кулаки прошипела Юля. - Она не хочет, чтобы я была счастлива, она терзает меня, в моей же памяти, не позволяя мне уйти на покой. Но есть способ изгнать её. Я должна влюбиться. Взаимно влюбиться, и моя мать покинет меня, - быстро договаривав, Юля посмотрела на Луну, и как будто бы вспомнив сказала: - Она хотела убить тебя в ту ночь, но я помешала. Николай совсем растерялся , его мысли путались, но собрав их в кучу, он спросил: - Как я могу тебе помочь? - Обними меня, поцелуй, приласкай, и всё кончиться... - постепенно приближаясь к Николаю, шептала Юленька. У него перехватило дыхание, сердце как бешенный зверь, вырывалось из груди, как из клетки, а рука машинально поймала руку Юленьки. Его взор тонул в её голубых глазах, полных вожделения, и необузданной любви. Её рука припала к его щеке, нежно поглаживая её. В нос Николаю, ударил сладостный запах юного, девичьего тела, разжигающего пожар в его сердце. - Я только твоя. Я вверяю себя тебе. Навсегда, - прошептала Юленька, срывающимся от страсти голосом, прижавшись к телу Николая. Словно одурманенный Юленькой, он повалил её на стоящую рядом, старую софу, сорвав с неё разгорячённого тела, белоснежный сарафан. Служащий единственной преградой, для вечной любви. Глава 11 Любви, без жертвы не бывает - Фу, что за гадость, где Юля? - ругался Саша, сидя в масляной луже. Пытаясь встать, он снова падал в нагревающееся масло, запутываясь в нём всё больше и больше, как муха в паутине. Дёргая как сумасшедший руками и ногами, он истошно звал на помощь, а тем временем, масло начинало подгорать, оставляя сильные ожоги на теле Александра. Он орал от боли, звал кого угодно помочь ему, и наконец, его мольбы услышаны. Из всепоглощающей тьмы появилась фигура худого, поседевшего старика, в порванной шинели, испачканной кровью. - Помогите мне, пожалуйста, - теряя сознание от боли, хрипел Саша, чувствуя, как сгорают его ноги. - Я не могу, если я помогу вам, мой друг, она накажет меня, - испуганно, полушепотом старик. - Прошу... - взмолился Саша. В испуганных, голубых глазах, показалось сомнение и жалость. Немного поколебавшись, он всё-таки согласился помочь: - Держитесь мой друг, я сейчас, - прохрипел старик. Через полминуты, он уже освобождал Сашу от пут, большим мясницким тесаком. Достав Сашу из лужи он положил его на ломкую, красную траву, и тряся его за плечи, приговаривал: - Молодой человек, молодой человек очнитесь. Как вас зовут, - поинтересовался старец, увидев открывающиеся глаза Саши. - Александр, - еле слышно,теряя сознание, произнёс спасённый. - Очень приятно, граф Карпов, будем знакомы, - представился старик. - Мне очень больно, я ног не чувствую, - истерически сказал Саша, ощупывая руками, слезающую с ног кожу, и огромные волдыри. - Когда же я наконец проснусь? - рыдая от боли, сказал Александр. - О нет мой друг, вы не спите. Я бы всё вам рассказал, но права не успею. Моя жена, Екатерина, уже идёт за вами. Она вон там, - указав длинным, костлявым пальцем во тьму, прошептал граф. Обернувшись на указанное графом место, Саша ужаснулся. Из расступавшегося мрака, в его сторону медленным шагом, шла графиня Екатерина. Из её глаз и рта, сочилось масло, из горящего изнутри, толстого тела, сочились личинки трупоеда. Чёрные волосы полностью обволакивали хозяйку беспросветной тьмой. - Боже мой, - с ужасом и истерикой сказал Саша, и хотел было отдёрнуть за руку графа, но того уже и след простыл. Остановившись перед полумёртвым Александром, она металлическим, женским голосом спросила: - Это ты Николай? У Саши останавливалось сердце от ужаса, он не мог собрать в лёгкие воздуха, чтобы внятно произнести хоть что-то. - Да... Я нашла тебя... - протяжно сказала Екатерина. Схватив Сашу за горло, она подняла его над землёй. Вонь тысячи трупов ударила в нос Александру. В его наполненных ужасом глазах, отражались целые судьбы, загубленные этим дьяволом. - Я чую твой страх. Трепещущие перед смертью души вкуснее... - криво улыбаясь, сказал Екатерина. Вдруг, внутри у Саши что-то щёлкнуло и зашевелилось. Он чувствовал, как силы покидают его... Душа покидает его... Насытившись Александром, Екатерина швырнула обезжизненое, высушенное тело Александра обратно в лужу, и растворилась во мраке. Глава 12 Любовь - сильнее тьмы Бесконечные стоны вожделения наполнили кабинет графа Карпова. Софа скрипела, и казалось, что она вот-вот развалиться, под натиском двух молодых, кипящих от страсти тел. Финальные стоны и возгласы наслаждения, не заставили себя долго ждать, и через четверть часа, удовлетворённые Николай и Юлия, растянулись на разложенной софе, с блаженством и любовью смотря друг на друга. - Я люблю тебя. И всегда буду любить, что бы ни случилось, - перебирая в пальцах волосы Юлии, прошептал Николай, смотря в глаза своей избраннице. Юля, довольно улыбнувшись, встала с кровати, надевая свой сарафан. - Ты куда? - изумился Николай, схватив Юлю за руку. - Не уходи, останься со мной. Юленька повернувшись к любимому, тихо произнесла: - Любимый, дорогой мой, душа моя, солнце и небо моё, я должна идти. Я нашла то, что искала сотни лет. Тебя. И теперь, я обязана спасти отца, - словно моля отпустить говорила Юля. - Я вернусь, и мы будем вместе, навсегда, - прослезившись, прошептала Юленька. - Почему ты плачешь? - Я... я... просто не хочу покидать тебя, - обняв Николая, сказала Юля. - Когда я увижу тебя снова? - Скоро мой милый, очень скоро, - утирая слёзы руками, говорила Юля. Решительно встав с софы, она направилась к двери, провожаемая томным взглядом любимого. Кружатся пышные, бальные платья, под аккомпанементы рояля и скрипки. Рядами, стоят колонны, украшенные гнилым мясом и костями. Радостные возгласы гостей, и несмолкаемый гул вечернего бала, устроенного Екатериной, благополучно стих, когда огромные и неподъёмные ворота зала распахнулись. - Кого я вижу, моя дочь решила навестить меня, - кричала Екатерина, сидя в собранном из трупов, зловонно пахнущем троне. - Пришёл тот день, когда я забуду тебя, и отправлю папеньку на заслуженный покой, -вскипая от злости к матери, ответила Юля. Екатерина, смахнув рукой, обратила всех гостей и музыкантов в масло, растёкшийся по всему залу. - Покайся в грехах своих, и мы уйдём на покой вместе, - уверенно сказала Юля нерадивой матери. - Никог... - перебил Екатерину скрип отпирающихся ворот зала. На пороге стоял обнажённый, прикрытый лоскутом ткани граф. Трясущиеся колени, лысая голова, и необычайно бренное тело, покрытое венами. Сделав один шаг к Юленьке, граф упал, и был не в силах подняться. - Папенька... - опешила Юлия. Подбежав к нему, она целовала его лицо, и плакала, сжав костлявую кисть отца, в своей ладони. - Что ты сделал с ним?! - яростно обернувшись к матери, крикнула Юленька. - Я убиваю его, день ото дня, он теряется в твоей памяти. И рано или поздно, я останусь одна... - провозгласивши это, Екатерина встала с трона, и двинулась к дочери. Юля сидела рядом с отцом, смотря на его безжизненное и беззащитное тело. Внезапно, необузданная сила, вздёрнула её, подняв в воздух. Её тело засияло, глаза налились небесным светом, пронзающим Екатерину, а нежные уста произнесли: - Правом, данным мне от рождения, силой кующей миры, чувством, воскрешающим мёртвых, я изгоняю тебя... - провозгласила Юленька. Истошные вопли Екатерины, наполнили праздничный зал, разрывая изнутри гниющую плоть. Её образ, растворяясь в свете, отныне навсегда забыт, для тех, кто любил её... Как и обещалось тебе, мой читатель, Юленька стала небом и звёздами, она обрела покой. Покой, в котором, она управляет своим сознанием, а не извращённый образ матери, изгнанный навсегда. Что касается её отца? Она простила его, и, отпустив, даровала вечную жизнь в своём сознании. В сознании, где его любят, уважают, и всегда ждут... Освободив отца, Юленька отправилась к Николаю. Его тихий и мирный сон, на расшатанной, старой софе, прервала Юленькина ладонь, нежно гладившая его густые, чёрные волосы. - Ты тоже заслужил покой, мой любимый. Я люблю тебя, мой Николай, и навсегда, забираю тебя с собой, и никто не разлучит нас. Любовь - наш билет. За неё нам всё простят... - распуская длинную, густую косу, и скидывая с себя сарафан, шептала Юленька. - Куда мы уходим, любимая моя Юленька? - поднимаясь с кровати, и скидывая с себя бельё, шептал Николай. - Тебе там понравиться, - улыбнулась Юленька, взяв руку Николая. Озаривший комнату, небесный, голубоватый свет, растворил два нагих силуэта, в своем леденящим душу очаровании.