Мир

Прием. Место, где нужно много лгать, забивать пылью чужие глаза, слушать и делать соответствующие выводы, заключать союзы на час и давать обещания на всю жизнь. Уверенные в себе мужчины бесцельно бродили по торжественно украшенному залу, водя за собой аппетитных красавиц в довольно откровенных нарядах. Все верно: парад лучших украшений, своих настоящих леди, которые знали все тайны семьи, которые были верными советниками и порой единственной опорой для босса, в такие места не звали. Занзас ухмыльнулся: ему не терпелось посмотреть на Саваду в подобной обстановке. И вот он — Савада, в белом костюме с иголочки, показался на парадной лестнице. Янтарные глаза цепко оглядывали толпу из-под длинных ресниц, вежливая улыбка служила олицетворением японца: вот он — улыбается, а что у него на душе, не узнаешь даже за несколько секунд до собственной смерти. Занзас именно из-за этого ненавидел азиатов: вечно у них так, улыбка в глаза и острый клинок за спиной. И когда простой от макушки до пяток Савада Тсунаеши стал именно таким? Голова склонялась навстречу присутствующим: опять же намек на традиционный вежливый поклон. Восхитительная тактика поведения: такого босса сочтут просто экзотической обезьянкой, которая ни черта не смыслит в современной политике мафиозного мира, над таким станут потешаться, отпускать расистские шутки, радуясь тому, что он лишь вежливо улыбается в ответ и никто — никто! — не воспримет его всерьез. Занзас и восхищался, и удивлялся, а еще в его груди просыпалось чудовище. Оно требовало то ли крови Савады, то ли его страха, то ли просто желало снять его маску, распялить, как лягушку на столе безумного ученого, чтобы вся спесь с этого выскочки слетела. Впрочем, было еще одно смутное чувство, которое Занзас никак не хотел идентифицировать, но которое давало знать о себе все чаще. Оно подбрасывало варийцу странные картинки, сумасшедшие мысли: например, Саваду со стянутыми брюками или Саваду, опустившегося на колени с полуоткрытым ротиком; хорошо бы увидеть румянец на этих щеках, выжать слезы из этих слишком решительных и уверенных глаз. Подчинить себе, заставить, покорить, соблазнить — чертово чудовище заставило тело недвусмысленно реагировать на собственные фантазии. Медленно зарождалось в Занзасе и другое чудовище, еще более страшное, чем первое. Этому монстру хотелось снять маску с лица Савады для того, чтобы тот улыбался искренне и улыбался лишь ему, чтобы смотрел на него со страхом и с обожанием одновременно, чтобы сам желал Занзаса. И если природу первого чудовища вариец мог понять: борьба за власть, соперничество, пусть и в таком извращенном контексте, то происхождение второго монстра оставалось для него страшной тайной. Навязчивая идея попробовать губы Савады на вкус медленно и постепенно заслоняла все мысли варийца. Все люди на этом сборище были мужчине знакомы, все темы для разговора он знал наизусть, все новости были отобраны им лично, так что Савада был единственным, кто мог бы заинтересовать Занзаса — и он это сделал, намертво приклеив мысли и желания варийца к себе. — Я насчитал в этой толпе человек десять, которые в красках представляли себе, как нагнуть меня прямо здесь, на глазах у толпы, — светским тоном сообщил Савада, подходя к задумавшемуся варийцу. Прочие гости обходили раздражительного, непредсказуемого и неуправляемого мужчину стороной, так что можно было не слишком понижать голос. — Ты, кстати, в их числе. Занзас вскинул голову, намереваясь задать вопрос, но потом смекнул кое-что и понимающе кивнул. — Твоя интуиция просчитывает даже такую мелочь, — утвердительно сообщил он. — Что ж, занятная новость. Странно, что ты еще не бежишь с воплями «Насильники!» и слезами на глазах, более того, подошел ко мне. Не боишься, что я исполню свое желание? — Почему же боюсь? — усмехнулся Савада, широко улыбаясь изумленному взгляду Занзаса. — Перед окончательным принятием кольца Вонголы я пережил и вспомнил из прошлого семьи столько, что меня сложно смутить чем-то подобным. К тому же это семейное: судя по всему, Джотто спал со своим Хранителем, и все были довольны. А интуиция меня предупреждает о любой опасности, в том числе, угрожающей моим тылам, тем более, что половина собравшихся здесь — садисты похлеще тебя. Светская беседа с Савадой удивляла Занзаса. Странно, но он и мелкий Тсунаеши вполне способны общаться друг с другом, при этом общение не походило на рычание льва и писк новорожденного котенка — они разговаривали на равных, и ему, Занзасу было комфортно беседовать с Тсунаеши. — И что ты предлагаешь? Зачем подошел именно ко мне? — У тебя оказались самые волнующие фантазии, — с вибрирующей хрипотцой в голосе заявил Савада, а Занзас почувствовал, как снова начал возбуждаться. И откуда что взялось? — Пришел выразить полное с ними согласие. Сегодня, скажем, в два ночи, в третьей спальне пятого коридора. — Класс! — Занзас расхохотался, чувствуя себя странно. — Давай для начала хоть перемирие заключим! Мы с тобой, вроде как, еще с Конфликта Колец враждуем. — Мир, Занзас! — Тсунаеши широко и искренне, почти как раньше, улыбнулся, и Занзас почувствовал, как в груди потеплело, а непонятный монстр успокоился. Осталось лишь дождаться ночи и надеяться, что мир с Савадой Тсунаеши окажется более приятным, чем война.