Шрамы

Звонок по межпланетной связи застал Квилла в ленивом дрейфе от одной точки прыжка к другой. — Ну не-ет, — протянул Звездный Лорд, но Ракета уже хлопнул ладонью по клавише приема и на экране появилось восьмиглазое лицо Мамоа десятого. — Приветствую вас, о героические Стражи Галактики, — церемониально поприветствовал их Мамоа. — Вот давай без этой херни, — тут же осклабился Ракета и Дракс оглушительно расхохотался, как будто енот сказал что-то действительно оригинальное. — У нашего народа есть дело к величайшим героям, — продолжил Мамоа, прикрывая верхнюю пару глаз. — Как на счет платы за крако… краке… кракозябру, в общем? — поинтересовался Квилл. Кракозябра, честно говоря, серьезным противником не была, и обещали Мамоа со товарищи за ее убийство не так, чтобы много, но не заплатили вообще ничего — а это уже было делом принципа. К тому же, за Паукана они потом тоже не заплатили… — Наш народ не богат, — тут же соврал Мамоа, прикрыв вторую пару глаз. — Но мы хотим предложить вам новую научную разработку нашего народа. Наш народ славится по всей Галактике своей изобретательностью и мы могли бы… — Пушки нам апгрейдить? — тут же оживился Ракета. — Планета Мамоата имеет биологическую культуру и занимается разработками в области генетических исследований, — напомнила Гамора, неслышно останавливаясь за креслом Квилла. — Ну и что? — не собирался сдаваться Ракета. — Если у меня пушка будет разговаривать — это же даже круто! А еще можно ей сиськи приделать. — Как у енотов! — тут же вставил Дракс и снова разразился хохотом. Мамоа десятый прикрыл третью пару глаз и теперь смотрел на стражей последней оставшейся открытой парой. — Наш народ не специализируется на… придании механизмам половых признаков млекопитающих, — изрек он. — Но даже с учетом этого, новая разработка нашего народа может быть интересна вам. Особенно героическому Звездному Лорду. Квилл внутренне напрягся, не ожидая ничего хорошего, и на всякий случай нахмурился. — Если вам не понравится, наш народ заплатит за Кракозябру, — сдался Мамоа. Квилл нахмурился сильнее. — И за Паукана, — быстро добавил Мамоа. — Отлично! — объявил Звездный Лорд и отключил связь. — Ракета, рассчитывай прыжок. Пристегните ремни, ребята, мы летим на Мамоату. Квилл с чувством выполненного долга откинулся на спинку кресла. — Как вообще так получилось, что ты стал капитаном? — душераздирающе вздохнула Гамора. Звездный Лорд протянул было руку, чтобы демонстративно ткнуть ее пальцем в бок, но Гамора легко сдвинулась в сторону, подцепила Грута с плеча Дракса и ушла вглубь корабля, грациозно покачивая бедрами. — Не дает? — понимающе поинтересовался Ракета. — Ой, да пошел ты, — отмахнулся Квилл. — Как будто поговорить больше не о чем. Ракета мерзко захихикал, и Питер потянулся отвесить ему затрещину, но не дотянулся, потому что рукастый Дракс хлопнул его по запястью. — А ну цыц, — прокомментировал Дракс. — Меня бьют по рукам на моем же собственном корабле! — возмутился Квилл в пространство. До Мамоаты было пять прыжков. В космопорту Мамоаты всегда клубился разноцветный туман, вызывая сложности с посадкой, поэтому Мамоа натягивали по периметру посадочных площадок электрических червей, чей свет хорошо пробивался через туман и служил своеобразным маяком. — Я есть Грут? — поинтересовался Грут, тыкая ногой ближайшего червя. Червь флегматично открыл и закрыл беззубую пасть. — Я есть Грут! — оживился Грут. — О, отличная идея! — обрадовался Ракета. — Прикиньте, они придут такие утром, а черви все связаны друг с другом! — Круто! — одобрил Дракс. — Я вас сейчас всех свяжу друг с другом! — взвыл Квилл. — Приветствую вас, героические Стражи Галактики, — вынырнул из тумана Мамоа десятый. Все глаза у него были открыты. — Позвольте проводить вас в лабораторию нашего народа. И, пожалуйста, не трогайте наиважнейшего рабочего червя. — Да я ничего, я так, посмотреть, — Ракета отдернул лапу. — «Наиважнейший рабочий червь», — повторил Дракс. — Хорошее имя. Многое объясняет. Мамоа проигнорировал его. В лаборатории было светло, по полу клубился вездесущий туман, в котором терялись основания широких колонн с многочисленными ртами и многоглазых информационных стоек: биологическая культура Мамоаты была биологической в прямом смысле слова. — Наш народ рассматривал генетические исследования, проводившиеся на других планетах, — начал Мамоа десятый. — Наш народ заинтересовали разработки Терры: на этой планете впервые были получены несколько генетически идентичных организмов методом бесполого размножения. Этот процесс был назвал клонированием. На Терре воссоздали лишенное разума существо по имени Долли. Нашему народу удалось повторить этот эксперимент, но этого было недостаточно. Наш народ хотел пойти дальше: например, воссоздать разумное существо. — Что стало с этим Долли с Терры? — уточнила Гамора. Мамоа десятый покосился на нее двумя левыми глазами. — Долли подвергался разнообразным экспериментам и содержался в неподходящих для существ его вида условиях. Он умер от одной из многочисленных терранских болезней. — Ладно, это все очень круто, но при чем здесь мы? — поинтересовался Квилл. — Клонирование — это способ отменить смерть, — Мамоа сделал эффектную паузу и договорил, — тех, кого мы любили. В повисшей тишине что-то коротко взвыло. — Я есть Грут, — извинился Грут, вытаскивая палец из одного из ртов, усеивающих ближайшую колонну. Мамоа десятый проследил за ним нижним правым глазом, потом возвестил: — Позвольте представить вам разработку нашего народа. Колба возвышалась к потолку и вершина ее терялась в паутине проводов и многочисленных шлангов разной толщины; стекло колбы было непрозрачным, не давая рассмотреть содержимое. Вместо пульта управления рядом была установлена чаша с густой розоватой жидкостью, по поверхности которой шли пузыри. Мамоа, не дрогнув, сунул в жидкость третью руку, и стекло колбы посветлело. — Нет, — пробормотал Квилл. Он отшатнулся было, но жесткая рука Гаморы удержала его на месте. — Нет, — повторил Звездный Лорд. — Этого не может быть. В мутной жидкости, наполняющей колбу, обмотанный трубками и пульсирующими проводами, плавал человек с синей кожей. Йонду. — Привет, — говорит мужик с синей кожей, подаваясь ближе. У него кривые зубы и красные глаза. Питеру восемь, его только что похитила летающая тарелка, точно такая же, как в фильмах про космические приключения. Еще у него очень болит шея, и фигнал под глазом, который вчера поставил Мэтти. Если бы Мэтти узнал про летающие тарелки — ни за что больше не тронул бы Питера. — Свежее мяско, — смеется синекожий мужик и тычет Питера пальцем в бок, больно. — Тощий он какой-то, — замечает другой мужик, помоложе и уже не синий и с какой-то железной фигней на правом глазу. — А тебе никто и не предлагает, — отмахивается синекожий и поднимается на ноги, полы его плаща хлещут Питера по лицу. — Вставай, мелочь. Питер споро запихивает в рюкзак плеер и подарок от матери и поднимается на ноги. Он на настоящем космическом корабле пришельцев — нет времени рассиживаться. — Эй, ужином не поделишься? — не оставляет попыток мужик с железным глазом. — Цыц, — отмахивается синекожий и берет Питера за плечо, крепко. — Меня зовут Йонду Удонта. На этом корыте я капитан. — Это невозможно, — пробормотал Квилл и прикосновение Гаморы из жесткого стало мягким, успокаивающим. — Он умер… — Именно это и было целью эксперимента нашего народа, — согласился Мамоа. — Возвращение из мертвых. — Ух, — одобрил Дракс. — Это же папка твой. Вот бы и мою семью тоже в банке вырастить! Мамоа прикрыл шесть глаз из восьми. Квилл мягко повел плечом, сбрасывая руку Гаморы, и подошел ближе, разглядывая плавающее тело, невыносимо было называть его Йонду. Питеру казалось: невозможно воссоздать в точности кого-то, кого никогда не знал, у Опустошителей не было дел с Мамоатой, это просто тело, похожее, но не имеющее ничего общего с тем, кто когда-то был частью его семьи. У существа в колбе были знакомые уютные морщинки в углах глаз, шрамы на правой стороне лица. «Все это можно воссоздать», — подумал Питер с отчаянием, уговаривая сам себя. Он не готов был поверить в чудесное воскрешение, изо всех сил старался не верить — это было бы слишком хорошо. Потом он заметил старый уродливый шрам на левом боку существа. Питеру двенадцать, он все еще тощий, хотя ест за двоих, и может пробраться в любую щель. Он на ощупь отличает драгоценные металлы от подделки, пересобирает бластер за сорок девять секунд (но все еще из рук вон плохо стреляет) и нарывается на драки даже с теми, кто не гнушается бить детей. Йонду все еще не смешно обещает сожрать его, и иногда щупает за предплечья, будто проверяя, много ли наросло мяса. Он лупит Питера за дело, а иногда бесцельно, называя это «уроками», и Питер ждет, когда же у него что-нибудь сломается: ребро или рука, например. Йонду бьет аккуратно и точно — больно, но без травм. Иногда Опустошители воруют что-нибудь тихо, и тогда Питер идет первым, просачивается в щели, отключает систему безопасности, щиты, систему самоуничтожения в случае атаки: все, что может помешать грабить. Иногда Опустошители воруют с размахом, и тогда Йонду говорит: «не суйся под горячую руку», — и Питер остается на корабле. Они возвращаются с награбленным, или с толпами охраны на хвосте, или в кровище. Как в этот раз. Опустошители вваливаются на корабль быстро, втаскивают кого-то — и их гораздо меньше, чем уходило. Охрана планеты начинает закрывать воздушное пространство и в обзорное окно видно, как защитная стена растет по воздуху квадрат за квадратом. — Заводи машинку! — кричит кто-то. Протискиваясь среди вернувшихся Опустошителей, Питер в отчаянии ищет глазами Йонду — и находит. Капитан сидит на полу, хватает ртом воздух, и на левом боку его плащ выдран и густо выпачкан темно-синей, остро пахнущей кровью. Питер бухается перед ним на колени и Йонду с трудом фокусирует на нем мутный взгляд. — Заводи. Корабль. Нахрен, — раздельно говорит Йонду. — А ты? — потерянно спрашивает Питер. — Да что мне сделается? — смеется капитан. Они с трудом уводят корабль, протискиваясь в последнюю щель замощенного металлом воздушного пространства: в свои двенадцать Питер превосходно пилотирует. Йонду валяется без сознания пару дней, а потом очухивается и снова становится самим собой. На крошечном пятачке, гордо именуемом «тренировочный полигон», они сходятся с Питером. Квилл отчаянно вспоминает все, чему его учили и чему он научился сам за время многочисленных стычек, но все равно пропускает удар за ударом, хотя капитан двигается заметно медленнее, чем обычно. — Не научишься драться — сожру нахрен, — миролюбиво обещает Йонду. Он говорит это всегда, с незначительными вариациями. От его следующего удара во рту у Питера становится солено. — Да хватит меня по морде бить! — возмущается Питер, подныривает под руку Йонду, впечатывает кулак ему в бок — удар у него все еще слаб. — Хорошо, — одобряет Йонду, и что-то не так у него с голосом. Он вдруг валится на колени, опирается ладонью на пол, и свободной рукой тянется к ушибленному боку, и между пальцев мелькает темно-синее, быстро пропитывая футболку. — Черт, — говорит Питер потерянно и опускается на колени рядом. — Черт. Йонду хватает его за плечо окровавленной рукой, встряхивает жестко. — Ты все сделал правильно, — говорит он серьезно. — В настоящему бою никто не будет тебя жалеть. Промедлишь — умрешь. Пожалеешь противника — умрешь. Ты понял меня. Понял? — Понял, — говорит Питер тихо. И обнимает Йонду за шею. — Это генетический код, — объяснил Мамоа гордо. — Наш народ воссоздал Йонду Удонта таким, каким он был на момент своей смерти. Тот же возраст, то же строение внутренних органов, то же качество кожного покрова. Никаких нововведений, хотя они, разумеется, возможны. Квилл кивнул, не слушая. На голове существа не было гребня, и поэтому его лицо казалось потерянным и чужим, расслабленным и спокойным, каким почти никогда не было лицо настоящего Йонду. Питер чтит кодекс Опустошителей настолько, насколько вообще возможно чтить хоть что-нибудь в восемнадцать лет, когда гормоны бушуют, все моря ровно по колено и все девчонки вокруг улыбаются так призывно. Национальный праздник на Квираге переходит в День Луны на Мус-мурате, потом в речной базар Олланойса, потом в пьянку с мордобоем на крошечном спутнике, чьего названия Питер даже не запоминает. Звонок Йонду застает его на Ротманде, где Питер спит после Бесконечной Ночи Наслаждений, высунув ноги в окно арендованного звездолета. — Завязывай свой секс-марафон, — командует Йонду. — Дело есть. — Эй, у меня день рождения, вообще-то, — возмущается Питер. — Был пять дней назад, — парирует Йонду. Питеру нечего ответить и он мучительно оглядывается в поисках штанов. — Слева, под ящиком с бухлом, — подсказывает Йонду, прежде чем отключить связь. Питер думает: «еще одна планетка — и через час домой», но у очередной девчонки на очередной планете оказываются фасеточные глаза и дополнительные рты на ладонях — и Питер не может устоять. На планете наступает розово-желтая ночь и только поэтому Питер вспоминает ее название, Тр-раттакана, чтобы тут же забыть. Он по привычке тащит все, что плохо лежит, и круглые холодные кристаллы отлично ложатся в поясные подсумки. Питер уже собирается уходить, когда его окружают. — Оп-пустошитель, — тянет мужчина с фасеточными глазами. — У вас же есть к кодекс, оп-пустошитель. — Эй, ребята, я уже ухожу, — Питер на всякий случай поднимает руки. — Что там сказано на счет Тр-раттаканы, в вашем к-кодексе? — уточняет мужчина. Питер мучительно пытается вспомнить, хотя в его крови столько алкоголя, что ему трудно вспомнить даже собственное имя. — Никогда не воруй у тр-раттаканцев, — подсказывает знакомый голос где-то за спиной. Питер узнает Йонду, но ему стыдно обернуться. — Это нарушает дипломатические отношения, которыми Опустошители типа дорожат. — Так ли дорожат оп-пустошители этими отношениями? — уточняет мужчина с фасеточными глазами. Йонду свистит коротко, и стрела взмывает в воздух, оставляя алый след, и останавливается напротив лба тр-раттаканца. — Увлекаешься убийствами? — уточняет мужчина с фасеточными глазами. — Не забывай: моя жизнь стоит десять жизней таких, как ты. Будет, чем заплатить? Йонду хмыкает, и Питер осторожно оборачивается к нему. — Припомни-ка кодекс Опустошителей, — предлагает Йонду. Питер бубнит заученные фразы: алкоголь быстро выветривается под действием адреналина, пока не доходит до того места, которое интересует капитана. — Тр-раттакана неприкосновенна: давний договор с Опустошителями гарантирует тр-раттакане неприкосновенность в обмен на поставки оружия, — Питер сглатывает. — Что делать будем? — светски интересуется мужчина с фасеточными глазами. Йонду свистом убирает стрелу. — Верни то, что взял, — хрипло приказывает он Питеру. Круглые холодные кристаллы возвращаются из подсумков Питера в руки мужчины с фасеточными глазами. — П-пусть он ответит на оскорбление — и вы сможете уйти, — предлагает мужчина с фасеточными глазами. Йонду кривится, потом принимается стаскивать плащ. — Я возьму на себя его вину, — говорит он зло, не давая шанса себе отказать. — Мне все равно, — откликается тр-раттаканец. Йонду пихает свой плащ Питеру в руки, грубо отталкивает его в сторону. — Отойди к стене. Не вздумай начать стрелять или еще какую-нибудь херню творить, — предупреждает он. — Не хватало еще ребят подставить. Мужчины с фасеточными глазами, неотличимые друг от друга, смыкаются вокруг Йонду кольцом. — Не сопротивляйся, — говорит один из них. Он бьет первым. Они бьют долго, и Питер дергается от каждого удара и больше всего ему хочется влезть в драку, продемонстрировать все, чему он научился за десять лет на корабле Опустошителей. Йонду падает на колени, потом распластывается на полу и мужчины с фасеточными глазами пинают его с равнодушием жрецов, исполняющих скучный, но необходимый ритуал. Наконец один из них поднимает руку, и остальные отступают. — Убирайтесь прочь с Тр-раттакана, — говорит он Йонду и, поворачиваясь к Питеру, повторяет. — Убирайтесь прочь. Тр-раттаканцы уходят, оставляя зал совершенно пустым, как будто вид Опустошителей оскорбляет их чувства. Йонду переворачивается на спину и начинает смеяться, и Питеру неловко подойти к нему. Йонду смеется долго, охая от боли, потом медленно, с видимым трудом, садится на полу. — Ребра мне поломали, сволочи, — констатирует он, но не выглядит особо расстроенным. — Че ты застыл там, встать помоги. Питер спохватывается, подставляет Йонду плечо, помогая встать на ноги. Он уже выше капитана ростом, но все еще тощий и узкоплечий. — Надеюсь, я не зря тут под мордобой этот подставился? — уточняет Йонду, когда они медленно ковыляют к его шаттлу, припаркованному поблизости. Квилл приоткрывает один из подсумков, и откуда мелькает холодный белый свет. — Ну и ладненько, — радуется Йонду. — Неприкосновенностью неприкосновенностью, а выебываться не надо. — Я тебе должен, — замечает Питер. — Да ну нахрен, — отмахивается Йонду. Он не спрашивает этот долг никогда. Квилл ударил кулаком по стеклу, и тело в колбе дрогнуло, покачиваясь во взбултыхнувшейся воде, но не открыло глаза, как ожидал Питер. — Я тебе должен, — пробормотал Квилл. Интересно, если Питер действительно вернет Йонду к жизни, будет ли это значить, что он отдал долг? Стражи Галактики никогда всерьез не рассматривали возможность воскрешения кого-нибудь из мертвых, хотя Ракета перерыл всю доступную информацию по теме и докопался по своим каналам до всех, кто мог хоть что-то знать. Никто ничего не знал: во всей Галактике мертвые оставались мертвыми. До сегодняшнего дня. Он собирался ударить колбу снова, но Мамоа десятый сделал нервный шажок ближе и попросил: — Не надо портить оборудование. Оно этого не любит. Питер убрал руку и обошел колбу по кругу, стараясь не придавать значения тому, что у него щиплет в глазах. Это было неуместным ощущением: Опустошители не плачут. Стражи Галактики — тем более. Из основания шеи покоящегося в колбе тела тянулась длинная трубка, а широкая спина была расчерчена многочисленными буграми длинных узких шрамов. — Быстрей, быстрей, быстрей, — подгоняет Питера Йонду, хотя в этом и нет необходимости. Они бегут по усеянному рытвинами полю и каменные големы преследуют их с неослабевающим энтузиазмом. Питер оборачивается, стреляет, разнося пару каменных голов — ему двадцать пять, и он стреляет без промаха. «Моя школа», — хвастается им Йонду, как ценным трофеем. Чтобы одновременно использовать стрелу и бежать, самому Йонду не хватает дыхания. — Легкий заказ! — возмущается Питер на бегу. — Какая-то палка! — Ну кто ж знал, что это их величайшая святыня, — отмахивается Йонду. — Может, ты ее тогда потащишь? — злится Квилл. Палка здорово оттягивает руку. — Заткнись и беги, — огрызается Йонду. Големы все ближе. Один из них швыряет собственную руку, вырвав ее из плеча, и размерами она примерно с Квилла. Йонду хватает его за шею, вынуждая наклониться, и снаряд пролетает над их головами. — Вы там охренели что ли все? — активирует Йонду связь с головным кораблем. — Подберите нас, пока нас эта хрень каменная не угрохала! На планету они вдвоем спустились на шаттле, но до шатлла не добежать: очередной голем вырастает прямо перед ними, собираясь из усеивающих поле камней. — Беги, — командует Йонду, и останавливается, чтобы высвистнуть стрелу. Алый наконечник пробивает голему каменную башку, снова превращая его в груду камней, и открывая Питеру путь. Впереди пологий спуск и уже виден одиноко стоящий на поле шаттл. Питер медлит несколько мгновений, и стрела дергается по направлению к нему. Это действует лучше любых уговоров. Квилл уже вваливается в шаттл, когда очередная каменная конечность догоняет его, врезаясь в плечо, и там что-то хрустит так, что у Питера темнеет перед глазами. Он пинком активирует механизм закрывания двери, бросает «величайшую святыню» в углу, валится в кресло и прожимает многочисленные тумблеры, запуская двигатель шаттла. Действовать приходится только правой рукой: левая висит плетью. Шаттл взмывает в воздух, проходясь над головами големов, когда Питер активирует общую связь. — Йонду! Йонду, отзовись! Вместо капитана отзывается один из Опустошителей, по голосу Питер не может определить, кто именно. — Да подобрали мы его, хорош вопить. Питер загоняет шаттл на головной корабль и чувствует себя победителем: еще парочка таких же заказов, как «величайшая палка», и можно будет заиметь свой кораблик и свалить из-под опеки Йонду. Он вываливается из шатлла, но идет нетвердо: рука чертовски болит, и Питер чувствует острую необходимость выпить — все Опустошители знают, что алкоголь лечит любые раны получше костоправов. Квилл не доходит до алкосклада каких-то пяти шагов, когда дорогу ему преграждает Йонду. У капитана разбита губа, но в остальном он живее всех живых. И в руках у него — вожделенная банка. — Хорошо сработано, — одобрительно кивает Йонду, и банка перекочевывает в здоровую руку Питера. — Че с рукой? Питер давится бухлом. — Ничего, — он мотает головой, торопливо допивая: с Йонду станется и отобрать, не заслужил типа. — Голем двинул. Заживет. — Пошли, посмотрю, — говорит Йонду и это не то предложение, на которое можно ответить отказом. Его каюта самая маленькая на корабле, но он живет здесь один, тогда как остальные Опустошители теснятся по трое, а то и по пятеро. Питер невольно вспоминает, как первые несколько лет жил здесь с Йонду: спал на матрасе на полу, прямо под иллюминатором, и мелькание звезд на потолке усыпляло лучше любых сказок на ночь. Йонду запинался об него в среднем раз в неделю, сначала попросту забывая о мальчишке, а потом просто в шутку. В отместку Питер поливал его по утрам холодной водой: потом главное было быстро бежать и умело прятаться. Теперь матрас стоит в углу, свернутый и перевязанный легкомысленной розовой ленточкой. — Садись, — командует Йонду, пинком разворачивая кресло перед дублирующей консолью, неработающей, и потому основательно затянутой паутиной. — Куртку снимай. И футболку давай тоже. Спорить с Йонду бесполезно, и Питер послушно стаскивает одежду – с одной рабочей рукой это то еще удовольствие. Йонду присвистывает, пробегается пальцами по его плечу на удивление осторожно. — Больно будет, — предупреждает капитан. — Не ори шибко. Он что-то делает с его плечом и Питер собирается повернуть голову, чтобы посмотреть, что именно, но не успевает, потому что боль обрушивается на него с неотвратимостью квардарианского бронепоезда. — Ты что сделал вообще? — возмущается Питер, когда темнота перед глазами отступает. — Вправил, — односложно отвечает Йонду. Он разминает Питеру плечо медленно и почти мягко, и от этого боль уходит совсем, оставляя только ноющее, вполне терпимое ощущение где-то под кожей. От плеча по телу растекается тепло и Питера начинает клонить в сон. Йонду бесцеремонно щелкает его по носу. — Спать выметайся к себе. — Уж и задремать нельзя, — бурчит Питер, но послушно выбирается из кресла, натягивает шмотки: поврежденная рука работает, и теперь это легко — и плетется к себе. На шаттл. Ночью Квиллу не спится, он просматривает выставленные на торги корабли просто от скуки, пока не натыкается на один и понимает, что хочет именно его. Питер даже придумывает название: «Милано», — в честь Алиссы Милано, когда-то популярной на Терре певицы. Просить у Йонду ужасно стыдно, но собственных накоплений Питера, даже с учетом процента за палку, мучительно не хватит. Квилл даже думает, что неплохо бы продать палку самому, но перспектива гоняться от Опустошителей по всей Галактике его пока мало прельщает. Он идет темными коридорами корабля — перепившие Опустошители спят вдоль стен, оставив попытки доползти до своих кают — пока не останавливается перед каютой Йонду. На стук никто не отзывается, и Питер отодвигает в сторону тяжелую дверь, проскальзывая внутрь. Йонду спит на животе, и по его лопаткам разливается внушительная чернота синяка — совсем свежего. — Достали все-таки, — бормочет Питер растерянно и присаживается на край низкой постели. — Ты чего не сказал-то? — А? — сонно спрашивает Йонду и фыркает в подушку. — Да наплевать. Питер касается ладонью его спины, разминает на пробу, осторожно, и Йонду фыркает снова, с облегчением. — Здесь посильнее, — просит он. Йонду крепкий и жилистый и делать ему массаж неудобно и тяжело, но Питер старается как умеет, игнорируя смешки и ворчливые комментарии. Вся спина Йонду исполосована длинными узкими шрамами. — Я был на Крии боевым рабом двадцать лет, — говорит он вдруг, когда Питер ведет пальцами вдоль одного из шрамов. — Черт, — выдыхает Квилл — ему нечего больше сказать. Он не готов к такому доверию и оно кажется огромным и пугающим, и очень ценным — ценнее всего, что у него есть. — Дерьмовые были времена, — соглашается Йонду. Они молчат долго. Йонду больше не комментирует, но Питер продолжает массаж все равно, разминает закаменевшие мышцы. В иллюминатор заглядывают любопытные звезды, распластываются по потолку и стенам, мелькают беззвучной колыбельной Галактики. Наконец, Йонду встряхивается и переворачивается на бок, подпирая голову рукой. Спрашивает хитро: — Ну что, выбрал кораблик себе? На следующий день Питер выводит «Милано» в космос. — Я… — начал было Квилл, пришлось немного поморгать, прежде чем продолжить. — Я могу с ним поговорить? Мамоа десятый последовательно открыл и закрыл все свои восемь глаз. — Целью эксперимента нашего народа было воссоздание разумного существа, — сообщил Мамоа медленно и трагически развел руками. — Эксперимент нашего народа не удался. — Что? — переспросил Звездный Лорд потеряно. — На Терре существует религиозное учение, согласно которому каждое живое существо имеет… некую невидимую часть, именуемую душой. Предполагается, что эта «душа» делает живое существо тем, что оно есть. Наш народ смог воссоздать тело, опираясь на технологии Терры, но у нашего народа не получилось воссоздать душу Йонда Удонты. Так что это просто… — Кукла, — подсказал Ракета. Мамоа снова развел руками. — Он никого не узнает и не говорит ни на одном из языков Галактики, — продолжил Мамоа. — Не обладает собственной волей, не способен к обучению и самообучению… Но внешне он точно воспроизводит оригинал… Квилл выхватил бластеры раньше, чем Мамоа десятый закончил свою речь. — Это. Не. Мой. Отец, — раздельно проговорил Звездный Лорд. Концентрированная энергия вырвалась из стволов бластеров, разрывая колбу и покоящееся в ней синекожее тело. Густая белесая жидкость вылилась на пол, смешавшись со стелящимся туманом. — Покромсаем тут все! — обрадовался Дракс, обнажая клинки. — Прекратить! — рявкнула Гамора, оказываясь рядом. Питер не понял, как она заставила его убрать оружие: она всегда была сильнее, чем он. — Это… это же была величайшая научная разработка нашего народа… — промямлил Мамоа. — Я разберусь, — пообещала Гамора, отталкивая Квилла. — Дракс, уведи его. Не хватало еще, чтобы нам штраф впаяли. Звездный Лорд дернулся, собираясь объяснить, что и куда именно он планирует впаять Мамоа десятому; но Дракс вдруг оказался на спиной, облапил его, вынудив прижать руки к бокам, поднял над полом и потащил прочь. — Надо было Мамоа этого в колбу засунуть, — продолжил возмущаться Квилл, когда Дракс опустил его на землю. — И шланг воткнуть в… в… — Не продолжай, — попросил Дракс. Квилл скрипнул зубами. — Я осознаю, что ты чувствуешь сейчас, — проговорил Дракс вдруг. — Когда Ронан Обвинитель убил мою семью, я ослеп от мести. Я искал Ронана, а еще — я собирал легенды с других планет. Почти у каждого народа есть легенда о возвращении из мертвых: у кого-то для этого нужно убить чудовище, у кого-то войти в пещеру с чудовищами, у кого-то съесть сердце чудовища… — Спасибо, Дракс, — промямлил Звездный Лорд. Дракс положил ему руку на плечо. — Это конирование — легенда Терры. Но все эти легенды — обман. Квилл накрыл ладонью руку Дракса. — Как ты смирился со смертью своей семьи? — спросил он. — Я не смирился, — Дракс пожал плечами. — Но я убил всех причастных, и моя семья отмщена. Они будут ждать меня, и когда придет мой срок — я встречусь с ними. А пока мне есть чем заняться здесь. — Это… ээ… очень… — Теперь у меня есть вы. И вы нуждаетесь в моей защите, утешении и советах. Квилл нервно хихикнул. Ракета пришел под вечер, когда Квилл сидел, уткнувшись в плеер, и старался ни о чем не думать. Енот требовательно пнул Питера по колену, вынуждая подвинуться, и устроился рядом. Грут спрыгнул с его плеча, забрался по рукаву куртки Квилла и стащил наушник из его уха. — Слушай, ты это, все правильно сделал, — сказал Ракета. Квилл покосился на него недоуменно. — Ну, что разбабахал эту лабораторию их. Я тут представил, что вот я посадил бы Грута в горшок, а из него ничего бы не выросло. — Я есть Грут? — Ну да, выросло же. Ну а если бы нет? Было бы просто дерево, ни ходить, ни говорить, ничего. Дерево и дерево. С одной стороны — прикольно, хотя бы дерево есть, а с другой… Ракета передернулся и продоложил: — Он был классным мужиком, Йонду твой. И неправильно вот так вот выворачивать его смерть, воскрешения эти все, вся эта херня. Оставили бы его в покое. — Вот от тебя я утешений не ожидал, — признался Квилл. — Ну, я же не совсем бесчувственный, — пробурчал Ракета, приваливаясь к его боку. — Когда я думал, что Грут насовсем помер, мне самому жить не хотелось. Как будто целый кусок от меня самого отвалился, и все, нет его. У меня, считай, кроме него вообще никого не было. Квилл осторожно обнял Ракету за плечи. — Теперь есть, — договорил Ракета. К Гаморе Питер пришел сам, присел на подлокотник кресла, заглядывая девушке в лицо. — Теперь твоя очередь. — Что? — не поняла Гамора. — Утешать меня, конечно же. — Ты рехнулся? — Гамора подняла на Квилла глаза. — Мамоа не заплатят нам за Кракозябру и Паукана. К тому же, мы должны будем выполнить еще один их заказ бесплатно, потому что кто-то разгрохал их лабораторию. — Дракс говорит, что я все правильно сделал, — обиделся Квилл. — Ну конечно, Дракс же у нас специалист. Если Дракс говорит, то так и есть, — передразнила его Гамора. — То есть ты считаешь, что все было нормально, да? Нам нужно было забрать это… этого… эту куклу, пусть бы в углу сидел? — разозлился Питер. Гамора посмотрела на него снизу вверх. На ее лице больше не было раздражения, только удивление и растерянность. Она накрыла ладонью руку Квилла, как будто боялась, что он уйдет. — Мы все кого-то теряли, Питер. Родных, друзей, дома и надежды на нормальную жизнь. — Ну да, и надо типа помнить об этом, чтобы не повторять ошибок… — Нет. Но нужно стараться оставаться тем человеком, которого ты хочешь видеть в зеркале. Каждое мгновение. Это непросто. Это тяжело и иногда очень больно, потому что Галактика не самое хорошее место и то и дело норовит отобрать то, что у нас есть. — Но мы все равно ее защищаем, — вздохнул Питер. — Но мы все равно ее защищаем, — кивнула Гамора с мягкой улыбкой. — Ведь она помогла нам встретиться. Всем нам. Квилл вздохнул, коснулся лбом ее лба. — Я придурок, — вздохнул Звездный Лорд. Гамора улыбнулась. — Ты придурок, — согласилась она. — Но от этого ты не перестаешь быть частью нашей семьи. Ты не один, Питер. Она поцеловала его первой. 8-9.05.2017