***
Что такое боль? — Это не ощущение и не чувство. Это то, что пожирает тебя изнутри, заставляя умолять прекратить мучение. Это то, что прорастает внутри тебя, начиная от низа живота и пробираясь в легкие — сдавливая их, не давая возможности вздохнуть, а после пробирается в мозг, забирая все те воспоминания, что были тебе дороги — оставляя тебя во тьме и одиночестве. Так что, если вы когда-нибудь зададитесь этим вопросом.Часть 1
9 мая 2017 г. в 22:25
Уже прошло сто девяносто два дня с нашей последней встречи.
Я уже почти не помню, что говорил тебе тогда; все как будто стерлось из моей памяти. Моя кофта до сих пор лежит в стирке, хах, да, я откладываю все на потом, знаешь. Уже начал привыкать к дому, тут по ночам уже не так темно, как было семьдесят три дня, восемь часов и тридцать три минуты назад.
Я вновь привык засыпать в одиночестве. В холодной постели. Не кладу руку на подушку рядом со мной, и не прижимаюсь носом в одеяло. Я даже перестал желать тебе спокойной ночи, наконец-то.
Знаешь, утром, когда готовлю завтрак, не ставлю две кружки перед собой, чтобы налить нам чай. Мне лучше, правда.
Заказал тут недавно пиццу с пепперони, как ты любишь. Идиот. Кто ее теперь есть будет? Лежит там, в холодильнике, ждет чего-то. Но я поел, не беспокойся; суши — это сила.
Вечером смотрел какой-то сериал про полицию; ну что за бред? У них там так все гладко, хорошо. Преступность прям уменьшается на глазах, а они все такие крутые, все знают; ловят всех на раз — два. Дурацкие сериалы, кто их вообще смотрит? В жизни ведь все не так. Они не могут даже кражу то раскрыть, а про убийство я вообще молчу. Киношники нынче никудышные.
Аманда и Фара иногда навещают. Приезжают, но не на долго; их взгляд, полный жалости и сострадания выводит меня из себя. Они оставляют мне немного денег и парочку напутствий, как будто бы я и без них не знаю, что нужно «жить дальше, отпустить прошлое» и бла, бла, блаа.
А потом, вечером, становится так грустно и одиноко, что приходиться надевать этот красный свитер и включать по всюду свет и музыку — так, хоть какое-то ощущение присутствия.
Ночью вновь залажу в холодную постель и лежу там по часа три, просто пялясь в потолок. Не могу уснуть.
Темные краски сгущаются и превращаются в черный. Вот тогда я не могу дышать.
Кажется еще чуть-чуть и я задохнусь вовсе и, знаешь, иногда я молюсь об этом. Ни надо! Не осуждай меня, Джентли! «Я не могу этого вынести — это слишком больно.» — думаю я каждый раз, но потом я делаю резкий и глубокий вдох — давая стрелкам на моих «часах жизни» сделать еще парочку кругов. Это все ради тебя. Я знаю, ты бы не хотел, чтобы я вот так просто сдался.
Под утро, все становится более ли менее хорошо; даже чувство радости приливает, хах. А после снова день, и вновь и вновь все повторяется. Но нет, прошло уже достаточно времени и я почти забыл. Я прихожу в норму, правда: не готовлю на двоих, не прошу подать мне полотенце, когда я в душе, не завариваю чай на две кружки, не кладу руку на подушку, что лежит рядом со мной, не.
Я уже почти в полном порядке, вот только до сих пор разговариваю с тобой.
Ты обещал встретиться мне после всего. После того, как выберешься из «Черного крыла»; Ты обещал мне, что мы будем вместе и никто нам не помешает этого сделать. Ты обещал мне, и я жду.
— До сих пор жду.