Сценарий смерти

      Гаала бежит через двор и сумерки. Деревья сгибаются от ветра. Она подняла ворот пальто. Ей холодно и она ждет не дождется, когда уже попадет в помещение. Черные пряди ее волос развиваются и похожи на голые ветки. Гаала бежит, как будто за ней кто-то гонится. Ее руки дрожат, когда она пытается открыть подъезд. Она взбегает на четвертый этаж, сутулясь, достает ключ и входит в квартиру. Она прислоняется к двери и тяжело дышит. За дверью холод пробирает особенно сильно: теперь она добежала и больше нечем отгородиться от сковывающей и беспощадной сырости.       Прислушивается: за дверью никого нет. Тогда она включает свет и начинает раздеваться. Включает и телевизор тоже, чтобы не оставаться в тишине, и смотрит. Сидит она, повернувшись спиной к двери в спальню. Дверь открыта. В проеме тьма. На пороге стоит мужчина, одетый в черное. Во рту у него сигарета, видно это только по красному огоньку.       Почувствовав что-то, Гаала оборачивается.       — А, ты дома.       Луций делает шаг и оказывается в тускло освещенной гостиной. Свет от телевизора мерцает на его лице. Он вынимает сигарету изо рта и говорит.       — Привет, — а сразу за этим рыкает, как будто что-то попало в горло.       — Я сегодня очень замерзла.       Луций садится рядом и обнимает ее.       Утром Гаала одета в легкую пижаму. Они завтракают и пьют кофе, а Луций еще и курит. Чувствуя, что близится новый приступ, он оставляет в пепельнице сигарету и уходит в ванную, где открывает воду. Он склоняется над раковиной и долго кашляет. Гаала сжалась и старается не прислушиваться. Она подобрала сигарету и затянулась. Луций входит измученный.       — Курить вредно, — говорит он, отнимает окурок и тушит в своей чашке.       — Только почему ты злишься на меня.       Он молчит.       — Только почему ты на меня злишься? Я не понимаю. Разве ты кинозвезда? Мало того, что ты все это устроил, мало того, что ты кашляешь как скотина… Так еще и эти сцены здесь.       Она не выдерживает напряжения и начинает смеяться.       — Что? Что смешного? — улыбается Луций.       — Кашляешь, кашляешь как скотина. Прости. Не могу.       — Ну так и есть, — соглашается он, убирает посуду в раковину и открывает воду.       За окном идет крупный снег.       Деревья теперь не стоят голыми, снежные шапки, как излишек пломбира, готовы вот-вот соскользнуть на землю. Сумерки красят все голубым.       С тяжелым белым пакетом в руке Гаала взбегает по лестнице на один пролет, останавливается, делает несколько вдохов, бежит выше. Добежала, она открывает дверь, входит и закрывает, навалившись на нее. Неизвестно сколько Гаала так простояла. Она проходит в кухню и выкладывает из пакета в морозилку большую рыбину. Возвратившись в коридор, прислушивается, поворачивается лицом к двери, прислоняется щекой, чтобы понять, что происходит. За дверью стоит Луций. Весь мрачный, одетый в черное. Его борода, волосы, ресницы и даже глаза — все под цвет. Только коже не под цвет, он бледен. Гаала открывает дверь.       — Ты болеешь, ты совсем больной, как тень.       Он молчит, а она чувствует, как у него напряжено горло. Он делает это специально, чтобы не кашлять при ней. Только иногда тихонько рычит и это еще хуже.       Он раздевается и проходит в гостиную. Гаала идет за ним.       — Какие ты любишь цветы?       Он выдыхает.       — Цветы?       Хрип его глотки напоминает ей, что время, время истекает. Ей хочется закричать, что она не понимает о чем речь, но сбивчивое дыхание Луция отвечает ей «понимаешь, понимаешь, ты все понимаешь».       — Цветы. Не розы. Мужчины любят цветы, — настаивает она.       — Мне все равно.       — Нет, назови мне цветок.       Он отходит от нее все дальше в угол.       — Что тебе рассказать? — спрашивает Гаала.       — А что ты знаешь?       — Где ты опять находишься?       Она тоже делает шаг назад. Расстояние между ними все больше.       — Я пошла в магазин, — начинает она, не глядя ему в лицо. — Я не спала всю ночь. Я купила сгущенку, водку. И шоколадное молоко. Я была в капюшоне, я надела капюшон.       — И что? — он вышел из своего угла.       — Я гремела бутылками.       — Ты купила только водку? Одну?       — И сидр.       — Понятно. Так что?       — Есть бейлис.       — Ты готовишь?       — Я готовлю.       — Неси.       Гаала приносит графин и две рюмки. Она наливает, Луций тут же пьет.       — Что ты делаешь? — удивляется она. — Не залпом.       — Прости.       — Понемногу.       Она снова наливает ему. Они приподнимают рюмки и отпивают.       — Ты загадал желание? — спрашивает Гаала.       — Нет, —пугается он. — Нужно было загадывать?       Она качает головой.       — Это же не шампанское.       Он все еще растерян. Она гладит его по рукаву.       — Свитер хороший у тебя.       Они замерли. Подумав, она просит:       — Поцелуй меня.       Он рыкает едва слышно. Может быть, и совсем без звука, но Гаалавидет, как напрягаются и тут же расслабляются снова мускулы вокруг его шеи. Он целует ее, но она так сосредоточена на поцелуе, что ничего не ощущает. Через секунду они вернулись на свои места и невозможно было сказать, произошло ли между ними что-нибудь. Гаале кажется, она только собирается обратиться к нему.       — Еще, — просит она.       Он шагает вперед.       — Подожди, — говорит Гаала.       Она ставит рюмку на стол, сама делает шаг к Луцию и кивает. Можно рассмотреть его лицо, дотронуться и погладить его впалую щеку.       — Хороший, хороший, хороший, — бормочет Гаала.       Он гладит ее и она понемногу успокаивается.       Нацеловавшись всласть, она обнимает его и шепчет в самое ухо. Он чувствует щекотку, но отстраниться не смеет.       — Если бы я родила от тебя тысячу детей, все они были бы не тобой.       В комнату заходят дети и взрослые также одетые в черное, как Луций, и — независимо от пола и возраста — с щетиной, настоящей или фальшивой. Волосы у девочек забраны в пучок. Они все похожи. Люди проходят из угла в угол и мешают. Гаала сопротивляется и держится за рукав Луция. Мимо проходит крупный человек и сильно толкает ее, она выпускает рукав, их оттесняют в разные стороны. В группе черных свитеров выделяется только ее голубая кофта.       Движение прекратилось. Люди приняли статичные положения.       Гаала продирается через толпу и заглядывает в лица всех мужчин и женщин, подходящих по росту. Как только она отходит от них, они медленно меняются местами друг с другом. Гаала осознает, что обошла стол вокруг и зашла уже на второй виток. Она оглядывается и начинает нервничать. Она начинает думать, что Луция, возможно, и не было никогда. Она останавливается возле мужчины и долго смотрит в его лицо. Может быть, именно так выглядит Луций, она так долго и пристально заглядывает в глаза, что они соединились и стали одинаковы. Она задирает свитер на мужчине, он послушно поднимает руки, помогая ей. Она стаскивает свитер, снова смотрит на мужчину, на его торс. Он тянется обнять ее. Кольцо его рук почти сомкнулось, она решается и отталкивает его. Он заваливается, как кегля, увлекая за собой других. Гаала идет дальше.       Она ходит кругами, как лошадь в цирке, и уже не смотрит на людей. Вдруг она рванула к окну, сбиваясь с траектории, и за шкирку разворачивает к себе мужчину, смотрящего на улицу. Это Луций. Но она задирает его свитер и видит белую майку под ним.       — Скотина, — шепчет она. — Пошли в кухню.       И за руку увлекает его.       В коридоре они останавливаются. Гаала поворачивается и стягивает с Луция свитер, как насильник, швыряет его на пол. Луций покорно остается стоять в майке.       — Мне холодно, — говорит он.       — Ну а что делать?       Она расстегивает и снимает с себя кофту, а потом надевает на худого Луция.       Он прижимает к носу полу с молнией.       — Пахнет.       — Чем?       — Твоей кожей.       В кухне Гаала вспоминает:       — Бейлис остался. Потом принесем, да? Выпьешь чаю?       Он соглашается.       — Вот как раз мой, — она подвигает к нему недопитую чашку, расписанную кобальтовой сеткой. Он берется за ручку двумя пальцами. Гаала сгибает остальные его торчащие пальцы.       — Она слишком мала.       — Я еще налью, — обещает Гаала. — Ты знал, что чай можно пить целый день?       — Наверное. Почему бы не пить его целый день?       — Да, — она подпирает голову. — И целую ночь.       — Я бы пил его целую ночь.       — Если бы был бессмертным?       — Если бы был бессмертным.       — Со мной?       — С тобой.       Она задумывается.       — Я бы тоже пила с тобой.       — Нам повезло, — улыбается он.       Она кивает.       Луций ставит чашку и хлопает себя по карманам. Гаала вскакивает, хватает чашку, ставит в раковину, но от волнения не рассчитывает сил. Чашка раскалывается.       — Что, —Гаала откашливается, — что ты ищешь?       Он смотрит на ее спину.       — Ты что-то ищешь?       Гаала собирает осколки, так сильно ожидая ответа от Луция, что режется.       — Зараза, — говорит она, увидев кровавые пятна на половинке чашки. Отбрасывает половику, получив еще больше осколков, и выходит из кухни. Луций продолжает смотреть в ту же точку, будто Гаала никуда не ушла и все еще говорит с ним.       Она входит в гостиную и вздрагивает, потому что люди, которые были в ней, никуда не исчезли. Все они расселись по углам, заняли диван, кресла, место на полу у стен. Теперь они в белых майках, как у Луция. Преодолев испуг, она проходит к висящей книжной полке и нетерпеливо начинает двигать книги, доставая сигареты, которые за ними валяются. Собирает груду мятых, и возвращается к Луцию.       Высыпает всё перед ним на стол — кое-где отпечатались пятна ее крови.       — Пожалуйста, кури.       — Мне нельзя.       — Но какое это имеет значение?       Он перестал быть виноватым и поднял глаза. Гаала смотрит на него сверху вниз, зрачки у нее большие.       Вдруг раздается жуткий грохот. Никто из них не вздрагивает. Гаала медленно ведет огромными зрачками в сторону комнаты. Она выходит и тут же возвращается.       — Полка упала.       Садится напротив.       — Давай, я буду курить вместе с тобой, если тебе страшно. У тебя же нет зажигалки?       Она встает за спичками и снова садится напротив.       — Мне нельзя, — повторяет Луций.       — Почему? Но почему? — дальше она говорит очень тихо, — Какое это имеет значение?       — Что ты сказала?       — Какое это имеет значение?       — Никакого.       — Ты любишь курить.       Гаала выбирает сигарету поровнее и чиркает спичкой. Луций берет кровавую, тянется к Гаале и прикуривает. Втягивает дым и закашливается.       Она протягивает руку, чтобы коснуться его.       — У тебя кровь, — говорит Луций.       — Нет, нету.       Они курят очень медленно, друг с другом не заговаривая.       Дым струился и плывет, как облака мимо луны. Вот они уже курят в гостиной, наплевав на посторонних. Гора сигарет со стола превращается в пепел, который уже не вмещается в пепельницу.       Докурив, оба переглядываются и, будто по сигналу, встают. Гаала подходит к нему совсем близко.       — Любимая, — говорит он.       Она порывисто обнимает его. Они стоят, не решаясь разомкнуть объятий и не решаясь поцеловаться. Рукой, которой он обнимет Гаалу за шею, Луций закрывает лицо, словно очень устал.       Наконец она собирается с силами и начинает целовать его. Он держит ее. Платье Гаалино имеет молнию сзади и она просит:       — Расстегни, расстегни мое платье.       Он исполняет, но не раздевает ее. Она снимает с него майку. Он поднимает руки, чтобы помочь и ощущает усталость. Они стоят с задранными руками, Луций не может больше целоваться, и они просто уперлись лбами. Когда он решил, что отдохнул, начинает расстегивать ремень и брюки. Но не выдерживает и садится на пол.       — Мой любимый, — говорит Гаала.       Она опускается на колени рядом с ним.       — Я просто полежу чуть-чуть.       — Все, что захочешь.       Он ложится. Гаала встает, снимает с себя платье и аккуратно вешает на стул. На ней осталась белье почти такого же цвета, как ее кожа.       — Если я щурюсь, ты кажешься голой, — замечает он.       Она легла рядом.       — А если я щурюсь, — она сощуривает глаза, — то вижу только тебя.       Она проводит пальцем по его профилю.       — Совсем трудно?       — Давай я обниму тебя, я хочу, чтобы ты положила голову мне сюда, — он показывает.       Гаала поднимает его руку и оборачивается ею. Луций прижимает Гаалу к себе. Дышит порывисто, а она замирает при каждом его вздохе и не дышит вообще.       Так они лежат, пока не начинает светать. Гаале показалось, что она дремала какое-то время, потому что голос до нее донесся издалека.       — Лилии. Я люблю лилии.       — Какие? Какого цвета? — встрепенулась она. — Какие ты любишь?!       Он снова рычит и больше не утаивается. Долго серьезно вдыхает и выдыхает воздух. Гаала возвращается к нему на плечо, от чего ему становится еще труднее.       — Какой цвет? — тихо повторяет она.       — Голубой, — выдыхает Луций.       — Голубой.       Она снова вскакивает, чтобы видеть его лицо.       — Голубых нет. Нет таких лилий. Таких не бывает, — она приложила его руку к своей щеке. — Таких не бывает, — и замерла.       Он дышит слабо-слабо и громко при этом хрипит.       Луций мертв.       Стало совсем светло. Она медленно отнимает его ладонь от щеки. Поднимается, берет платье и начинает одеваться. Когда дошло до молнии, Гаала беспомощно оборачивается на Луция. Потом обводит взглядом людей, но они закрывают глаза и прячут лица. Гаала выходит на кухню и возвращается, поддевая застежку вилкой.       Обувается, теряя равновесие. В это время люди встают и все выходят в коридор. Слышно, как открыли входную дверь. Гаала провожает их взглядом. Когда выходят последние, она бросается к двери и выглядывает на лестничную клетку, где никого нет. Тогда она подходит к окну и во дворе тоже не видит людей, только распускающиеся каштаны.       Она сбегает вниз на улицу. Когда она выскакивает из подъезда, солнце слепит глаза так, что она становится совершенно беспомощной. Останавливается и тяжело дышит после бега. Глаза ее привыкли, она отходит подальше и смотрит на свои окна.       В комнате тело Луция растворяется и исчезает. От шкафа отпадает дверца. Ломаются ножки стола. Чашки, пепельница и графин соскальзывают и бьются. От стен в трех местах по очереди отстают обои.       Сквозь окно видно Гаалу. Стекло трескается.