into you.

Босс никогда не заставлял Сутенера себя любить. Не подчинял и не пользовался, хотя абсолютно, без их обоюдного соглашения, мог. Этот анорексично худой парень был его прихотью, его десертом и, определённо, его вселенной. Босс позволял ему все, потому что это тоже, без сомнений, было его прихотью, личным решением. Ему нравилось смотреть, как у Пимпа от радости появляются морщинки у глаз, стоит Величайшему исполнить любой каприз Сутенера. В животе разливалось охуенно приятное чувство, которое хотелось смаковать вечно. И Боссу отчего-то казалось, что парень, стоящий напротив, ощущает это все на своей шкуре. Сутенер понимал, чего ему будут стоить эти отношения. Понимал, но согласился и до сих пор считает это решение лучшим, что он совершал. Он правда любит Босса. Безмерно, так, как не смог описать ни один писатель, до дрожи в коленках, когда тот случайно задевает его ноги своими за завтраком, до самой широкой улыбки, стоит Величайшему пошутить. Пимпа засосало в водоворот чувств, словно он под наркотиком, с которого не хотелось слезать. Наоборот, ему нужно было больше и чаще. Они начали жить вместе практически сразу. Это было необдуманно, просто однажды утром Босс позвонил и предложил перевезти к нему свои вещи. Дом, в котором эти двое существуют, больше смахивает на дворец. Пимп бывал здесь и до переезда. На входе вас встречает забор, закрывающий личную жизнь хозяина от чужих глаз. Если пройти за эту преграду, то дальше можно увидеть невиданной красоты сад. Вместе с божественными цветами, собирающими на своих лепестках все цвета радуги, затесались клумбы марихуаны. Туи были высажены с двух сторон, прямо по бокам дорожки, что вела к главному входу. Внутри все не менее роскошно, чем снаружи. Зал, радушно приветствующий вас своей теплотой, открывает вид на кухню, на которой Молодой Сутенер проводит достаточно много времени, готовя для Босса все блюда мира. Сам Величайший обожает пироги, банановый смузи и лапать Пимпа, пока тот творит. А ещё, Сутенеру, если честно, очень нравится их спальня. Она безмерна, с огромной нестандартной кроватью, парочкой шкафов, из которых выглядывали шубы, футболки и толстовки Пимпа. На полу лежат персидские ковры. Тёплые и необъятные. Пуленепробиваемые окна, плотно занавешенные портьерами. В этой темноте, включив свет, что дает хрустальная люстра, величественно висящая вниз, можно увидеть блеск золота, серебра и других драгоценных металлов. Пимпу нравится вечерами лежать здесь с Боссом, на их собственной золотой кровати, обсуждать планы, спрашивать, как прошёл день Величайшего, и запускать пальцы в шоколадные пряди волос. Это успокаивает обоих и придаёт особой интимности. В такие моменты Сутенеру кажется, что он самый счастливый на планете человек. Хотя почему кажется? Босс не пускает Пимпа в «рабочую» жизнь. Вечно оберегает свою жемчужину. Поэтому на двадцать третий день рождения Сутенер получил не очередную крутую тачку, а двух псов. Чистокровнейших доберманов, лучших в своём роде невиданных красавцев. Сначала парень отнёсся к этой идее не очень, а потом просто влюбился в своих пушистиков. Для него они самые добрые и ласковые, для других — машины для убийств, бросающиеся на любого (кроме Величайшего, естественно), кто смеет подойти ближе, чем на метр. Пимп играет с ними в мячик на заднем дворе их особняка, а потом, на очередной прогулке, его «малыши» чуть не загрызут их общего, с Боссом, знакомого. Они всегда рядом, вдвоём, со своим хозяином, лежат у него в ногах, словно охраняют что-то очень важное. И он мог бы сказать, что его такой расклад не устраивает, что слишком его опекают, но Сутенер бы вам, откровенно говоря, напиздел. Потому что ему все это нравится, ему хорошо, и ничего другого не нужно. Величайший любит смотреть на своего парня. За его манерами, за тем, как он прячет от смущения глаза, стоит Боссу что-нибудь сказать о них, как о паре. Это заставляет его подумать о том, как он попал. Влюбился, словно маленький мальчишка. Их отношениям по меркам современного общества ещё не так уж и много, а он уже не может и представить свою жизнь без этого парня, что так похож на маленького пушистого котёнка. Босс готов за него любому порвать глотку, разодрать в клочья, спустить всех своих людей, лишь бы с Пимпом было все хорошо. И от своей собственной любви и страсти максимально сносит крышу. Боссу нравится наблюдать за Сутенером, пока он спит. Случается это не так уж и часто, потому что Величайший сам устает так, словно он не безмерно богат, а пахает на заводе. Но иногда, во времена бессонницы, он смотрит на то, как глаза Пимпа умиротворённо прикрыты, ресницы дрожат и сам он жмётся к теплому телу, лежащему рядом, ближе, словно хочет на клеточном, блять, уровне добраться. Только вот единственное, до чего достаёт, это сердце. Боссу приближённые миллиард раз говорили, что Сутенер его использует, что ему нужны только деньги. А Величайший лишь смеялся. Ну вот скажите мне, будет ли человек, что вас ни капельки не любит, так к вам прижиматься, стоит массивным позолоченным дверям закрыться от чужих, абсолютно ненужных, глаз? Будет ли он так счастливо улыбаться, когда вы говорите, что у вас снова, в этой суматохе, выходной? Будет ли он тыкаться вам носом в шею, просить быть ближе? Вот и Босс уверен, что Пимп, определённо, с ним не за деньги, не за дорогие побрякушки. Он с ним за любовь. Простую, непорочную, такую для обоих нужную, любовь.