Господин Гостеприимство

      — Вы настроены на радиоволну «ВИЧ», и с вами по-прежнему я, Лаш Рембо. Мы ждем ваших звонков. Стигмат взял сегодня на себя выбор музыки, и пока он выбирает композицию, хочу сказать несколько слов в память о близких мне людях, которые погибли недавно. Один мой хороший друг покончил с собой у меня на глазах — пустил себе пулю в рот и стал кормом для аллигаторов. Неплохой выбор последнего пристанища, не так ли? Логово рептилии в вонючем болоте. Ха, разлагающееся там тело гея-членососа, больного СПИДом — самое то, по мнению многих добропорядочных граждан, для распущенного извращенца. Плевать, что у Джонни за всю жизнь был один-единственный партер. Кого это волнует? У преобладающего большинства болезнь под названием СПИД однозначно ассоциируется с наркоманией, беспорядочной половой жизнью и прочими развлечениями. Не скажу, что Джонни был веселым парнем — вся его семья отказалась от него, кроме сестры, которая помогала им с братом тайком от собственного мужа и детей. Помогала, не имея возможности даже поделиться с кем-нибудь своей болью. Джонни не хотел усложнять ей жизнь еще больше — решил избавить от проблем, связанных с собственными похоронами, и спокойно отправился в объятия к аллигаторам через два дня после того, как похоронил своего любовника. Надеюсь, они сейчас вместе в том чертовом аду, куда отправляются геи после смерти. Хотел бы я знать, как же изворачивается дьявол, пытаясь устроить там аттракционы для некоторых из нас — мой возлюбленный ушел на тот свет в страшных мучениях. Боюсь, у чертей не хватит фантазии, чтобы переплюнуть то, что сделали с ним его убийцы. Спи спокойно, Тран. Я любил тебя, мой глупый мальчик. Спи спокойно, Джонни. Ты был хорошим человеком и ненавязчивым другом. А сейчас доверимся вкусу Стигмата и прослушаем парочку композиций «Пинк Флойд», пока я отойду смочить чем-нибудь покрепче пересохшее горло и смогу продолжать ненавидеть вместе с вами этот мир, полный равнодушных людей, продажных полицейских и маньяков-садистов…       Я приглушил звук радиоприемника — никогда не любил эту группу — и направился в спальню. В ней еще витал сладковатый аромат, оставшийся от последнего гостившего у меня мальчика, с которым пришлось попрощаться не далее как вчера. Со всеми ими приходится прощаться рано или поздно, но меня это уже не огорчает. Каждый из них, опустившихся молодых бродяг и наркоманов, выпрашивающих мелочь на бутылку дешевого виски или очередную дозу — тех, кто согласился на мое гостеприимство, — в той или иной мере навсегда остался со мной. А в последний месяц не только в памяти…       Мальчику, с которым я делил постель до вчерашнего дня, было двадцать пять лет, но он был лаосцем и благодаря хрупкому телосложению и гладкому лицу казался моложе. Он сам подошел ко мне. Его руки заметно дрожали, а глаза невозможно было разглядеть в темноте подворотни, но мне и не нужно было их видеть, чтобы понять, как остро бедняга нуждается в дозе. Мне не зря дали прозвище «Господин Гостеприимство», когда мое имя и фотографии не сходили со страниц британской прессы: я всегда мог понять, что на данный момент нужно больше всего заинтересовавшему меня юноше. Я старался дать им желаемое, и даже кое-что сверх того. Мне пришлось повидать достаточно людей, готовых позволить отпилить собственную конечность, лишь бы получить хоть немного привычного обманчивого забвения, которым была наполнена белесая жидкость, отравлявшая их кровь через тонкую иглу. Я старался угостить их вкусным ужином. В моем доме всегда был запас наркотика для моих мальчиков. Или выпивки — в зависимости от их желаний. Я с радостью открывал перед ними дверь собственного дома, дарил им ласку и желанное забвение — самое полное, которое только можно было дать. Навсегда избавлял их от того ненужного дерьма, что в этом мире считалось жизнью, но для них давно уже не являвшейся ею в полной мере. Я просто отправлял их в иное измерение чуть раньше того времени, когда они спокойно отправились бы туда и сами. Если верить церкви, их все равно ждал ад — так зачем было продолжать свои мучения еще и здесь? И разве я не заслуживал от них немного благодарности за это? В то время мне было достаточно того, чтобы вовремя поймать их последний вздох, заглушить в объятиях предсмертные судороги медленно замирающего тела и ощутить, насколько покорными они становятся в моих руках. И все, что происходило позже, хранило отпечаток этого великолепного привкуса смерти. Я не представлял жизни без этого. Я безумно любил их в те мгновения. Сейчас, конечно, мне хочется намного большего, ведь ничто не стоит на месте. У меня увеличились запросы и жажда новых ощущений.       Несколько дней назад я возвращался домой и остановился, чтобы отлить — в очередном захудалом баре мне не удалось никого подцепить, и я накачался пивом больше обычного. Желание ощутить твердое юношеское тело в своей постели становилось все сильнее, но подходящего мальчика все не удавалось найти. Хотя, казалось бы, какие проблемы могут быть с этим в Лас Вегасе? Но я стал слишком разборчивым после недавних событий. Хотелось, чтобы очередной мой мальчик соответствовал бы еще и вкусам Джея. Мне верилось, что так он продолжает незримо оставаться рядом со мной, разделяя удовольствие и… И все остальное.       — У вас не найдется немного мелочи для меня, мистер? Мне срочно нужно позвонить, — услышал я тихий голос за спиной. Повернув голову, увидел сзади тщедушную фигуру, прислонившуюся к стене.       — Если хочешь, я могу пригласить тебя к себе. У меня есть телефон, — нет, не то чтобы я сделал стойку на него в тот же момент. Но парень явно нуждался вовсе не в телефоне. А мне хотелось украсить кровью мой кухонный стол. Я прикрыл глаза, на миг представив себе худое тело, художественно разрисованное красными разводами, ставшее полотном для любых фантазий охваченного экстазом художника. Превратившееся в источник вдохновения и удовольствия на ближайшие пару дней. Почему бы и не попробовать? В конце концов, решение принимать ему. Я лишь немного подтолкну его в нужном направлении.       — Ты из Таиланда?       — Нет, из Лаоса, — он закашлялся. — Вернее, мои родители приехали сюда из Лаоса. Так вы дадите мне денег?       — Как тебя зовут?       — Если вы хорошо заплатите мне, то сможете называть Лин. Вы же для этого решили позвать меня посидеть на вашем… — лаосец ухмыльнулся, — телефоне?       — Почему бы и нет, Лин? Уверен, тебе понравится. Но сперва мне нужно поймать такси.       Мне достаточно было показать трясущемуся лаосцу пакетик, чтобы даже в темноте заметить лихорадочный блеск его глаз. Он был слишком худ, но чем-то неуловимо напоминал Трана, хотя и не излучал той ауры идеальной жертвы, умоляющей о том, чтобы острое лезвие взрезало мягкую плоть, которой отличался наш вьетнамский мальчик. Но этот наркоман был готов на все за дозу, и его внешность гарантированно понравилась бы Джею, так кто я такой, чтобы отказываться? Я не мог не оказать ему гостеприимство. Пусть я жил сейчас не в собственном доме, а на съемной квартире рядом с трущобами, но я создал в моем временном убежище все условия для того, чтобы гость смог почувствовать себя максимально комфортно. Я приобрел несколько ножей, идеально наточенных и удобно ложащихся в руку; сберег скальпель, с которым так и не смог расстаться со времени побега из тюрьмы — очень удобное и незаметное орудие, и я по-прежнему прибинтовывал его к своей ноге, когда выходил на охоту. В одном из шкафчиков на кухне хранились отличнейшие кожаные ремни и кляп. И еще куча игрушек. У меня было все необходимое для нового любовника. Маленький лаосец стал моей любовью на эти несколько дней, и рядом с нами все это время незримо присутствовала тень Джея. По крайней мере, мне хотелось верить в это.       Я почти не отходил от нового мальчика трое суток. Мыл, пудрил, каждый день менял постельное белье. Моими усилиями отвратительная живая плоть превратилась в настоящее произведение искусства, белую застывшую статую, прекрасный памятник смерти. Лин покорно принимал все, что я мог ему дать, и терпеливо ждал моего возвращения, когда ненадолго приходилось уйти в магазин. Я накладывал косметику на его лицо — почему-то мне хотелось придать ему сходство с Траном. Я надеялся, что Джей оценит это. Молекулы тела Джея, частицы его плоти, его желания — я надеялся, что они так и остались в моем теле, в моих тканях, во мне. Ради этого ощущения постоянного присутствия моего единственного живого любовника — но мертвого на данный момент, кто бы сомневался, — мне пришлось даже слегка изменить собственные вкусы. Я старался быть внимательным и к его потребностям. Я знал, что ему нужно — смерть избавила Джея от мук одиночества. Он говорил, что если бы любил меня, мы оба были бы мертвы. Я любил его, и он мертв. Осталось не так уж и много для полной взаимности. Когда-нибудь я умру. Но пока я живу, мне необходимо убивать. Убийства — моя суть и моя судьба. Однажды мне повезло порадоваться ощущению живого, дышащего тела в постели рядом со мной — благодаря тому, что рядом был Джей, мое прекрасное животное, с которым мы разделили вкус общего желания и свежей крови. И это ощущение стоило того, чтобы немного изменить ритуал привычного убийства и попытаться подстроиться под его предпочтения. Я убиваю и ради него тоже.       Я мог бы продлить наше расставание с лаосцем — я знал, как остановить разложение. Но мне не хотелось. Возможно, было слишком жарко, и я устал. Он уже казался мне лишним в моей постели: пудра не скрывала темные пятна гниющей ткани, тело начало распухать, и запах больше не вызывал во мне прежнего вожделения. Я решил, что достаточно насладился им. Вчера я привычно отвез его на свалку за город, как поступал со всеми своими любовниками, оставив себе лишь кое-что от него. Совсем немного. Но я отложил это на потом. На сегодня. Я вспомнил о деликатесе и вытащил из холодильника кусок вырезки. Щедро посыпал приправами, к которым меня приучил Джей, и принялся жарить его на оливковом масле. Получится отличный сэндвич. Сегодняшним вечером я буду наслаждаться изысканным вкусом мяса, слушать голос Люка и вспоминать Джея. Этой ночью я буду спать в одиночестве.       Из радиоприемника продолжала литься музыка, раздражающая слух. Я жарил мясо и терпеливо ждал, когда закончатся эти несколько надоедливых композиций, чтобы снова услышать знакомый голос. Люк Рэнсом, писатель. Он же Лаш Рембо, ведущий нелегальной радиостанции «ВИЧ». Человек, отобравший у меня возможность убить того, кого мне удалось полюбить. Человек, чьего возлюбленного я и Джей с удовольствием изрезали на куски. Тот, с кем мы оказались связаны невидимыми нитями после той ночи, когда оба потеряли своих любимых. Люк единственный знает меня, видел меня в деле и при этом остался в живых. Хотя, судя по его голосу — выразительному, но слабому, с прорывающимися время от времени кашлем и одышкой — ему не так уж много осталось. Но он с упорством носорога продолжает обливать все, что попадает в его поле зрения, дерьмом и желчью и, похоже, находит в этой бесконечной ненависти к окружающему его миру силы жить дальше. Я не могу не уважать его. Он во многом похож на меня, но ему удается сдерживать свои инстинкты. Если бы Люк выпустил их на свободу, боюсь, я бы выглядел бледной тенью рядом с ним. Мне не нравится убивать всех подряд — только тех, кого мне хотелось бы видеть рядом. Я убиваю, потому что люблю сам этот процесс, и чаще всего тех, кто мне нравится. Для меня убийство — ритуал, позволяющий моим мальчикам оставаться со мной навсегда. Люк, если бы продолжил убивать после того, как всадил нож в Джея, не смог бы остановиться, он убивал бы всех — просто потому, что никого не хотел бы видеть живым. Он хищник, как и я — просто другой породы. Ему удается сдерживать некоторые желания и инстинкты. Он упрямо борется за каждый день своей жизни, он брызгает ядом в тех, кто осмеливается позвонить на его радиостанцию, поливая тоннами дерьма правительство, равнодушных врачей, тупых обывателей… Но он не убивает, хоть и ненавидит всех без меры. И до сих пор умудрился не умереть сам. У него удивительная сила воли. Как у меня. Думаю, он стоит моего искреннего уважения.       — Итак, первый дозвонившийся за сегодня! Вы на волне «ВИЧ» и с вами по-прежнему я, Лаш Рембо!       Ломающийся подростковый голос звучит довольно неуверенно:       — Вы говорили, что вашего друга выгнали из дома и он застрелился. Моего друга родители тоже выгнали вчера из дома, потому что решили, что он гей. Он сейчас прячется в соседском сарае, но я боюсь, и вообще… Ну, это ведь точно враки, что если гомик, то значит больной? У него нет СПИДа, ему пятнадцать лет и он вовсе не из этих… В общем, он не красится, и ведет себя как нормальный парень, ему просто было любопытно, и его подловили на том, что он листал гейский журнал. Теперь он хочет бросить школу и уехать в город, но ребята говорят, что в больших городах орудуют маньяки. Ведь это может быть опасно, уехать в другой город без денег и документов, верно? И мне жаль вашего друга, это и правда паршиво — самому взять и застрелиться…       — Спасибо за сочувствие, дружище, хотя моему другу на него уже глубоко плевать. Что же касается заданного вопроса, то не смогу тебя ничем утешить. Если родители твоего друга не вспомнят о том, что по закону они, выплюнув в мир очередного спиногрыза, должны приучить его добропорядочно уничтожать ресурсы планеты, постоянно набивая до отвала свою пищеварительную систему, загрязнять окружающую среду регулярными испражнениями и прочими продуктами жизнедеятельности, а затем пытаться оставить хотя бы часть своего ДНК, наполняя им любую из доступных ему самок, готовых к спариванию — то судьба его незавидна. Твоему другу, чтобы не сдохнуть, придется подставлять свою задницу любому желающему за несколько долларов или обед в Макдональдсе. Потом его подсадят на наркоту, и работать задницей придется еще больше и чаще. Затем, в один прекрасный день, мелкого бродягу подцепит маньяк-садист, и даже если ему в какой-то момент чудом удастся вырваться, даже если он будет убегать от убийцы по улице голым и с кровоточащей задницей, тому достаточно будет всунуть сотню долларов парочке полицейских, чтобы они вежливо и неумолимо препроводили его обратно в лапы убийцы. Кого интересует жизнь мелкого бродяги-наркомана, выкинутого из дома в пятнадцать лет? На улицах толпы таких, как он. Возможно, не все заканчивают жизнь в лапах маньяка — некоторым везет загнуться от передозировки или от СПИДа, или их просто прирежут за пару лишних долларов. Если он сможет дожить до того, чтобы благородно прекратить свою дерьмовую жизнь пулей из пистолета, то он будет в какой-то мере достоин уважения. Так что лучше уговори своего друга не выбиваться из пищевой цепочки, а вернуться к родителям и покаяться… Или сделать вид, будто раскаивается в том, что в какой-то момент подтянутые мускулистые задницы произвели на него большее впечатление, чем целлюлитные бедра одноклассниц. Пусть лучше притворится одним из вирусов, вместе с другими уничтожающих и опоганивающих все, до чего только смогут дотянуться, и продолжает дело своих предков: размножаться и уничтожать ресурсы нашей планеты, плодя себе подобных.       — Нно… Но ваш друг, он же вырос и не стал бродягой? Может, не все так плохо? — голос звонившего дрожал. Только дураку могло быть непонятно, что из дома выгнали не друга, а самого позвонившего.       — Джонни ушел из дома со своим любовником. Который поделился с ним СПИДом. И теперь один из них кормит червей, а второй — толстожопых аллигаторов. Что в словах «ползи обратно к родителям и дрочи на мужиков издалека, хорошо скрываясь», тебе непонятно? Поверь, тупого мяса в подворотнях городов и без тебя достаточно. Вали к мамочке, заставь эту самку вспомнить, что в тебе есть часть ее ДНК и ты имеешь право подвести ее под суд за неисполнение гребанных обязанностей, взятых ею на себя в тот момент, когда она исторгла тебя из своего чрева и не выбросила на помойку! Хотя, судя по всему, ты рано или поздно все равно там окажешься! Похоже, на этом мне лучше прервать попытку воспитания очередного кандидата в членососы. Напомню вам о недавнем случае заражения нескольких грудных детей в частной клинике. Как вы думаете, через двадцать лет эти ВИЧ-инфицированные дети, став взрослыми, смогут доказать простому обывателю, что не являются геями или наркоманами? Что являются жертвами чьей-то халатности? Если сейчас для всех СПИД — это прежде всего гомочума, и достаточно оказаться рядом с геем или наркоманом, чтобы заразиться, просто дыша одним воздухом с ними? Уменьшится ли через двадцать лет количество идиотов и равнодушных людей, готовых выгнать прочь из семьи, оставив подыхать на улице пятнадцатилетнего засранца, виновного лишь в том, что смотрел журналы с голыми мужиками? Люди, подобные им, виновны в распространении СПИДа гораздо больше, чем геи!       Я купался в волнах чистой, незамутненной ненависти, щедро выплескиваемой Люком в эфир. Правда, в этот раз он был достаточно мягок. Возможно, сегодня один из тех дней, когда его не мучает тошнота после принятых лекарств с кучей побочных эффектов, или его вштырил новый наркотик, или ему удалось провести утро, не выблевывая в унитаз остатки желудочного сока. Люк был достаточно известен, и мне не составило труда многое узнать о нем. При нашей единственной встрече он выглядел достаточно плохо. Иссушенная мумия, ходячий мертвец, изо всех сил пытающийся казаться живым. Недавно я довольно убедительно притворился мертвым, желая убежать из тюрьмы Пейнсвик, Люк столь же удачно притворяется живым, чтобы дать прочувствовать дыхание смерти слушателям своей радиоволны. Я еще не читал его книги, но подозреваю, что они мне должны понравиться: если он вложил в них хотя бы часть той ненависти, которая кипит в нем самом, то это должно быть достаточно живо и интересно.       Неожиданный звонок в дверь отвлек меня от мыслей о Люке. Мясо было готово, я отложил сковородку в сторону, бросил быстрый взгляд в зеркало — не осталось ли незамеченных пятен крови на одежде. Посмотрев в глазок, я узнал свою соседку и открыл дверь с очаровательной улыбкой на лице. Убивать для меня — настоящая жизненная необходимость, и для того, чтобы заманивать будущих жертв и усыплять бдительность окружающих, я развил в себе неплохой актерский талант и харизматическое обаяние. И сейчас женщина на пороге смутилась и зарделась, посмотрев на меня.       — Привет. Я ваша соседка. Меня зовут Кларисса…       — Очень приятно, Кларисса. Мое имя Артур. Чем могу быть полезен?       Женщине на вид было не больше тридцати, короткая стрижка делала ее похожей на мальчика. Открытые руки сплошь покрыты татуировками, а заметно выпирающий из-под футболки живот делал ее похожей на пузатого уродливого дистрофика с непропорционально тонкими конечностями. Как на некоторых фотографиях, на которых изображены распухшие от голода африканские дети. Беременная. Как сказал бы Люк, мироздание сильно нуждается в очередном пищеварительном тракте. И эта самка готовится осчастливить этот мир очередным будущим наркоманом. Разве может вырасти из ребенка что-то другое в этой помойке? Пока я ее разглядывал, Кларисса нерешительно заговорила, немного приподнявшись на носки и пытаясь заглянуть через мое плечо в комнату.       — Понимаете, я жду ребенка…       — Я заметил, — мой Бог, она полная дура? Или решила, что кто-то может спутать беременность с пивным животом? Или просто ей не терпится похвастаться со всеми тем, что в свое время она умудрилась заполучить внутрь сперму такого же идиота, как и сама? Я задумался, каково было бы перерезать ей горло. Я никогда не убивал женщин, но после тюрьмы и встречи с Джеем мои привычки здорово изменились. Конечно, о чувствах и любви здесь не шло бы и речи, но быстро и безболезненно располосовать тонкую кожу, любуясь великолепными рубиновыми брызгами, бьющими во все стороны, было бы в любом случае достаточно приятно. В этом не было бы той чувственности, к которой я привык, убивая юношей, но эстетически подобная картина порадовала бы меня в любом случае. Возможно, я все же начал немного любить и женщин. В конце концов, одна из них дала мне жизнь. Я представил, как в виде уродливого синюшного младенца головой разрываю мышцы, пытаясь выбраться наружу из душного тесного пространства. Как знать, может еще в тот момент мне понравилось ощущение окровавленной, разодранной плоти, подчиняющейся моему желанию?       — О да, конечно, я уверена, что это уже достаточно заметно! — она погладила живот. — Я хотела не это сказать. Просто, понимаете, в связи с беременностью я стала очень чувствительной к запахам, а вы…       Уголок ее рта нервно дернулся, и она снова нерешительно замялась. Неужели в этих трущобах еще сохранились люди, умеющие смущаться? Я поднял руку, демонстративно понюхал подмышку и с недоуменным видом уставился на нее.       — Вы хотите сказать, что я воняю? — я не удержался от невинной шутки, тупость и неуверенность Клариссы начала меня забавлять.       — О Боже, что вы, конечно, нет! Я вовсе не это хотела сказать! Просто, понимаете, из-за беременности я стала очень чувствительной к запахам в последнее время, и у меня такое ощущение, что где-то воняет дохлятиной. Возможно, где-нибудь спряталась и сдохла кошка или крыса, в такую жару запах появляется быстро и он довольно стойкий, хотя сегодня воняет меньше… Простите, не могли бы вы проверить вашу квартиру? Если вы оставляете форточку открытой, к вам вполне могла залететь птица или залезть кошка, и если вас не было дома… В смысле, простите за беспокойство, но этот запах…       Чертово чувствительное обоняние навязчивых соседей! В свое время именно из-за них я угодил в тюрьму. Придется менять квартиру.       — Что вы, Кларисса, не волнуйтесь. Я все прекрасно понимаю. Меня действительно несколько дней не было дома, и я обязательно все проверю. Спасибо, что обратили мое внимание, я как раз не могу похвастаться сейчас достаточно хорошим обонянием. Последствия простуды, понимаете?       Я люблю этот запах, запах смерти и желания, витающий в моем доме! Но понять и разделить это со мной смог только Джей…       — О, у меня остались средства от простуды, я могла бы с вами поделиться! Я понимаю, что…       — Не беспокойтесь, Кларисса. Эти средства вам сейчас нужнее, — я многозначительно посмотрел на ее живот. — Позвольте мне немедленно заняться уборкой и убрать источник неприятного запаха.       — О да, спасибо. Но если вам нужна будет помощь…       — Я обязательно обращусь к вам, Кларисса. Если это, конечно, не повредит малышу. Спасибо большое. Увидимся.       Я закрыл дверь. Судя по навязчивости моей соседки, отец ребенка или неизвестен ей самой, или вовремя исчез с горизонта. Чертовы идиоты, размножающиеся с быстротой вирусов в организме. Пожалуй, я еще не самое большое зло.       Я взял только что сделанный сэндвич из успевшего остыть мяса и откусил большой кусок. Я тоже вирус, но обладающий иными функциями. Я не способствую размножению других вирусов-паразитов. Я пожираю себе подобных. Благодаря мне несколько десятков других вредоносных вирусов, подчиняющихся определенным законам морали, которые никаким боком не относятся ко мне, не успели сожрать слишком много и выделить достаточно токсинов, приближающих конец нашей планеты.       Передача Люка закончилась. Следующая будет через неделю в это же время. Мне нужно заняться поисками нового мальчика. И жилья.       С поиском квартиры не оказалось никаких сложностей: я нашел пригодное помещение в том же квартале, но в этот раз более внимательно присмотрелся к соседям. В квартире напротив жил странный престарелый тип, одевающийся как хиппи и не расстающийся с бутылкой. Из его рта исходил запах лука и гнили. Я подумал, не будет ли выглядеть подозрительным, если когда-нибудь я спрошу его, пьет ли он только виски одной и той же марки, или наполняет непонятным пойлом всегда одну и ту же бутылку. В квартире этажом ниже жила парочка наркоманов, настолько похожих, что я решил, что они братья. Оба рыжие, с непропорционально длинными конечностями. Мне показалось, что они больше любовники, чем братья, но кто сказал, что одно мешает другому? Остальные квартиры были нежилыми, дожидаясь ремонта, и это меня очень даже устраивало. Малолетние бродяжки, время от времени пробирающиеся туда тайком на ночевку, меня не заинтересовали.       Я уже изучил несколько отстойных баров поблизости, где достаточно легко можно было найти то, в чем я нуждался. Но пока я приходил только попить пива и присмотреться. Я заметил несколько подходящих мальчиков, обративших на меня внимание. Я охотно угощал их пивом, но не торопился. Последняя жертва было слишком худой и истощенной. В этот раз мне хотелось блондина, покрупнее и посильнее. Уверен, Джей тоже не был бы против небольшого разнообразия.       Удача улыбнулась мне в пятницу. Я, как обычно, заказал свое пиво, уютно усевшись за стойкой таким образом, чтобы не сильно бросаться в глаза и при этом видеть всех посетителей. Рядом расположилась шумная компания мускулистых, спортивного вида парней. Они возбужденно обсуждали какой-то матч, громко спорили и методично накачивались спиртным. Я обратил внимание на одного из них — как мне и хотелось, крепкий блондин, с глазами чуть навыкате и тонкими губами. Он был заметно пьян, но я не сомневался, что вряд ли смогу с ним справиться без помощи наркотика. Его мускулы выглядели очень рельефно под соблазнительно облегающей футболкой с темными пятнами от пота в подмышках и на спине. Я представил, что это пятна крови — и решил, что футболка, да и вообще любая одежда на нем, лишняя. Я подумал, что стоит позже потрудиться над ним чуть усерднее, чем обычно — такое тело стоило того, чтобы любоваться им как можно дольше. Дело оставалось за малым: уговорить его воспользоваться моим гостеприимством.       Я терпеливо ждал удобного момента, наметив сегодняшнюю жертву. Часам к трем компания начала постепенно расходиться, я расплатился за свое пиво и вышел из бара, устроившись на невысоком заборчике рядом с парковкой. Когда нужный мне парень, пошатываясь, направился к машинам, я тихо окликнул его.       — Эй, мистер, я бы не советовал вам садиться за руль в таком состоянии.       Парень остановился, пытаясь меня рассмотреть.       — Мы, э-э-э… Мы разве знакомы?       Он не отказывался от диалога. Хорошее начало.       — Нет. Но могли бы познакомиться и помочь друг другу.       — И как вы собираетесь мне помогать? Вы из этих… Из ордена святых трезвенников? Собираете всяких там пьянчуг по подворотням? Так я не…       — Мне не хватает денег на такси. А вам не стоит садиться за руль в нетрезвом состоянии. Почему бы нам не взять одно такси на двоих?       Моя уловка трещала по швам, и у трезвого человека гарантированно не вызвала бы доверия. Но я рассчитывал на свое умение очаровывать людей и крайнюю степень опьянения понравившегося мне юноши.       Он окинул меня оценивающим взглядом. Я знаю, что красив, и моя фигура до сих пор оставалась довольно худой после побега из тюрьмы. По сравнению с его комплекцией я выглядел достаточно безобидно. Заметив огонек похоти в его взгляде, я понял, что не ошибся в своем выборе.       — Мы могли бы сэкономить еще больше, если бы вдвоем поехали сразу к кому-нибудь из нас, не так ли, мистер? К вам или ко мне? Как вам такое решение, а? Кстати, меня зовут Джонни.       — Мне нравится твой план, Джонни. Поехали тогда ко мне. У меня есть отличный виски. Мое имя Эндрю.       Почему я назвал ему свое настоящее имя? Мне показалось, что этот простодушный здоровяк заслуживал некоторой откровенности. Я представил, как бы он отреагировал, если бы узнал, что я собираюсь с ним сделать. Я попытался совладать с эрекцией. Еще не время. Вряд ли ему понравились бы мои планы на его роскошное мускулистое тело. Лучше остановиться на имени.       Мы шумно завалились ко мне, начав целоваться еще в лифте. Он пытался доминировать, и на короткое время я счел приемлемым поддаться ему. Пока. Чтобы усыпить бдительность.       Когда я наконец взял на себя управление процессом, юноша меня не разочаровал. Он упорно не хотел умирать, растягивая свою агонию невероятно долго, и сопротивлялся неизбежному с такой силой, что сломал кухонный стол и две табуретки. Надеюсь, соседи были в достаточной мере заняты своими делами, чтобы не обращать внимания на небольшой шум в моей квартире. Во всяком случае, никто не помешал мне заниматься Джонни. Пока он отчаянно боролся за жизнь, у него расслабился сфинктер, но он был слишком тяжел для меня, и я не рискнул тащить настолько тяжелого человека в ванну. Я потратил довольно много времени, превращая его мощное тело в настоящее совершенство, от которого невозможно было отвести глаз. Он выглядел как мраморная статуя, изображающая Геракла — Джонни был полной противоположностью изящному Лину. Но я любил их обоих, каждого по-своему. Не так, как любил Джея, конечно, но свое место в моем сердце они смогли занять. И я, пожалуй, постараюсь оставить от Джонни побольше. Чтобы не расставаться с ним как можно дольше. Мне было удивительно хорошо.       Может ли присутствие в квартире неподвижного прекрасного юноши ослабить осторожность скрывающегося убийцы до такой степени, что он просто-напросто забудет запереть дверь? Я всегда был предельно осторожен. Когда я увидел в своем доме непрошеного гостя, я поначалу оказался не в силах поверить, что подобное произошло со мной. Конечно, все было не настолько плохо, как можно было ожидать — мне просто опять помешали соседи.       В этот раз досадной помехой, страдающей излишним любопытством и попытавшейся осложнить мне жизнь, оказался один из братьев-любовников с первого этажа, на которых я почти не обращал внимания: они выглядели полностью зацикленными друг на друге. Оказалось, недостаточно для их безопасности.       Прошлой ночью я слишком устал, занимаясь Джонни. Но мне хотелось, не откладывая, увидеть в своей постели это совершенство — неподвижное, идеально вылепленное тело, подобное греческому богу. Это тело было невероятно сильным при жизни, но все же недостаточно для того, чтобы не подчиниться такому матерому хищнику, как я. Чувство собственного превосходства ласкало мое эго и поднимало настроение. Провозившись с новым любовником почти всю ночь, я оставил уборку дома на потом, решив заскочить сначала в магазин. Вернувшись, я полюбовался на кровавую дорожку, ведущую из кухни в спальню, и улыбнулся, вспоминая вчерашнее веселье. Несмотря на усталость и бессонную ночь, я чувствовал невероятный подъем после того, как отлично провел время с Джонни. Сегодня вечером должен выйти в эфир Люк, у меня была новая любовь и вкуснейший изысканный ужин. Я был счастлив, как никогда. В полной эйфории я направился на кухню, думая о том, что и Джей должен быть доволен вместе со мной. Погрузившись в мысли о нем и Джонни, я забыл запереть за собой входную дверь.       Тихий возглас за моей спиной привел меня в чувство. Я резко обернулся и увидел одного из моих соседей снизу, угловатого рыжего парня. У него был непропорционально большой рот, ярким пятном выделяющийся на слишком бледной коже, и сейчас он ловил им воздух, словно выброшенная на берег рыба. Я понял, что через две секунды он закричит и, не медля, бросился к нему, на ходу выхватывая спрятанный в кармане пиджака скальпель… В следующую секунду я удовлетворенно наблюдал, как красные брызги украшают стены прихожей, восхитительным узором ложась на ободранные серые стены. Это убийство не доставило мне особого удовольствия, парень был не в моем вкусе, но другого выхода не было: мальчишка вошел сюда непрошеным гостем. Но мне пришлось оказать ему гостеприимство, и я сделал это, как умел.       Мальчишка, имени которого я так и не узнал, изрядно подпортил мне хорошо организованный вечер. Я был зол, и в отместку так и оставил его лежать в прихожей в расползающейся луже крови. Мне нужно было проверить, не в курсе ли его брат, куда этот засранец решил сунуть свой любопытный нос. Я открыл дверь и столкнулся с ним на пороге, лицом к лицу.       Он толкнул меня, и я еле удержался на ногах. Картина, которая открылась третьему гостю, поначалу ввела его в ступор, что позволило мне воспользоваться моментом и вытащить мое верное оружие — скальпель. Но парень тоже оказался достаточно проворным — быстро придя в себя, он бросился на меня с криком, тоже успев выхватить нож. Счет шел на секунды, он был выше и тяжелее меня, но я гибче и опытнее. Недолгая борьба завершилась моей победой, все же доставшейся дорогой ценой: у меня кровоточил бок и бессильно обвисла правая рука. Я заподозрил, что рыжий умудрился резануть мне сухожилие. От хорошего настроения не осталось и следа. В этот момент я понимал Люка и его ненависть ко всему миру. Мне опять придется менять жилье, в этот раз даже не успев насладиться желанным юношей, которого я привел к себе вчера. Избавляться от всех троих было выше моих сил — я ранен и устал. Проще оставить все, как есть, и переехать в другой город. Черт, соседи превратились для меня в настоящее проклятие. Меня опять ждала неизвестность. Собираться придется сейчас же, как только подлечу раны.       Я окинул взглядом квартиру. Не верилось, что человеческое тело вмещает в себе столько крови. В спальне меня терпеливо ожидал Джонни. Я почувствовал глубочайшее разочарование — нужно было немедленно уходить, несмотря на неудовлетворенное желание. Я тяжело вздохнул. Что ж, по крайней мере, со мной всегда останется Джей. Жаль, сегодня мне не удастся услышать голос Люка…       Сорен с беспокойством смотрел на Люка, устало откинувшегося к стене. Сегодня он выглядел не то чтобы хорошо — но немного лучше, чем обычно. Возможно, случится чудо и болезнь отступит хотя бы на время?       Сорен легко прикоснулся к щеке Люка. Тот открыл глаза и криво улыбнулся.       — Устал? — спросил Сорен.       — Как обычно, — Люк пожал плечами. — Просто задумался. Ублюдок Комптон продолжает резать парней, оставляя после себя кровавые реки, а полиция даже не чешется. Кончится тем, что когда-нибудь он позвонит мне напрямую, и я сорвусь и убью его сам. Почему мне не хватило тогда сил сделать это?       — Потому что у каждого свой путь и своя судьба. Но я надеюсь, его все же поймает полиция, а не ты. Рано или поздно он сделает ошибку и попадется.       — Я тоже на это надеюсь. Чертов больной ублюдок!       Люк встал, потянулся, и они вместе принялись собирать аппаратуру. Дома его ждал новый недописанный роман.