Барьер.

Когда Сейджуро хотелось, не отвлекаясь на внешние раздражители, почитать какую-либо книгу или в тишине и спокойствии повторить пройденный материал перед важным тестом, или составить новый план тренировок, или, в конце концов, просто побыть одному, — он шёл в восточное крыло школы и спускался на самый первый этаж, где сворачивал прямо под лестницу. Возле неё, к удивлению и, естественно, счастью парня, редко кто бывал, и в основном это место пустовало. По прошествии какого-то времени, когда заметил, что после его визитов в восточное крыло школы на первом этаже под лестницу никто так и не начал соваться, Акаши без зазрения совести, со спокойной душой окрестил этот тихий, даже чем-то уютный уголок своим и готов был теперь, если кто нагло позарится, отвоёвывать его потом и кровью. Впрочем, никто так и не зарился, а Акаши только и делал, что выдыхал с облегчением. Вот и сейчас, во время большой перемены, предназначенной для обеда, Сейджуро пошёл в своё излюбленное место. В классе стоял шум и гам, равно как и во всей школе, и за её пределами — во дворе, но отчего-то именно на этом крохотном участке всей территории всегда царили тишина и порядок. Порой Сейджуро казалось это странным, и в голову волей-неволей приходили бредоватого оттенка мысли о том, что тут замешана какая-то магия, а место под лестницей было окутано невидимым барьером со звукоизоляцией. Однако подобного рода теории покидали голову парня так же быстро, как и оказывались в ней. Нет, Акаши, несомненно, симпатизировали эти теории, было забавно размышлять о таком, и ему нравилось думать о том, какой он особенный, раз без каких-либо усилий может попасть в это тайное место, но это были действительно просто теории, которые всего-навсего поднимали ему настроение. Акаши хмыкнул. Он прав, такого не бывает. Да и не нужно ему никаких звукоизоляционных барьеров, хватает и того, что сюда попросту никто не ходит. На этих мыслях Сейджуро преодолевает последние ступеньки, огибает лестницу, держась за перила, и… замирает. Затаивает дыхание и во все глаза таращится на незваного гостя. Верно, нет здесь никакого невидимого барьера со звукоизоляцией. Не могло быть. И Сейджуро даже самую малость грустно от мысли об этом. Впрочем, недолгий ступор проходит довольно быстро, забирая с собой спонтанную грусть и оставляя вместо неё смирение. Акаши остаётся удивлён лишь тем, кто оказался его гостем. По правде говоря, он ожидал увидеть в своём убежище ото всех и вся кого угодно, только не… не человека из своей баскетбольной команды. Мурасакибара Ацуши, сидя на длинном, но не широком бетонном выступе и облокотившись спиной о стену, спал, изредка тихо посапывая. Рядом с ним не было ни бенто, ни каких-либо других вещей, и Сейджуро сделал вывод, что его сокомандник попросту прогулял прошлый (а то и не один) урок. Он не стал его будить, но и уходить тоже не стал. Сейджуро прошёл вглубь и молча сел на точно такой же выступ напротив, после спокойно приступив к взятому с собой обеду. По мере поглощения еды он и помнить забыл о том, что находится в этом месте отнюдь не один, и заметно напрягся, так и не донеся пищу до рта, когда краем глаза заметил копошение неподалёку. А ещё через мгновение услышал сонное: — Ака-чин?.. Акаши расслабленно выдохнул, переводя дух, и спросил: — Проснулся? — и тут же отправил порцию еды в рот. Мурасакибара кивнул, потирая глаза, и голодным взглядом уставился не то на самого Сейджуро, не то на его обед. Сам Сейджуро сделал вид, что совершенно не замечает пристального, буквально сверлящего взгляда в свою сторону. Однако примерно минут через пять, когда взгляд Ацуши стал откровенно напрягать, а взбунтовавшаяся совесть, до этого игнорируемая, нещадно грызть, юноша шумно выдохнул и поднял глаза на почти пускающего слюни Мурасакибару. — Будешь? — не думая долго, Акаши протянул ему контейнер с едой. Ацуши открыл было рот, видимо, чтобы согласиться, но уже в следующую секунду отрицательно покачал головой. Акаши снова не сдержал вздоха, а потом уверенно сказал: — Я больше не хочу. А ты на тренировке свалишься, если не поешь. Мурасакибара ничего не ответил, но и предложенный ему обед не взял. Живот его предательски заурчал, а где-то со стороны послышался тихий смешок, заставивший Мурасакибару не то смущённо, не то стыдливо потупить взгляд. Сейджуро встал и пересел на другой выступ, оказавшись рядом с Ацуши. — Ешь, — повторяет Сейджуро и почти насильно пихает бенто в руки сокомандника. — Это не просьба — приказ капитана. Мурасакибара всё так же молча кивает и в итоге берёт чужое о-бенто вместе с палочками, после чего начинает есть, с каждой отправленной в рот порцией всё активнее и с явно нарастающим всё больше аппетитом. Акаши наблюдает за ним искоса и еле заметно улыбается, довольно хмыкая. Ацуши доедает остатки обеда и глубоко вдыхает, переводя дух, а после переводит взгляд на Акаши и произносит негромкое: — Спасибо. — Не за что, — странным мягким тоном говорят ему в ответ, лениво пожимая плечами. Ацуши замолкает и скользит глазами по капитану: ноги немного расставлены в стороны, локти умещены на коленях, а подбородок покоится на сцепленных в замок пальцах; спина у Акаши, несмотря на позу, прямая, и Мурасакибаре отчего-то ужасно хочется на неё навалиться, головой лишь или всем телом — не важно, но он только бесшумно сглатывает и переводит взгляд на его лицо — совершенно спокойное, кажется, даже умиротворённое; чёлка почти полностью закрывает глаза (и вызывает у Ацуши нестерпимое желание поскорее убрать её, заправить за чужое ухо), но он видит, что те плотно закрыты, а длинные ресницы самую малость подрагивают. Мурасакибара опускается взглядом ниже и замечает не то улыбку, не то ухмылку, но не злорадную (какую частенько можно заметить у Сейджуро на тренировках) или снисходительную, его дежурную, а мягкую, тёплую, будто Сейджуро чему-то несказанно рад. Искреннюю. Ацуши не выдерживает и с глухим, невнятным мычанием утыкается лбом в чужую лопатку. — Что с тобой? — тут же слышит он, но в ответ лишь слабо качает головой, не отвечая. Впрочем, ответа Акаши и не требует — вообще ничего больше не говорит и оттолкнуть тоже не пытается, даже когда Мурасакибара слишком звучно тянет носом воздух. Ацуши молчит, не двигается ни на миллиметр и дыхание почти затаивает от головокружительного запаха капитана, и чувствует, как подрагивают собственные пальцы, нервно сжимающие несчастную коробочку из-под обеда, и горят щёки. Ацуши зажмуривается и думает, что встань он сейчас на ноги — тут же упадёт от разливающихся по телу слабости и, кажется, (не)большого возбуждения. Но он упорно молчит, не двигается, желая продлить момент, посидеть так ещё чуть-чуть, и надеется, что Сейджуро не вспомнит внезапно о каких-то важных делах, которые обязательно надо сделать перед следующим уроком, и не уйдёт отсюда уже вот-вот. А Сейджуро вовсе и не спешит куда-то уходить и ни о каких делах внезапно не вспоминает. Сейджуро так и остаётся сидеть, еле заметно улыбаясь и с прикрытыми глазами, спиной ощущая тяжесть Мурасакибары, вплоть до самого звонка и даже немного дольше.