Due angeli

- Хрена с два я там появлюсь! – Отто сжимает челюсти так, что проступают желваки. Прием, устроенный в честь перемирия с Талигом, вызвал массу протестов и кривотолков среди военных, но явиться на него должны были все без исключения – таково было распоряжение кесаря. - Да куда ты денешься? – Доннер мрачно рассматривает общее для всех офицеров адмиралтейства приглашение. – Куда мы все денемся? Ледяной и так держится на честном слове Фельсенбурга. Не хватало еще давать прихлебателям Фридриха повод чесать языки на тему отсутствия дисциплины и подорванного авторитета. Отто скалит зубы и отхлебывает прямо из горла. - Да плевал я на всю эту интриганскую хрень! Сам-то ты сможешь любезничать с этими красножопыми ублюдками? У тебя в этом шторме погибла половина людей! - Ой да заткнись ты! Про моих людей он думает, - Доннер с грохотом ставит на стол кружку. – Все мы прекрасно знаем причину, по которой ты не хочешь идти на этот прием. Отто взвивается на ноги, сжимая кулаки. - Да ты я смотрю совсем… - Сядь ты, буйный, - устало вздыхает Доннер. – Думаешь, я не понимаю? Да я сам бы с удовольствием Альмейду выпотрошил на его собственном райосе. Но если не хочешь снова оказаться с Вернером в адмиралах, лучше на один вечер запихай свою гордость в задницу и притащи эту задницу на прием. Отто выдает смачную тираду из ругательств и, запив ее щедрой порцией крепкого пойла, садится. Как бы ему не хотелось послать всю эту затею к закатным кошкам, он слишком хорошо понимает, что Доннер прав. Время и так непростое, чтобы добавлять к нему подобные проблемы. Прием отвратителен. Отто достаточно даже той четверти часа, которую он провел поодаль, наблюдая за всем этим лицемерным балаганом. Ему хочется блевать от одних взглядов, которые бросают на него местные дамы, но еще больше ему хочется сбежать отсюда и хорошенько отмыться. Стрелки щелкают, отмеряя время, а гости не торопятся появляться, и Отто даже тешит себя надеждой, что Создатель услышал его пьяные молитвы и встреча, которой он так хотел избежать, не состоится вовсе. Он мысленно считает секунды оставшейся четверти часа, который кесарь отмерил, как обязательный, и чем меньше остается времени, тем большее ликование его охватывает. Но все надежды и чаянья оказываются тщетны, потому что именно в тот момент, когда он пытается тайком улизнуть из зала, в него входит вся долбанная процессия. Отто мрачно провожает ее взглядом – один лишь Леворукий знает, каких моральных сил ему стоит при этом молчать, - и выходит. Впрочем, стоит сделать пару шагов, как он слышит прямо за спиной знакомый, насмешливый голос. - Кого я вижу! Неужто это шаутбенахт Бюнц? О, нет, простите мою забывчивость, вы же теперь, кажется, капитан? Резкий, хлесткий удар в челюсть прекрасно заменяет все то, что он хотел бы сказать этому выродку. Отто потирает саднящие костяшки, с нескрываемым удовольствием глядя на то, как Хулио медленно, словно нехотя вытирает кровь с разбитой губы. - Доволен? - он вскидывает бровь и усмехается уголком губ. Отто стискивает зубы и впечатывает его в стену, накрывая рот грубым, злым поцелуем. Ему стоит немалых усилий сдернуть ленту с этих – кошки бы их побрали, настолько они длинные – волос, и сжать их в горсти, нещадно дергая. Хулио смеется, а после шипит, когда Отто кусает его за разбитую губу, и отвечает не менее порывисто. - Вот теперь доволен. - Я тоже скучал. - Ненавижу тебя, - хрипло выдыхает Отто, откидываясь на подушки. Фразе не достает искренности, но он винит в этом сбившееся дыхание, а никак не недостаток чувства. - Нисколько в этом не сомневаюсь, - Хулио кривится, вытирая живот первой попавшейся под руку тряпкой. Судя по рукавам, его рубашкой, но сейчас Отто на это плевать – есть куда более серьезные поводы для негодования. Тот факт, что он вновь оказался в одной постели с тем, кому желал скорой и мучительной смерти, один из них. - Но заметь, не я первым засунул язык тебе в глотку, - после короткой паузы с издевкой добавляет Хулио. - Я всего лишь пытался заткнуть твой поганый рот! - И, как всегда, потерпел поражение, - Хулио усмехается. – Впрочем, тебе это не впервой… Отто скалится, дергая Хулио за волосы к себе и сжимая пальцами его горло. - Следи за языком! - Иначе что? – в темных глазах загораются нотки превкушения. - Иначе в следующий раз я его откушу, - рычит Отто у самого его лица. Хулио подается вперед, впиваясь в его губы жестким поцелуем, заставляя невольно ослабить хватку. - Угрозы, угрозы, - шепчет он сиплым голосом и перехватывает руки Отто, до боли сжимая запястья. - О, если бы ты выполнял хотя бы половину… Отто дергается в попытке освободиться, но теряет равновесие и оказывается прижат к кровати. - Да пошел ты… - Думал, ты уже никогда не попросишь! Они сходят с ума все две недели, что длится этот кошачий дипломатический визит. Отто клянет его всеми известными ругательствами и каждый раз зарекается прекратить это безумие, но стоит Хулио открыть рот, как все повторяется. Отто ненавидит каждый момент слабости, в который поддается на очередную провокацию, каждый жесткий поцелуй, каждый сорвавшийся с губ стон, но не может остановиться. Словно стоит ему замереть на мгновение и подумать, и все та ярость и боль, которые он взращивал в себе с момента возвращения, окажутся ложью. Он закрывает глаза, не желая смотреть, не желая замечать очевидное, как будто, если притвориться, что его нет, оно действительно исчезнет. В день перед отплытием фрошеров, он чувствует себя особенно паршиво, словно кто-то в равных долях смешал в нем азарт, облегчение и горечь. Он ждет этой последней встречи, как казни и освобождения одновременно. Поэтому, когда Доннер сообщает ему о том, что корабль покинул порт утром, Отто впервые в жизни не знает, что сказать. Он думает, что должен чувствовать облегчение, но отчего-то ощущает лишь выжигающую дотла злость и желание размозжить этому фрошерскому ублюдку череп. - Леворукий и все его кошки! – Отто вливает в себя очередную кружку и со всей силы ударет ей об стол. – Неужели нельзя хоть раз в жизни поступить как мужик? - И что конкретно тебя не устраивает? – Доннер сидит, откинувшись на спинку, и лениво покачивает ногой в такт какой-то пошлой кабацкой мелодии. – Что он не попрощался или что оставил последнее слово за собой? Они сидят здесь уже не меньше пары часов, но только сейчас Отто дошел до той степени опьянения, когда может упомянуть персону Хулио в разговоре. - Что я не поимел его напоследок, - он мрачно хмыкает. Доннер одобрительно смеется, делая глоток, и от этого Отто чувствует себя последней мразью. Он поднимается на ноги и бросает на стол пару монет. - Пойду набью кому-нибудь морду. Глядишь, полегчает. - Сомневаюсь, - фыркает в след Доннер. К дому Отто подходит уже изрядно протрезвевшим – длительная прогулка по холодному воздуху проясняет мозги лучше любого другого средства. Он останавливается у крыльца, садится на мокрую ступеньку и прижимается лбом к перилам. - Как же ты жалок, Бюнц, - знакомый голос заставляет его вскинуть глаза. Хулио кутается в плащ и смотрит на него с презрительной усмешкой. Отто хмурится, всматриваясь в смуглое лицо и размышляя о том, достаточно ли он выпил для подобных видений. - Какого хрена ты не на полпути домой? - О, так легко ты от меня не избавишься! Не теперь, когда наши страны заключили перемирие… - он фырчит и поднимается по крыльцу к двери. – Хватит размазывать сопли – открывай, я промерз до костей! Как вы вообще живете в этой промозглой стране?.. Отто смеется, поднимаясь на ноги. - Не вздумай чесать свой грязный язык о мою родину! – он взбегает по ступенькам. - Да сдалась она мне, открывай давай! – Хулио поводит плечами. – А про язык я тебе еще припомню… когда согреюсь.