Feel me

      Видения прошлого и будущего всегда сливаются воедино, образуя крайне запутанную картину. И порой не дано до конца понять, нужно ли знать, что скрыто в этом туманном мареве разнообразных картинок, мелькающих перед глазами и путающих всё больше и больше, или лучше оставаться в неведении. Ведь видела лицо её задолго до роковой встречи. Видела и не понимала, кому оно принадлежит и что за роль этот человек сыграет в её и без того непростой судьбе.       Знала лишь, что ощущала каждый раз внутреннее тепло, вперемешку с диким холодом, что словно клубок соединились воедино, вынуждая каждый раз с непониманием взирать на очередную, выпавшую из предсказуемой сцепки событий, потёртую карту. Ванесса могла лишь проводить узловатыми и чересчур худыми пальцами по периодически появляющемуся изображению, зная, что оно соответствует незнакомому лицу из незнакомого ей мира. Кто ж знал, что она попадёт в этот самый мир, ведь видела лишь смерть в своей судьбе от его рук. И тот совсем неидеальный мир она не хотела покидать, пусть и понимала, что поступает правильно, но всё равно отчаянно в глубине души хотела прожить ещё хоть долю секунды.       Раздавшийся стук офисных туфель сразу же выдал месторасположение их хозяйки. Он был слышен ещё в коридоре, отзываясь хлесткими ударами о поверхность пола, а за ним последовал шум вставляемого в замочную скважину ключа. И всего через пару секунд дверь из тёмного дерева с едва заметным скрипом распахнулась, а внутрь вошла Реджина, скользнув внимательным взглядом по комнате, погружённой в привычный и спокойный полумрак.       Её четко очерченные губы, накрашенные алой помадой, изогнулись в небрежной ухмылке, и она подошла чуть ближе, скользнув пальцами по деревянной поверхности стола, прежде чем обратить всё своё внимание на склонившуюся над картами Таро женщину, совсем не вписывающуюся в эту современную обстановку. В ней всё казалось слишком чуждым для Сторибрука. Она являлась изъяном в идеально сказочном мирке, пропитанном тёмной магией, которую странная гостья ощущала кончиками своих пальцев, дрожа от густоты этой тьмы.       — Снова гадаешь? — вопросительно изогнув бровь, привычно усмехнулась Реджина, с напускной иронией относясь к тем силам, которыми обладала её знакомая… не более, лишь знакомая, всё же являющаяся её порочным секретом.       — Ты ведь знаешь, что это — вовсе не игра, — спокойно и будто бы, до сих пор не замечая её присутствия, произнесла она, проведя трепетно пальцами по картам, выложенным изящной дугой вдоль старомодного стола, где местами потрескался тёмный лак.       И по правде сказать, всё это равнодушие Реджины и её демонстрация превосходства были напускными чувствами, ведь за ними так хорошо скрывалось ощущение липкого страха, который овладевал её сознанием. Странная и чуждая Ванесса лишь взглядом ясных голубых глаз могла заставить её содрогнуться. Лишь одним пронзительным и до дрожи проникновенным словом она могла выбить всю почву из-под её ног. Ведь Ванесса будто бы видела её насквозь с привычной и якобы равнодушной, но по истине холодной и статной улыбкой, раз за разом встречая вспышку ослепляющей ярости. Была словно непробиваемой глыбой льда, способной с лёгкостью переносить огненную ярость Злой Королевы.       — И что же ты там видишь? — опершись на краешек стола, поинтересовалась небрежно Реджина, совсем не желая отвлекать собеседницу от столь чарующего — поистине завораживающего взор — воодушевления, с которым она вглядывалась в изображения, будто бы пребывая далеко-далеко отсюда, пытаясь отчаянно упорхнуть в свой прежний мир.       — Грядут перемены, Реджина, — наконец взглянув на неё исподлобья, прошептала хрипло Ванесса, склонив голову чуть набок и слегка поджав тонкие-тонкие губы, — И чем больше ты будешь стараться помешать этим переменам, тем сильнее эти перемены будут наступать, играя против тебя.       — Снова загадки, — горько усмехнулась Реджина, отведя взгляд от холодных голубых глаз и стараясь не обращать на трогательное участие, сквозящее в её взгляде. — И что же они значат?       — Спасительница, — осторожно произнесла в ответ мисс Айвз, вновь лёгким и быстрым движением соединив все карты в одну потёртую колоду, которую она трепетно уложила ровно на середину стола, — Её ведь так зовут?       Напряжение, появившееся в Реджине, было не заметить крайне трудно. Оно ощущалось на расстоянии, заполняя собою пространство. Пусть лица её и не было видно, но казалось, что даже воздух пропитался плотным облаком страха и ощущением обреченности. Потому что лишь спасительница могла лишить её этого желанного счастливого конца, и её появление стало лишь вопросом времени. Давно уже пора было принять эту печальную неизбежность.       — Пытаешься запугать? — взглянув на неё через плечо, хмыкнула вдруг Реджина, вновь встав на ноги и оттянув небрежно чуть вниз ткань классического бордового платья, плотно облегающего её точеную фигуру.       — Я и не пыталась, — Ванесса тоже поднялась, ступая медленно и бесшумно по паркету и слыша едва заметный скрип, отзывающийся набатом в ушах, — Ведь погубить себя можешь лишь ты сама. Собственноручно уничтожаешь порой счастье, не видя его.       — Не нужно меня анализировать! — воскликнула наконец Миллс, обернувшись к собеседнице лицом, смотря на неё нахмуренно, поистине злобно, и храня глубоко в себе затаённую боль, разрывающую на части, — Ты ничего не понимаешь. Ты не знаешь, каково это… потерять всё. Ты не знаешь, что такое боль.       — Увы, знаю, — немного помедлив, на удивление спокойно и пугающе хладнокровно, ответила Ванесса, шагнув ещё чуть ближе.       Она казалась совсем неуместной в этом мире. Совсем чужой в своём викторианском платье и со спокойным, размеренным, даже величественным, тембром приятного голоса. Стоило ей лишь приблизиться, лишь взглянуть внимательно в глаза человеку… и всё, ты попадал под это ледяное очарование, под этот проникновенный взгляд, и вырваться из этого плена становилось уже нереально.       — Ты злишься, Реджина, — приблизившись ещё ближе, привычным жестом она коснулась ладонью её волос, заправляя густую и темную прядь ей за ухо, рассматривая внимательно черты её лица, скользя вновь и вновь взглядом по чуть изогнутому шраму у самых губ.       Совершенное создание с маленьким изъяном, делающим её ещё более уникальной и невообразимой. Такой, какой она и должна быть — без прикрас, восхитительная в своей борьбе тьмы и света.       — С чего ты взяла? — усмехнувшись, поинтересовалась она, невольно подаваясь навстречу и, кажется, теряя терпение, ведь Ванесса будто бы играла, не давая себя коснуться, при этом толком и не притрагиваясь к ней в ответ.       — Ты не в силах меня контролировать. Я не марионетка под тёмным заклятием, и тебя это бесит, — скользнув пальцами по её скуле, она очертила контур манящих губ, чуть смазывая помаду в самом уголке, но совсем не торопилась переходить к желанному действию.       Оставляла всегда право сделать первый шаг ей. В этих странных и запутанных, чрезвычайно секретных, отношениях, Реджина являлась тем самым огнём, распаляющим страсть. А она напоминала скорее глыбу льда, стремясь привыкнуть к новому миру и невозможности вернуться в привычную жизнь. Туда, где её ждал непростой и абсолютно кровавый, но такой родной, мир.       Реджина попросту не смогла найти подходящих слов. Ведь та оказалась права. Собственно, как и всегда. Ванесса всегда права. Подавшись навстречу, она наконец коснулась её губ поцелуем, прикрывая глаза и позволяя себе просто чувствовать в этот миг, отодвинув заботы все на второй план. Её любовь осталась там, в конюшне с вырванным сердцем. Её судьба осталась в таверне, куда она так и не вошла, а её счастливый мир — далеко позади, ведь радости от буквально застывшего городка особо и не осталось. Разве что Генри, а теперь и Ванесса, которую ей не дано контролировать, в душу которой ей попросту не заглянуть.       Так что, оставалось лишь чувствовать, равно как и Ванессе. Страх снова оказаться где-то далеко, вновь лишившись привычного, преследовал, кажется, каждый день. Не было уже возможности вернуться назад, к Итану, но в то же время не обрела ещё возможность шагнуть вперёд. Осталось лишь это странное состояние постоянного знака вопроса. Была у неё лишь Реджина, что словно якорь вынуждала пребывать здесь. Ведь только она помогала стоять относительно твёрдо на ногах, заставляя верить, что завтра, открыв глаза, привычная комната не исчезнет, а жизнь станет ещё на крупицу размереннее. И, быть может, именно это и толкало их друг к другу, заставляя с отчаянием отвечать на поцелуй, хранящий в себе горечь того, что им довелось пережить. Они обе хотели лишь относительного спокойствия. Обе не желали себе такой судьбы, но обе оказались достаточно сильны для того, чтобы её вынести. И обе верили — пусть и глубоко в душе, бережно храня этот секрет от других — что для них есть счастливый конец.