ЗАВТРА

      Тяжёлый, скрежущий звук закрывающихся тюремных ворот навсегда оставил позади прошлое. Он посмотрел на яркое ослепляющее солнце, зажмурился и стоял так какое-то время, греясь в его лучах. Вечный озноб сырых стен, наконец, прошел и Игорь, вытащив руки из карманов и расправив плечи, решился посмотреть по сторонам.       Никого. Она не пришла. Недавняя восторженная уверенность тотчас же сгорела в ослепляющем солнце. Бросил сумку рядом с торчащими пыльными кустами у стены и сел на неё. Вертел в руках обломленную ветку и не представлял, что делать дальше.       У его ног легли тень и звук. Жёлтое пятно такси загородило весь обзор — бесконечный поток урчащих машин, серый дом напротив.  — Здравствуй… — она стоит у раскрытой двери машины, смотрит сверху вниз. Ожидает. Как всегда для него — не такая, как все. Особенная.        Он поднялся. Подошёл. - Привет, Вика… — его севший голос обжёг висок. Она вздрогнула и прикрыла глаза, когда его руки легли на плечи, осторожно прошлись вниз, обняли ладони, неуверенно сплетясь пальцами. Дрожащие. Теплые.       Собравшись, Вика подняла взгляд. Небольшая щетина. Похудел ещё больше. Едва заметная морщинка между бровей. Кожа блестит от жары и пота. Но взгляд тот же — всё в нем слишком. Отдающий и поглощающий одновременно. Согревающий и заставляющий чувствовать себя слабой. Разрывающая боль прошлого и вера в их будущее. Завораживает. Вика ощутила слабость, где-то в коленях и выше. Внешние звуки исчезли, а мир для неё сжался реальностью в отражении его зрачков.       Он прикоснулся к её волосам, почувствовав, как она слегка прижалась к его ладони, повела щекой. Глаза прикрыла, ресницы дрожат. Губы чуть сжались. Расслабились. Склонился к ней, шелк волос прошелся по его щеке. Приятное ощущение. А если вдохнуть аромат глубже он проникнет в сознание, сердце, навсегда окутав все и внутри и снаружи. И мысли путаются в её волосах, покалывают тонкими льдинками сомнения и страхи в её глазах…  — Дома, может, обжиматься будете?! — окрик водителя, резкий гудок машины. — И штраф, вы платить будете?!       Сев на заднее сиденье такси он мельком посмотрел в зеркало. «Хреново выгляжу. Надо привести себя в порядок». Машина, дернувшись, тронулась с места.        Он сразу взял её руку в свою и не выпускал всю дорогу. Пока они ехали, Игорь иногда смотрел на неё, тогда она улыбалась и немного смущённо опускала голову, чуть сжимая его ладонь. Тогда он переводил взгляд на таксиста и его брови сдвигались.  — Сегодня у начальства была… — она вдруг стала прежней. — Через три дня ты должен освободить комнату в общежитии. — почти извиняющимся голосом.  — Да? — он улыбнулся. — Хорошо.  — Завтра же пойдём к нотариусу, адвокату… Решим дела с передачей компании… Может уже можно будет воспользоваться деньгами и решишь вопрос с жильем… — она смотрела куда-то на дорогу, в одну точку. А он на то, как двигаются её губы, когда она говорит.  — Не пойдем. — на ответ она резко обернулась. Вопрос в её глазах. Он ещё раз отрицательно мотнул головой. «Такой упрямый». — Игорь… — ему понравилось, каким голосом она произнесла его имя. Смирившимся. Немного уставшим. Слишком личным.  — Не будем об этом, Вика. Сегодня.  — Хорошо… — «Всегда бы так».        Дальше она заговорила быстрее:  — Знаешь, Аня опять приехала. Но я её завтра отправлю обратно. …Ты меня слышишь? — «Какие у тебя красивые глаза. Сегодня печальные и слегка испуганные. Огромные, распахнутые. Море, в котором хочется бесконечно тонуть и растворяться».  — Да, Вика, слышу. Аня приехала, но завтра она уедет. — она слушала, повторяющий слова голос и осознала, как его не хватало. Остро. Ясно. «Как же я скучала…».       «Что-то случилось?» — он склонил голову и посмотрел на её руку, слишком крепко сжавшую его пальцы.        Она моргнула, дернула головой, чуть улыбнулась — «Прости. Всё хорошо».  — Приехали. — машина затормозила у отделения полиции.  — Служба зовёт?  — Я освобожусь и позвоню тебе. Хорошо? — Вика нехотя высвободила свою руку.  — Обязательно… — внимательно посмотрел. — Иди сюда уже. — Игорь дернул её на себя за локоть, крепко прижав и уткнувшись ей в шею. Руки сжимали её хрупкие плечи, а прикосновение к её тонкой коже отдалось где-то внутри чувством утраченной и снова найденной близости. Так необходимой ему. Отпускать не хотелось. — Обязательно позвони. Сразу, Вик…        Она слышала его горячий шепот, чувствовала движения его горячих губ где-то под ухом. От его щетины стало щекотно, она сжала плечо. Тихо засмеялась. — Ты колючий …  — Угу… — он отстранился, провел по её предплечьям. Притянул. Поцелуй в лоб. Обжигающий взгляд, изучающий, словно боится забыть. И притворно-обреченно: — Иди уже…       В общежитии всё было так, как он и оставил пару месяцев назад — разбросанные на столе фотографии, документы. Ноутбук на смятой кровати. Засохший кофе в кружке.       Взял один листок со стола. Расправил упрямо сложенный лист. Пристальные прозрачно-стальные глаза ксерокопии. Нахмуренный взгляд из-под ресниц. Листок упрямо сгибался. Игорь отложил его на стул. Быстро, не разглядывая, собрал всё в стопку. Согнул, почувствовав, как перегнулись плотные открытки и фотографии, хотел избавиться навсегда от прошлого, но передумал. Развернувшись к кровати, пнул под неё ногой. «Ага, есть». Достал коробку, сдув пыль, поставил на стол и сложил в неё все улики. Сверху положил ксерокопию фото Вики. Расправил. Закрыл коробку. Сел за стол, совершенно не представляя, чем занять себя.       Машинально прикоснулся к кольцу на шее. Пальцы и вслед, сознание, словно ударило слабым током. «Может тоже пора расстаться?» Осторожно прикасаясь к ребристой поверхности, словно пытался снова привыкнуть, что оно опять висит на его груди, в которой сейчас часто бьётся. Свыкнувшись, приняв обычную суть вещей, дыхание выровнялось и захотелось пить. Щелкнув крышкой, открыл чайник. Пусто. «Кто бы сомневался». Только заметив, что чайник не мешает почистить, он оглядел комнату. Сразу самонадеянно представил, как придет к нему Вика. Ей не понравится. Быстро подошел к окну и распахнул мутные окна. Густой запах последнего месяца лета и его звуков заполнили всё. Непрекращающееся журчание листвы, пения птиц и голосов у подъезда. Обернувшись и снова осмотрев своё жилище, заполненное солнечным светом и танцующей пылью. В голове была только одна, насильно вложенная им же самим, мысль — «Придет Родионова, а у меня пыль и грязь». Следующие два часа Соколовский приводил в порядок свое последнее на сегодняшний день пристанище.       Сидя на прибранной кровати, он сжимал в руке телефон, каждые пять минут проверяя время. Шесть. Шесть ноль пять. Семь. Семь тридцать… Словно обречённый, который точно знает время казни. И только Вика и могла его спасти. Он видел, что она все ещё сомневается и это казалось ему справедливым. Видел насколько он дорог и важен для неё, как и сама Вика для него, но трагические события прошлого так тесно переплелись с настоящим, с их жизнями, что Игоря не покидал страх — а сможет ли она быть с ним счастлива?       Наконец аппарат соизволил подать кричащий звук надежды. Сквозь шум и треск, прерываясь, её было почти не слышно:  — Я в …. Буду через час… Или позже… Приедешь? — почти испуганно. После паузы: — Ладно, буду ждать…       «Служба есть служба» — ему не хотелось думать, что есть другие причины. Кто бы сомневался, что она, не смотря на важность этого дня, рванёт на окраину города, в почти покинутую всем человечеством старую деревню, чтобы найти улики.       За несколько километров от него она понимала, что могла подождать, что не было необходимости ехать сюда. Но думая о том, что должно произойти, когда они останутся только вдвоем в груди начинало слабо вибрировать, а колени слабеть. Они должны будут что-то друг другу сказать, объяснится, принять то, что нет теперь никаких преград. Хотя, нет, одна есть. Вика честно, откладывая сама себе признание, но всё же задала вопрос, при каких обстоятельствах погиб Даня? Она ведь так и не узнала. И тут же, разочаровываясь в себе и понимая, что это ничего не изменит, поняла, этот факт, какой бы ни была разгадка, не изменит её отношения к нему, не изменит её желаний и чаяний. Она разберется с этим потом конечно. А сегодня особенный день и хоть раз в жизни Вика имеет право поступить так, как хочется только ей.       «Эгоистка!» — снова и снова говорила она себе, в который раз осматривая скрипучие, рассохшиеся шкафы и полки старого, пропахшего прошлым бревенчатого домика, отряхаясь от паутины и каких-то жучков, постоянно оказывающихся у неё на руках. Окна в доме давно были разбиты и сквозь острые осколки стекла заглядывали стебли разросшейся крапивы, щедро отдавая свой кисловатый травяной аромат. Между обманчиво пушистыми стеблями и листьями виднелись клочки темно-синего вечернего неба.       Она вышла из домика. Стоя в перекошенном проёме, перед утоптанной кем-то тропинкой сквозь колючие заросли из крапивы, одичавших кустов и поросли тонких стволов деревьев, Вика достала телефон из сумки и, взглянув на время, решилась позвонить.        Кто бы сомневался, что он рванёт за ней сам.        Она села на неровные, потрескавшиеся ступеньки. Вдохнула теплый, пропитанный дикой зеленью и землёй, с горчинкой, воздух. Прикрыла глаза и подняла лицо к небу. Почему-то пряно запахло сеном. Переливчатая безмятежная трель вечерней птицы. Тихий успокаивающий шум бережно перебирающего листву ветра.        Приглушённый приближающийся рык машины заставил сердце биться быстрей. Стало тихо. Вика устремила взгляд на тропинку, напряжённо вглядываясь сквозь заросли. Скрипнула калитка. Сквозь зелень мелькнула белая футболка. Игорь, стараясь не задевать колючие заросли, приближался к ней. Она поднялась со ступенек, неотрывно следя за ним. Когда они поравнялись, волнение свербящим порывом прошлось с макушки до пяток, и Вика отвела глаза.  — Спасибо, что приехал. — она, не зная, что дальше, развернулась и зашла обратно в дом.  — Да..., не за что… — услышала себе в спину. — Вика… — он что-то хотел ещё сказать, но она отрывисто перебила его:  — Нас торопят. Мы сейчас вдвоём с Аверьяновым. Ничего не успеваем…  — Тебе помочь? Что мы ищем? — Игорь оглядел тусклую комнату, заглянул в старый шкаф с потрескавшийся полировкой. Он старался быть искренне заинтересован, пытаясь отогнать нахлынувшие мысли.  — Уже ничего… Я собственно всё осмотрела. — она развернулась.       Что-то заметила. Подошла в угол. Лестница, отчего-то ей незамеченная вела на крышу. Чтобы чем-то заполнить неловкую паузу она решила проверить. Деревянные ступеньки неблагонадёжно закряхтели под её туфлями.  — Я бы на твоём месте этого не делал. — он подёргал немного лестницу, по которой она осторожно поднималась, еле сдерживая улыбку.— Спускайся. Я сам могу, только скажи, что ты ищешь.        Это её кружение по дому почти веселило его, он только немного удивился, почему она поехала одна в столь мрачное место. Вика скрылась в квадратном проёме потолка, а он осторожно проверив ногой лестницу, решительно, схватившись за шершавые доски, выдохнув сквозь зубы, отправился за ней. Первое, что он увидел — серо-желтое, даже на взгляд сухое, рябящее в глазах разложенное чей-то заботливой рукой сено. Кто-то решил воспользоваться заброшенным домом в личных целях. Посреди этого импровизированного сеновала, стояли, переминаясь, ноги Родионовой — джинсы, светло-коричневые туфли. Она развернулась, ноги утопая в сухой траве, очевидно, наткнулись на какой-то изъян, нога чуть подвернулась набок, но она удержалась.       Наверху было светлее. Ничего не мешало проникать сквозь проем бывшего окна солнцу, освещая всё, пронизывая, золотящими вечерними лучами. Наконец он вылез, поднялся на ноги. Она стояла рассеянно глядя, словно сама не ожидала.  — Тут ничего нет… — она слегка развела руками, её тихий голос показался ему вдруг успокоившимся.  — Мы есть… — сам не понял, зачем сказал.        Внешне она казалась спокойна. Распахнутые глаза, выбившиеся волосы пронизывают лучи заходящего солнца, чуть склоненная к плечу голова. Но руки, наложенные одна на другую, слишком крепко сжимают ремешок сумки, крутя его, чуть подергивая. Подошёл, крадучись. Вика, увидев, что его рука метнулась вверх, прикрыла глаза, а почувствовав что-то на своем плече, склонившись больше увидела, что он лишь поправил сбившийся ворот её рубашки. Так осторожно.  — Вика… — выдохнув.       Она подняла глаза и неуверенно пожала плечами. Застал врасплох. "Я не готова. Не останавливайся"        Когда его пальцы скользнули по плечу, в этом месте, словно приятно зашелестел сухой тёплый песок по коже, потом чуть ниже, задержавшись в районе перламутровой пуговицы на её тонкой шуршащей рубашке цвета мокрых летних крыш, а он почувствовал, как отдаётся у неё в груди. Рука скользнула выше, по тонкой коже шеи, по затылку, чувствуя напряжение, чувствуя каждый изгиб тела, пробираясь сквозь путаницу мягких рассыпавшихся волос, заставляя её чуть отклонить голову. Наклонясь совсем близко к красивому лицу, всматриваясь в её приоткрытые прозрачные глаза, в дрожащие ресницы и в мягкие изгибы подрагивающих манящих губ, захотелось вспомнить, почувствовать кожей, как это — быть близко, так, насколько это возможно.        От волнующей близости её руки ослабли и опустились вдоль тела, сумка с шлепком, звякнув выпавшими ключами, упала. Выдохнула, и Игорь понял, что её тело смирилось с неизбежным, напряжение спало. Она мягко обняла его за плечи. Он притянул её ещё ближе, так, чтобы чувствовать её дрожащие дыхание, её тепло, почти имеющее упругую плотность. Этот будоражащий всего его жар проникал сквозь кожу, закрадывался в самые потаённые уголки сознания и тела, смешивался с ним. Только от прикосновения к коже её щеки, словно всё поплыло, и весь мир сконцентрировался в одной точке — в чуть дрожащим уголке её губ, в маленькой тени, где хотелось остаться навсегда. Он слегка прикоснулся губами к этому месту. Вика инстинктивно потянулась к нему, к его таким нежным, слегка обветренным, дрожащим губам.        Чувствуя её ответ, не смог сдержать радостной улыбки. Вика немного отстранилась, не понимая, почему он, упершись в её лоб своим, крутит головой и почти смеётся. Но тут же снова была обхвачена его сильными руками и все её сомнения рассеялись, как утренний туман. Снова этот непривычный, мягкий, неторопливый поцелуй. Так упоительно. Правильно. Она словно растворилась в его руках, таяла на его ласкающих губах, полностью отдавшись ощущениям. Зародившееся в груди томление стремительно растекалось по венам, концентрируясь в низу живота. Руки скользнули под его футболку, и она почувствовала, как он вздрогнул, прижавшись ещё сильней. Её рот снова свободен, горит, пылает, а он внимательно смотрит на её лицо, взгляд блуждает по её припухшим губам, обжигает щёки. Потемневший, глубокий, заставляя, словно сладкой истоме снова и снова пройтись по всему её телу, заставляя чувствовать себя слабой, согласной на всё.       Пальцы снова на той злосчастной пуговице, он расстегнул её, прошелся, едва касаясь подушечками пальцев по оголённой коже, заставляя чаще дышать. Ниже, следующий кусочек пластика. Ещё ниже. По нежному животу, по выступающей из, ставшем тесным, бюстгальтера вздымающейся груди, пальцами скользя вниз, по уже покрытой капельками сочного пота ложбинке. Почти выдернул края блузки из джинсов, руки на её голой спине, расправленные ладони медленно движутся вверх, оставляя за собой покалывающий след. А губы более смело, требовательно прильнули к её. Каждая складка, каждый изгиб, ложбинка над верхней губой и этот край его личного рая, где нежный теплый бархат превращается в горячий влажный шелк — он хотел прочувствовать всё, что в ней есть.       Она потянула его футболку, он, нехотя расставшись с её губами, стянул ненужную вещь с себя, бросил не глядя, а руки уже за спиной, застёжка расстёгнута, и кружево скрывающее грудь летит туда же.        Все инстинкты и желания остро оголились и, вот она уже лежит на сухой покалывающей траве, сжимая её в своих ладонях, словно пытаясь всё ещё удержаться от падения в их личную бездну. Опираясь на локти, смотрит неотрывно на Игоря, в его прищуренные глаза, наполненные откровенным желанием, на плечи, вздымающуюся грудь, ей хочется ощутить всё его разгорячённое тело на своей коже, стать близко так, насколько это возможно.       Он стоит перед ней на коленях, его пальцы дрожат и, расстегнув пуговицу её джинсов, он поспешно стягивает их с бёдер. Она замерев всё так же смотрит и даже в сумерках видно, как горят её щёки и блестят глаза, как язык облизнул пересохшие без поцелуев губы. Замер, прошелся подушечками пальцев по её лодыжке, скользнул под колено, чуть сжав. Она вздрогнула. Непроизвольно, а может вполне осознанно, отвела ногу в сторону. Потом медленно вторую, смущённо смотря на него, сдерживая себя чтобы не отвести взгляда. Руки, словно рисуя свои желания, тепло прошлись по внутренней поверхности её бёдер, по нежной коже и она глубоко вздохнула, чуть вздёрнув подбородком, от наслаждения подавшись вперёд. Только шуршание сухой травы и их дыхания наполняют всё вокруг, словно заставляют дышать этот мёртвый дом. Он резко расстегнул ремень на брюках, встал, стянул с себя ненужную одежду. Вика смотрела на его обнаженное тело, на рельеф его мышц, на смуглую кожу, на его возбуждённую плоть, а внизу живота словно теплая лава, волнуется, растекается по всему телу. Промелькнула мысль прикоснуться, обнять, целовать всё его тело, увлечь на себя, быть почти растерзанной его тяжестью. Игорь смотрел на неё, понимая, что все вытесняет пульсация в паху, что сейчас он хочет её — жадно, грубо. Полностью заполнить её в бешеном ритме. Ощутить какая она горячая и влажная, услышать её стон, когда она кончит, состоящий из боли и наслаждения.        «Надо остановиться. Всё должно быть не так».       С шумом вдохнул в легкие густой воздух, пропитанный её запахом, её дыханием, сеном и сухой древесиной. Он усилием воли представил, что стоит босиком на снегу, пытаясь унять «сносящие крышу» желания. «Зимой тут, наверное, всё в снегу». Колючая крупа колит кожу до боли. Он снова взглянул на Вику. В полутьме её белое тело потеряло чёткие очертания, изогнутое в ожидании, словно размыто. Её волосы почти слились с травой. Она словно прозрачна, мерцает в слабом лунном свете, словно растворится сейчас, исчезнет, как призрак. Стало не по себе. Колкий снег пошёл у него в груди.  — Что с тобой? — от её едва различимого хриплого голоса он вздрогнул. Вика свела ноги, подтянув свою рубашку прикрылась, сжав руки на груди, сминая тонкую ткань.        Он опустился перед ней на колени, притянул за плечо, обнял, полностью обхватив руками, она вцепилась своими в его, прижалась к его груди, слушая звуки сердца.  — Вика. — услышала она шёпот. — Не оставляй меня никогда…        Она немного отвела голову назад. Глядя снизу вверх, почти не различая его взгляда, только блеск глаз, и тихим, почти прозрачным шёпотом:  — Даже не думай…       Вика прильнула к нему, нежно потерлась щекой о гладкую кожу, вдохнула запах из пота, парфюма и секса, ещё глубже сделала вдох, что бы хотя бы так он заполнил её всю, проник в её легкие, кожу, потёк по венам. Легко прикоснулась губами к его крепкой груди. Его руки на её спине ответили лаской. Её руки на его плечах, а губы смущённо исследуют - шею, уголок скулы, мочку уха, иногда пробуя на вкус языком, чувствуя его соль, обжигаясь о его прохладную цепочку. Оставляя на нем следы — влажные, горящие, возбуждающие.       Она снова лежит в сухом сене, придавленная поцелуем — жадным, проникающим. Но он всё ещё хочет видеть её, видеть всю её отдающуюся и доверившуюся ему сегодня, потерявшуюся в его прикосновениях. Осторожно касаясь, он проводит своей дрожащей горячей, немного шершавой рукой по её уже горячему плечу, хрупким ключицам, покрытым испариной. К её коже прилипли стебельки сухой травы, проходя по которым он втирал в неё их аромат. Спускается ниже, чуть задевая подушечками пальцев возбуждённые соски, кожу вокруг, такую мягкую, нежную, очерчивает контур её груди, чуть сжимая. Ниже по изгибу талии, по напрягающемуся животу в такт её слабых стонов и дыхания. Рука, оказавшись между её ног, ощутила сырость тонкого шёлка белья, пальцы слегка надавили. Нежное лицо чуть нахмурилось, а с её губ слетел выдох, обжигая его губы, тело дернулось, прижавшись. Она почувствовала, как он стягивает ткань с её ослабевших бёдер, а его пальцы снова скользят между её ног. Осторожно. Вверх, вниз, вверх, вниз. Становятся настойчивыми, глубже проникая в её набухшие складки. Проникают внутрь, туда, где горячо, влажно. Изогнула шею, руки ослабли, все её ощущения сосредоточились на его сильных пальцах, овладевающими ею, на сладкой истоме там. Он почувствовал, что её губы стали слишком мягкими, слабо отвечая на его ласки. Тело словно волной подавалось навстречу его руке, кожа подрагивала, отдавая жар и маня.       Игорь у её ног, медленно входит, словно дразня. Чувствуя сжимающуюся внутри неё плоть, её отдачу. Вязкий воздух вокруг дрожит, наполненный её стонами и желаниями, смешанными с травянистым запахом и едва уловимым ароматом цветов, обволакивает, заставляет тонуть в ней, растворяясь. Взгляд, из-под прикрытых ресниц, с поволокой, приоткрытый рот, её вздрагивающее от каждого всё более и более глубокого проникновения бледное тело, и словно боясь потерять его, её бёдра стремятся за ним, когда он отстраняется. Её вид , в лунном свете, распростёртый, волнующий, волосы волнами разбросаны, а на пылающем лице прядь прилипла к её сырому, вспотевшему виску. Рука Вики почти безвольно, повинуясь дикому инстинкту, прошлась по своей груди, дрожащими пальцами вверх по изогнутой шее, прикоснулась к губам, словно проверяя, она ли это и путаясь в собственных волосах, закинулась за голову, упираясь, утопая в щекочущем сене, помогая себе быть ближе.       Руки на её бёдрах и он медленно полностью в неё погрузился. Замер, ощущая её пульсацию, трепет, слушая её ещё сдерживаемое тихое частое дыхание. Любуясь её наслаждением. Прижался к телу, нашёл податливые губы. Медленно, тягуче, почти мучительно сливаясь с ней.       Её руки легли на его затылок, почти судорожно прижали к себе. Он почувствовал, как тело напряглось, содрогнулось, движения под ним стали резкими, порывистыми, дыхание сбилось, вырываясь со стоном и всхлипом. Придавил её сильней к колючему сену и позволил себе расслабиться, отпустив на волю все свои желания. С силой вдавливая её, скользя по вспотевшему телу, прижав её плечи, обхватив ладонями лицо, путая её волосы с травой, словно пожирая её рот своим. Быстро. Эгоистично. Желая словно поглотить её всю. Пылающий экстаз разлился в паху, по позвоночнику, по груди и застыв где-то в затылке, пульсируя почти болью. Сквозь, охватившую её всю ватную пелену, какого-то дикого наслаждения, она услышала его низкий стон, проникающий в её спутанное сознание, разливающийся по телу, по коже покалывающими искрами. Ощутила всё его тяжёлое тело, так органично слившееся с ней. Так приятно. Так как и должно быть. Он обессиленно уткнулся ей в шею, тяжело дыша.        Её руки на затылке перебирали короткие вспотевшие волосы. Накатило такое щемящее чувство настоящей близости и Вика ощутила, как из глаз потекли горячие слёзы. Захотелось быть нежной, чуткой. Успокоить его мятущуюся душу. Стать пристанью, домом. Любить.        Он приподнял голову, лаская рукам её щеки, белеющие в тусклом лунном свете.  — Что с тобой? Это я? — ставший совсем другим обеспокоенный, низкий голос, такой близкий, родной.        От его вопроса из глаз снова хлынуло. Она, не отвечая, стала нежно целовать его лицо, умывая его своими солёными слезами.       Он лёг рядом с ней, остановив её порыв, обхватив ладонью за затылок.  — Вика… Ответь мне. — её большие глаза в лунном свете словно наполнены океаном, тайной, которая не сдержавшись выплеснулась через край. — Скажи…  — Люблю тебя. — всхлипывающие слова, так тонко, словно ребёнок.        Его губы ощутили горячее и солёное на её лице. А слова подарили горькое счастье.  — И я люблю. — шепот ласкает её слух и сердце.        Всю ночь монотонно шёл дождь, барабаня по крыше, перебирая листву.       Игорь проснулся. Открыв глаза, он увидел грубую поверхность выструганных балок крыши — их убежища, почти чёрных от времени. Резко посмотрел в сторону, где должна была быть Вика. Только примятая трава. Пусто. Встал, накинув на плечи плед, который ночью принес из машины, чтобы согреться. Огляделся. Её джинсы аккуратно висят на деревянной перекладине, её туфли. Там же сложена его одежда её заботливой рукой. Стоит бутылка с водой. «Где-то здесь…»        Посмотрел в проём окна. Ничего. Ничего не видно. Всё затянуто светло-серым туманом. Подошел ближе, поёживаясь от сырого прохладного воздуха. Появилась хоть какая-то видимость. Небо затянуто тяжёлыми низкими тучами, наполненными влагой и грозами. Серая полупрозрачная дымка окутала всё вокруг, вязкая, почти осязаемая. Усыпила, успокоила дождь и ветер. Погрузила в безмятежность грубую дикую зелень. Наполнила воздух холодом и влажностью, запахом хвои и земли. Посмотрел вдаль, всё терялось за горизонтом, сливаясь, смешиваясь в дымке неизвестного будущего. Он ясно осознал, что им придется пройти долгий путь. Заново узнать друг друга. Научиться доверять и доверяться… И они могут быть счастливыми.        Внизу что-то мелькнуло, скрипнула дверь. Лишь ветки, отяжелевшие от дождя, упруго качнулись у входа в сизой дымке, избавляясь водопадом от лишней влаги.        Из проёма показалась светлая копна её волос.  — Вика, руку! — он помог ей выбраться, сразу заключив в объятья, почувствовав, какая она холодная и сырая от дождя. — Тебе надо согреться.        Поднял плед, но остановился, качнув головой, его губы расплылись в улыбке, засмеялся. Глаза блестят сапфирами, спутавшиеся волосы золотым облаком обрамляют её милое бледное лицо. На Вике была одета её рубашка, ставшая совсем сырой. И чёрные резиновые сапоги, найденные в доме, размера на три больше. Отчего её ноги казались слишком худыми и даже косолапыми. «Ёжик в тумане…» — он честно старался сдержать смех.  — Что? Что смешного? — почти обиженно, взгляд проследовал за его, себе на ноги. Она хмыкнула, нахмурилась. Скинула с ног предмет его веселья.  — Так-то лучше...Чудо ты... — он перестал смеяться, медленно подошел к ней.       Теперь она действительно выглядела лучше. Промокшая насквозь почти чёрная рубашка соблазнительно прилипла к телу, ничего не скрывая, обнимая каждый изгиб её тела, ясно говоря, что под ней ничего нет. Он распахнул перед ней плед, но вдруг опять передумал и мягкая ткань отброшена. Подошёл вплотную, горячие пальцы легли на её прохладные руки, прошлись вверх, к плечам, осторожно потянули за воротник вниз, словно сдирая с неё ставшую немного грубой промокшую ткань. Прикасаясь к её волосам, вдыхая их сырой аромат, впитавшие запах сухой травы, чувствуя своей кожей, каждую каплю на её теле. От холода её кожа свежая, бледная, почти прозрачная, он разглядывает её красивое лицо, голубые, полные бесконечных тайн, словно грани хрусталя, глаза. Ночью в полутьме это сложно было сделать. Блуждает губами по её лицу, согревая, упиваясь ею и дождинками.       ...Её кожа пахла дождём и туманами, спокойно-странно, мёдом с горчинкой. Вика сидела у него на коленях, удерживаемая его горячими руками, и прохлада окутавшая её уходила, растворяясь в нарастающем предвкушении. Пальцы осторожно притронулись к его щеке, вниз по плечу, ощутили его напрягшиеся мышцы во всём теле. Её прохладное дыхание. Его пальцы осторожно прикоснулись к её губам, мягким, нежным. Слегка направили, повели за собой. Губы чутко обнимают друг друга, нежно ласкаясь, едва прикасаясь. Сводящий с ума зелёный глубокий взгляд, заставляет лицо согреваться изнутри, пушистые ресницы приятно щекочут разрастающееся в неге желание, заставляют сердце биться быстрей. Горячие руки скользят по её влажному от дождя прохладному гибкому телу. Прижимают ближе. Согревают...       Он приподнял её бедра и не спеша, не отводя от её затуманившихся глаз взгляда, вошел, она, ещё стараясь выправить сбивающееся дыхание, чувствуя его, горячего, внутри себя, волной прижалась сильней и начала осторожно двигаться, ощущая, как наполняется внутри все больше. Как его пальцы впиваются в бёдра, почти до мучительной истомы, насаживая на себя, задавая неспешный ритм. Её спина не успев согреться, покрылась испариной. А Вика уже не чувствовала ни тепла, ни холода. Только вязкое, охватывающее все её мышцы и разум, чувственное наслаждение. Тело стало лёгким, где-то по позвоночнику заструился приятный озноб, разлился по всей ней. Она даже не понимала, что совсем уже не сдерживается, а громко стонет, от каждого его движения, уткнувшись ему в шею, крепко вцепившись в плечи, вдавливая короткие ногти.       Он понял, что больше не может себя контролировать, её дрожащие стоны сводили с ума, трепещущее тело отдавалось в нем диким плотским желанием, приятным жжением в груди и ниже, заставляло ускорять темп. Прижал её снова, перехватив одной рукой за талию, замер, чувствуя как её бедра вздрагивают, словно пытаясь вырваться, как пойманная в силки птица. Вика инстинктивно откинулась назад, чтобы полнее ощутить его в себе. Он прильнул к её в груди, прихватил губами сосок, потянул, лаская языком. Сладкая истома пронзила и она почувствовала себя мягкой, как горячий воск, принимая, обхватывая каждый изгиб их тел. Дрожь волнами внутри её тела, кожа, скользя, покалывает и немеет в наслаждении, растекаясь от эпицентра сладкого экстаза по всему телу, к кончикам пальцев, провоцируя снова бесстыдно изгибаться и стонать.       Игорь крепко держит её, чтобы она не упала назад, упиваясь ею, зачарованно наблюдая за колышущейся грудью, приоткрытым припухшим ртом, как она, немного прикусив нижнюю губу, медленно отпускает её, заставляя краснеть и блестеть. На её дарящие эйфорию кружащие бёдра, вздрагивающий живот и как пот стекает между её грудей вдоль солнечного сплетения, ниже. Как волосы упруго раскачиваются в такт её чувственным движениям и сладким звукам. Наконец он дошёл до той точки, когда ощущения совсем подавляют разум. Наполнив её всю, до отказа, волны густого наслаждения прошли по всему телу, ощущая, как она ритмично сжимается судорогой. Он снова прижал её, горячую, почти нереальную, немного ослабевшую и податливую, но всё ещё пульсирующую, с силой и шумом вдыхая пряный запах влажных волос, её аромат. Образ «поплыл» волной, скрываясь в пьянящем тумане оргазма.       Дыхание почти выровнялось, а Игорь всё ещё крепко сжимал её в своих объятьях. Вика осторожно приподняла голову, заглянула в его глаза. Теперь спокойные, умиротворённые. Словно спрятанное от всех в глуши озеро, с мерно колышущейся подводной травой, в которой она безнадёжно запуталась. Мимолётное касание приятно уставших губ и её распахнутые глаза говорили ему, что они теперь одно целое и, чтобы не случилось, пути назад нет.        Вика ощутила, как что-то горячее и густое растекается у неё внутри, стекает по внутренней стороне бедра. Это было приятно. «От этого могут быть дети» — подумала с тревогой, а потом внутренняя радость от такой вероятности неожиданно наполнила её.       Он откинулся на спину, увлекая её за собой. Провёл рукой по линии позвоночника, не без удовольствия почувствовав, как она слегка прогнулась, шумно выдохнув. Осторожно запутался в её волосах. Чувствовал её всё ещё неуспокоенное дыхание и биение сердца. Дышал ею. Прикосновение к ней, их откровенная близость делали его наполненным смыслом, такое тёплое чувство, словно ты вернулся домой.       Потом они обессиленные лежали рядом, сцепившись пальцами рук и слушая тишину.       Тучи и туман рассеялись, взошло солнце, и её красивое тело, обрамлённое ворохом мельчайших частиц сухой травы круживших в пространстве, словно искрилось золотом. Он смотрел на неё, лаская взглядом и хитро улыбаясь. Иногда, заметив очередную травинку, прилипшую к её коже осторожно дул и та, взмывая вверх и кружа, покидала свой бархатный аэродром. Вика счастливо улыбалась лучиками и прикрывала глаза, чуть изгибая шею.       Где-то глубоко иногда мелькала мысль, что всё утро звонил телефон — наверное, сестра. Или с работы. И тут же растворялась в густой зелени его глаз. Они здесь, в этом заброшенном и забытом доме, в полной тиши, растворившиеся, поглощённые друг другом, спрятавшиеся от реальности, словно зависли в своём личном «горизонте событий», где нет ни времени, ни пространства, нет ничего, кроме них.       Она почувствовала, как рука оказалось в его, как губы скользят по её пальцам, чувствует своей кожей колкую пробившуюся щетину на лице, и снова нежное, едва уловимое, касание губами. Глубоко вздохнул, согревая плечо. Её рука на свободе. Странное ощущение. Вика открыла глаза. На безымянном пальце пружинкой стремительно разворачивался почти сухой стебелёк. Она сжала пальцы, травка почти со звуком треснула и рассыпалась, прилипая осколками к её моментально вспотевшей ладони. Вспыхнувшая иголками изморозь в груди сразу растаяла, когда она встретилась с его уверенным теплым взглядом, который обещал, что всё теперь будет хорошо.       P.S. И жили они долго и счастливо.