По следам сбывшихся надежд

      -Выкладывай свои камни. — Прошляпали жирные губы на не менее отвратительном, обрюзгшем лице кладовщика. — Молодец, этого тебе хватит оплатить кредит по снаряжению и шопинг твоей сестры.       У жирдяя Джо всегда не ладилось с женщинами, и, в результате такой долгой жизни, он завидовал любому чужому успеху.       -Долго еще будешь раскладывать свою мелочь? — Снова брюзжит и брызгает слюной в возмущении от уведенного набора достаточно простых артефактов, при этом вытирая свои жирные руки об удивительно опрятный комбинезон. — Мог бы и принести что-то более ценное. Зачем нам эта мелочь?       Стоит ли мне отвечать на эти слова? Зачем? На каждое новое слово он найдет оправдание своего жалкого состояния. Именно так: чужой успех должен быть оправдан по той причине, что он не в жирных и отекших руках этой горы сала и мерзости.       -Твоя «сестра» … тратит достаточно, чтобы ты хотел получше зарабатывать. — Как могу перевожу с его непонятного английского. — Ты, Иван, … тьфу, не мог что ли выбрать более редкое имя?       Более редкое? С удивлением, впервые за сегодня, смотрю в оплывшие и красные глаза этого непонятно как живущего человека.       -Куда ни плюнь — Иван, в этих гребанных лесах только «Иван» и слышишь.       -Ты Джо. — Тычу в него пальцем и с удивлением в голосе, как бы намекаю ему. — Он — Смит — показываю на еще одного обладателя «редкого» имени, его помощника, у которого пятен от облучения радиацией на теле больше, чем родинок. — А я — Иван. Не самые редкие имена. — Пытаюсь сказать на «своем» английском.       -Вот именно, почему у тебя такое нередкое имя? Твои родители совсем фантазии лишены?       Дурак? Вот дураком я его никогда не считал. Свой карман он не обсчитывал, ни на месте, ни в перспективе, так что и сейчас он не может просто так напрашиваться на удар в челюсть.       -Пойду я, Джо. Кредит закрыт. — Отмечаю все платежи на дата-паде. — Счастливо. — Машу ему рукой тут же уходя.       -Ты лучше бы на зачистку пару раз сходил. И вокруг лагеря было бы проще и деньги те же, — слышу его крик вдогонку.       Не мой это разговор. Мутный он какой-то сегодня, без намека на самосохранение. Эти мысли заставили меня задержаться за углом и прислушаться за продолжением, которое просто не могло не быть.       -Ты выиграл — слышу голос Джона. — С таким именем он должен быть под завязку патриотом. А не повелся. Держи свои сто баксов.       Много пауз, которые можно хорошо потратить на обдумывание значения этих слов.       -Доктор хорошо им управляет. — Следующим слышу голос Смита. — Даром, что ли, он доктор психологии? Правильно подготовил парня, и у нас теперь и он и его цыпочка.       Странная у них игра. У этих двоих явно есть сканер на вшитые мне под кожу датчики. Кому надо мои эмоции?       Я могу уходить, так как эти двое никогда не отличались скудностью ума и слов, и всегда найдут, что сказать друг другу и время, когда можно красноречиво промолчать.       Эта подземелье-бункер лаборатории не такое и большое, чтобы тут бродить дольше пятнадцати минут в поисках своего временного пристанища. Этот исследовательский центр построен на месте зачищенной и облагороженной предыдущей, которому все же досталось как от мародеров, поисковиков, так и от самой Зоны.       -Иван. — бросается мне на груд милое русое существо, едва я открыл дверь своей картой пропуска. — Что же ты так долго?       Глажу ее по голове, стараясь не потерять и не забыть это чувство родства и нежности общения.       -Все хорошо. — Говорю первыми обыденные слова, так как за время разлуки становится важным сам голос, а не то, что говорится им. — Ты становишься лучше, а я — зарабатываю. Наши мечты — сбываются.       Обшарпанные стены и подранные кресла не красят нашу встречу, но хорошо уже то, что они есть. Это сами помещения лаборатории могут радовать глаз своей чистотой и порядком, а дальше начинается сплошная экономия.       -Потерпи. — Не могу говорить много, так как «и у стен есть уши».       -Почему? — И за таким простым вопросом должны быть получасовые истерики, слезы и попытки убеждения на надрыв эмоций. Но не здесь, где каждое твое движение пальцем — это чей-то рапорт о наблюдении за «объектом». — Ты так уверен, — и снова я слышу от нее слова, чей смысл понятен только нам двоим.       Да, я уверен в том, что скоро Волна пройдет по местным подземельям, и мы на короткий срок снова станем свободными. О об этом я могу «говорить» только глазами, далекими намеками и никогда не быть уверенным в том, что меня поняли правильно.       -Даже быстрее, чем я бы хотел. — Снова пища ей на несколько дней рассуждений, особенно в то время, пока я в «поиске».       Она снова меня обнимает и «зарывается» у меня на груди.       -Я ведь тебе не родная. — Столько слов с ней уже оговорено на эту тему, так что это теперь произносится на публику. Пусть они стараются понять что там и где, где к чему какие слова. Лишняя переменная в уравнении многих неизвестных.       -Мы — семья. — Мой простой и стандартный ответ на ее обычный уже вопрос. Он должен быть стандартным и не содержать намеков.       Я не буду рассказывать на публику о том, насколько быстро и трагично исчезает множество подпольных лабораторий на территории Зоны. То, насколько желание «зачистить» влияет на срок жизни таких мест. Есть правила, и они их нарушают. Эти правила у Них собраны в сборники легенд и сказаний Зоны, при этом что-то принимается в работу, что-то отвергается, но нигде нет отметки «подтверждено». Откуда такие выводы? Будь такая отметка хоть в одном случае, и на вооружение взяли бы все корпорации и государства, купившие себе место и право у правительства Украины на исследование аномалий Зоны, и это бы стало правилом на всех местах. Воровство и шпионаж никто не отменял. Да и обычную работу аналитиков не стоит игнорировать. Но многие правила, которые я стараюсь соблюдать, живя в этой агрессивной к чужакам среде, уже третий год, почти никто не соблюдает.       — Ты когда снова уйдешь? — уже отстраняясь, произносит очередной, заготовленный в долгих рассуждениях с самой собой, вопрос.       — Через два дня. — Так же почти стандартно отвечаю. — необходимо снова пройти тесты, подтвердить слабый рост чужеродных клеток мозга и снова уйду в «поиск». Здесь жизнь чуть дороже, чем в деревне новичков, куда, как я надеюсь, мы по завершении эксперимента попадем.       — Зачем нам эти деревни? — Хоть и раскрываем мы этими словами свои планы, но точно определить наши действия невозможно, да и выбора в случае побега у нас не так много. — Они покрыты скупщиками, — «агентами различных корпораций и банд», не договаривая, но подразумевая, говорит она.       -Там есть те, кто будет всегда готов защитить тебя. — «За все есть цена, но если ты не готова ее платить, то мы просто найдем другое решение». Снова надеюсь, что эти мои слова будут правильно поняты.       Мне стоит отдохнуть, поэтому прохожу мимо нее в душ. Но на душе скребет от того, что так много слов и планов не сказано! Но если я хочу, чтобы они имели шанс на реализацию, то мне стоит помалкивать и готовиться к тому, что весь груз ответственности в своё время ляжет на мои плечи.

***

      — Ну как вы себя чувствуете?       — Доктор, — прерываю обычные слова Доктора, — я чувствую себя нормально. И Зона на меня реагирует как раньше. Бандитов я стреляю чуть лучше, чем прежде, а друзья не замечают во мне изменений. В деревни и на стоянки я не заходил. А вам только и надо, что оценить объем произрастания испытуемой ткани и писать очередную секретную диссертацию.       -Слишком вы, Иван, многое понимаете. Даже жалко вас немного.       Постоянные разговоры намеками с сестрой и здесь не оставляют меня, заставляя слышать чуть больше смысла и угроз в отношении себя.       -Ничего, Доктор. Вы же мне не поставите чего лишнего, чтобы я не был сильнее тех людей, модифицированных по моему принципу и более лояльных к вашей корпораций? Это погубит нас с вами.       Так же намеками и прогнозом будущего делюсь с ним.       — Вы слишком много важности придаете себе. — Как бы отвечает моим мыслям. — Эксперимент с вами — это уже прорыв в науке такого размера, что человечество будет его переваривать долгие десятилетия.       Вот это секретность! Что же за ткани они мне приживили, что под грифом «СС» их будут держать до упора?       -Вы бы, Док, постарались себе жизнь сохранить. В Зоне весьма мало людей могут помочь вам, а то и диссертацию не защитите, и все результаты будут потеряны.       Я не знаю на чьей стороне «играет» кладовщик Джо и что тут на базе происходит, но Док не даром психолог, так что умеет вызывать у меня симпатию и доверие к себе.       -Результаты на базу пересылаются регулярно, так что за это можете не беспокоиться.       И кто кого вербует? Надо ждать того момента, когда Зона проявит свое мнение на предмет того, достойны ли мы своего существования. Только тогда станет все понятно, а пока все то же облако решений и мотиваций, в котором легко «потерять лошадь». Мне стоит немного расслабиться и отвлеченно подумать над ситуацией, пока Док в компании «ассистентов» обрабатывает меня. Проходит время и стайка достаточно молодых, чтобы иметь перспективу, но не представлять веса, докторов, скрывается за автоматической дверью.       -Так что там с результатами, Док? Опять только пять процентов роста от первоначального объема без следа прогрессии?       -Вам бы поменьше подслушивать, молодой человек. — Подтверждает мои опасения, что за мной следят в каждый момент времени. И не факт, что те, кто делает стенограммы, не делает полную и открытую расшифровку моих слов. Но тут меня защищает то, о чем я даже не намекал, но это произойдет. Я льщу себе, но на это только и остается надеяться. А за забором невысказанных слов строятся такие небоскребы предположений, что и в страшном сне не привидится.       Предположения — это удел теоретиков, которые будут исследовать бумаги и записи на месте очередной погибшей лаборатории. Мне же, как практику, стоит приготовиться к исходу.       — Учту, Док, только тут и подслушивать не надо, показания приборов вы же от меня не скрываете. — Так же стоит намекнуть на то, что слишком много мне показывают, чтобы оставаться вне подозрений.       Дальше много слов учтивости, обещаний, мыслей и просто разговор двух людей, которые друг другу ни чем не обязаны. Но напоследок решаюсь сказать чуть больше, чем обычно.       — Док, я с вами не прощаюсь, но меня не покидает ощущение, что вижу я вас чуть ли не в последний раз. — Уже почти закрыв дверь говорю на прощание. — Может вас ждут в центральном офисе? Ведь не всякий психолог имеет такой опыт, как общение с синтезированной личностью на основе местных и инопланетных тканях?       Спешу закрыть дверь для того, чтобы не слышать вдогонку возражений и прочей чепухи. Я слишком хорошо, в свое время, познакомился с последствиями различных экспериментов, чтобы делать вид, что не понимаю того, что они со мной сделали. И они это понимают. А правительство и спецслужбы Украина совершенно спокойно продадут любую информацию, так как иначе как через торговлю они уже не в состоянии контролировать поток исходящей информации и сохранять зыбкую видимость суверенитета. Своеобразное решение, достаточно эффективное, но оно не защищает того, кто в свое время считал эту страну своей Родиной. Хорошо еще, что я не присягал этой стране. Зона - это столь уникальный источник знаний, богатства и элементов власти, что все обладающие хоть какими-то амбициями посчитали Украину своей добычей. И у этой страны ничего не оставалось, как наладить торговлю бесценным ресурсом со всеми желающими, иначе о даже кажущемся суверенитете можно было бы забыть. Страну бы разорвали на части.