fight for your life

Как-то раз тебе было чертовски весело, затем, внезапно, ты перестал дышать, ощутил, как поток непереваренной еды уже привычно подкатил к горлу — разве что тогда ты не переборщил с конфетами; это было что-то густое и красное, и после него во рту оставался отвратительный вкус — а потом ты отключился на несколько дней. Когда ты очнулся, твои родители не были рядом и не сказали тебе «привет». Они были за дверью твоей комнаты. В этой больнице двери оказались тонкими, а твоя мама всхлипывала очень громко. Голос доктора тоже был громким. Несколько авторитетным. Без малейших сомнений или сочувствия он излагал факты, просто бросая их в лицо, слишком прямо для того, чтобы это кому-то понравилось: он ужасно болен. Ты просто уснул снова, отгородившись от того разговора снаружи, от рыданий и шипения, от что значит «с этим ничего не поделать»?! Ты забыл об этом. Ты пришел в себя уже в своей постели, у себя дома, как если бы все это был просто сон. Однако оцепенение и бесчувственность во всем теле говорили об обратном. Ты не знал, что думать. И твоя мама села на кровать рядом с тобой, она сказала, что сегодня тебе не нужно идти в школу, да и завтра, и послезавтра. Она улыбалась, глядя сквозь, но не на тебя, говорила, что все в порядке. Что ты чудесный ребенок и славный малый, что ей повезло иметь такого сына, как ты. Никогда больше она не говорила с тобой, а ты только через какое-то время понял, что, поцеловав тебя на ночь и скрывшись за дверью, она не прошептала увидимся утром, как делала всегда. Ты только через какое-то время понял, что, когда она сказала прощай, она именно это и имела ввиду. Так что ты тоже больше никогда с ней не заговаривал. Это «какое-то время» было неделей. Ты лежал в кровати, а подносы с едой уже стояли рядом, когда ты просыпался, и исчезали, пока спал. Но стало скучно, и тебя можно было понять — по крайней мере, ты надеялся на это. Что было не так? Ты решил вернуться в школу на денёк, узнать, что пропустил. Прогулка туда, тем не менее, оказалась куда более изнурительной, чем в твоих воспоминаниях. Учителя были удивлены твоему появлению, но не попытались выставить, когда ты занял свое место, придя на уроки. Даже твои одноклассники задавались множеством вопросов, так что вскоре ты и сам стал ими задаваться. …Ты больше не должен был сюда вернуться? Это было во время обеда; ты подошел к парочке своих друзей, ах, минуточку — так называемых друзей, и они все отшатнулись от тебя, как если бы ты был чумой во плоти. Тогда ты так и не смог толком обдумать это, даже насмешливо, хотя, возможно, только возможно, ты действительно ею был. Это только разозлило тебя. С тобой никто не хотел говорить, и даже, когда кто-то осмеливался, то делал это через силу. С усмешкой ты интересовался у целого столика в кафетерии, что же произошло, пока тебя не было, почему все смотрели на тебя так и почему никто не хотел быть рядом, почему все они вели себя теперь совершенно иначе. Сенсей сказал, что ты болен, и больше не придешь в школу. Ты планировал еще долго допрашивать здесь каждого из этих ребят, усевшись за их столик, но, когда получил такой ответ, в твоих ушах зазвенел голос того доктора он ужасно болен, голос твоей матери, сказавшей, что больше тебе не нужно ходить в школу. И вдруг — ты все понял, вдруг — кусочки паззла встали на свои места, тихо щелкнув, и от этого все внутри сжалось, похолодело, даже в животе. Ты умирал. Ты должен был умирать, к этому все уже подготовились… Нет, даже не так, верно? Ты уже был мертв для всех них, доктор знал это, твоя мама знала — и уже попрощалась с тобой, твой отец оставил тебя, твои друзья вышвырнули тебя из-за твоего столика, а учителя уже наверняка прочли по тебе эпитафию, назвав настоящим ангелом, которому пора было возвращаться на небеса, но ты все еще ходил по земле. Никто не хотел дружить с призраком в облике живого человека. Ты собирался уходить. Это было несправедливо, как, как они могли так поступить, — но один парнишка прошептал что-то на ухо своему дружку, и тот хихикнул. Ты моментально обернулся, хмуро глянув на них исподлобья: что смешного?! Теперь этот мальчик пытался остановить своего друга, но тот не унимался: тебе точно надо сходить к тому стрёмному Пророку Смерти из параллельного класса! Этот неудачник и тебе все заранее расскажет! Это для тебя удача! Ты в бешенстве вылетел в коридор, рявкнув напоследок завались! и уже не разобрав слов в ответном улюлюканье толпы. Громко топая ногами, ты возвращался к классным комнатам, прошел мимо своего кабинета и направился к следующему за ним. — Хэй, придурок! — крикнул ты в ту же секунду, как вошёл, приближаясь к мальчику, что сидел за партой в самом дальнем углу, в глубине комнаты. У него были синие глаза, которые мгновенно расширились до размера блюдец, и руки, сложенные перед ним на столе и в ту же секунду заметно напрягшиеся. Пока ты смотрел на него, не отрываясь, ты повторял в своей голове раз за разом: это просто шутка, это просто шутка, это просто какая-то жестокая шутка. Мальчику напротив будто сложно было говорить, говорить о том, что увидел, говорить правду, и ты почти начал нервничать, пока пялился на него сверху вниз, почти потерял терпение, отчего твоя рука по привычке перекочевала к бедру. Ты просто ждал. Так или иначе, вскоре он выдавил это. — Ты… ты скоро умрёшь. Это определённо задело тебя за живое, ты почувствовал, как сердце практически остановилось, потому что этого не может быть, но… но вот он — мальчишка, которого ты видел впервые в жизни, к которому приставали все, как к Пророку Смерти, и это было настолько нелепо, что единственное, что ты мог сделать — это сердито глянуть на него. — Так это твое пророчество? Какая чушь! — Это правда! — настойчиво повторил он. И ты посмеялся, потому что именно тогда понял, что этот мальчик был совсем как ты. Отвергнутые обществом, разочарованные в людях, которые должны были воспитать вас и крепко поставить на ноги, когда жизнь только начиналась. Да, это случилось по очень разным причинам, но ведь это всё ещё было одиночеством, разве нет? Но, вообще-то, ты был не прав, когда думал так, потому что чем лучше ты узнавал его по немногочисленным фразам, которыми вы обменивались, тем сильнее тебе не нравилось то, как он вёл себя — словно волк-одиночка. О боже, да ты ненавидел его до глубины души — его, выбирающего одиночество, в то время, как ты ничего не мог с этим поделать. Когда все отталкивали тебя прочь, этот парень сам уходил от людей — и это было несправедливо, черт побери, абсолютно во всём. И, даже, если ты знал, что о чем-то подобном нельзя говорить с уверенностью, со всей возможной убежденностью, что могла тогда заключаться в маленьком тебе, ты резко бросил: — Я не сбегу. И ты не сбежал. Ты решил, что он тоже довольно храбрый. Ты прошел через операцию, которая была запланирована на следующей неделе, встретившись с этим лицом к лицу. Но, откровенно говоря, это было скорее формальностью, а не чем-либо еще, особенно учитывая то, как быстро родители смирились с тем, что твои дни были сочтены, да и шансы выжить в твоей ситуации были близки к нулю… Не чудо, совершенное верой или надеждой, спасло тебя — это было детское желание выиграть спор, в который ты втянул этого придурка. Этого придурка, которому ты хотел доказать, что прав, лишь бы он перестал быть этим дурацким пророком и вместо этого стал твоим другом — лучшим другом; потому что, ради всего святого, разве жизнь не слишком коротка для того, чтобы не влюбиться? Когда посетителей стали пускать, а твои родители — как странно — так и не пришли, пришёл этот придурок, и, черт возьми, ты расхохотался невероятно громко, несмотря на небольшую слабость и заметное онемение во всём теле, лёжа в кровати, слишком для тебя большой. Ты показывал на него пальцем и насмехался, насмехался над призраком этого Пророка Смерти, пока он плакал, и это было восхитительно. Для кого-то, наконец-то, ты был жив. Для кого-то, кого ты убил, как бы иронично это ни звучало, но это было не так важно. До этого самого момента, никогда раньше ты не чувствовал себя более живым. И знаешь, что? Он никогда не позволит тебе умереть. Многим позже вы обнаружили в себе кое-что удивительное, общее для вас двоих, когда отправились в место под названием «Факультас»: должна была существовать какая-то веская причина, по которой он был так бездумно уверен в своих пророчествах, причина, по которой ты всё-таки не спорил с ним, иногда позволяя вернуть себя с небес на землю. Но даже, когда твое тело обратило желание жить в потенциал, который стоило развивать, люди в Академии сказали «нет». Даже, когда эта эго-штука превратилась в способность контролировать токи, электричество, молнию — они сказали, что твой организм этого не выдержит. Даже, если у тебя был Минимум, даже, если это было твоим крохотным чудом, для других это не стало ничем особенным, потому что ты был в плохой форме. Что бы ты ни делал, этого было мало, если одной ногой ты уже в могиле. Они назвали это (тебя) дефектом и отослали прочь. Но… всё было нормально. Ты был удовлетворён возможностью разбираться с происходящим в жизни по-своему, в своём собственном ритме, день за днём, может, и день через два, даже после этого неприятия миром. Ты предполагал, вернее, уже понимал к тому времени, что это всегда будет частью твоей жизни. Призрак в облике человека дружил с призраком фальшивого пророка, теперь жизнь была куда более интересной, чем раньше, так что к чёрту их, да… Однако ты часто вспоминал тех друзей, которые появились у тебя в Академии, потому что они тоже оказались интересными людьми, они были все похожи на тебя, так или иначе. Здорово было иметь место, куда ты мог возвращаться… Ты часто думал о том, увидишь ли их снова когда-нибудь, как и обещал тогда, перед отъездом. Так или иначе, тот, кто в будущем стал твоим напарником, последовал за тобой немногим позже. Он — единственный человек, что был с тобой в то время, единственный, кто имел для тебя значение. Ты понял: тебе не обязательно возвращаться куда-то, кроме как к нему. Да, было ещё несколько людей, с которыми ты хотел бы провести свою жизнь, но эй, будем реалистами: кто ещё будет так покорно мириться со всеми твоими приключениями и играми, ей-богу? Кто ещё будет праздновать твой День Рожденья с тобой каждый год, год за годом, как если бы это был его собственный праздник, несмотря на то, что ты уже мёртв-то практически с самого первого визита в больницу? У тебя не так много друзей — или хотя бы людей, который признают, что ты ещё вообще дышишь. Но прямо сейчас у тебя есть напарник, который посвятил всю свою жизнь тому, чтобы вылечить тебя и доказать всем, кто хоть когда-либо унижал тебя, что они ошибались, доказать так же, как это сделал для него ты, когда вы были совсем ещё детьми; у тебя есть лучший друг, который никогда не бросит и ценит каждую секунду, проведённую вместе; у тебя есть тот, кто хочет и защитит тебя, кто будет сражаться до самой смерти… Бёздей, ты не сумеешь бороться за свою жизнь вечно. Поэтому Ратио будет бороться за тебя.