Красивый

Кисе вёл себя странно. Нет, в смысле, он тот ещё чудик, но после сегодняшней тренировки засветился ещё интенсивнее, чем обычно, без слез не взглянешь. Аомине пожалел, что не взял солнцезащитные очки. Кисе и так все время сиял, как сверхновая, чем бесил страшно, а вот сейчас прям сверкал направо и налево. Искрился, подозрительно радостный и счастливый. Ещё и походка поменялась. Пять минут назад сдыхал на площадке, проиграв Аомине в стритбол, а хоть бы хны — не ходит, порхает. Он и раньше вертелся над душой, вечно неспокойный, Аоминеччи, давай сюда, Аоминеччи, а пойдём туда, но сейчас особо не донимал, шёл даже немножко впереди. Может, поэтому Аомине и обратил внимание на его летящую походку. Жара стояла несусветная. Хотелось мороженого и воды, много холодной воды, и Аомине загрузился, пытаясь разобраться, пить хочет или искупаться. Пожалуй, и то, и другое. И пожрать бы ещё неплохо. Кисе его опередил: — Пошли перекусим. И упорхал к ближайшему заведению. Блин, да он никак влюбился. В кафе сразу же свернул к столику поближе к кондиционеру, бросил взгляд на Аомине, тот одобрил, кивнув и сев так, чтоб поддувало в спину. Хорошо-о-о. Сейчас бы еще пару бургеров заточить, и будет вообще зашибись. — Здесь не делают бургеры, Аоминеччи, — сказал Кисе. — Зато стейк обалденный. Будешь? — Ждать долго? — спросил Аомине, повернув голову к официантке, переводившей взгляд с одного на другого. — Да нет, — ответил за неё Кисе, доброжелательно улыбнувшись посветлевшей в лице официантке. Аомине отвёл взгляд, слушая, как Кисе делает заказ. И улыбку его тоже умудрился услышать. Все эти модельные штучки у Кисе срабатывали на сто баллов, иначе Аомине никак не мог объяснить, как такое возможно, что его и не видно вовсе, но внимание все равно приковано к нему. Присутствие Кисе чувствуешь. Аомине чувствовал, когда забивал трёху на тренировке, мгновенно оборачивался, чтобы словить взгляд только вошедшего в зал Кисе, ухмылялся и манил двумя пальцами, мол, шустрее давай, без тебя совсем тухло. Дело было не в девушках, чей объект восхищения замечался сразу благодаря вздохам и шёпоту, нет. Аомине замечал его раньше всех. — Да зверьё ты просто и инстинкты у тебя звериные, — отшучивался Кисе. Шутник. А ещё хвастун, потому что добавлял: — Это только на меня у тебя так. Хер тебе, отвечал ему Аомине, бросая в него скомканную бумагу и попадая прямо в лоб. Стейк и впрямь оказался вкусным. А Кисе продолжал быть странным, балаболил меньше обычного, несколько раз задевал колено Аомине своим и поглядывал с любопытством. — Аоминеччи, может, пересядешь? Продует ведь. Заботливый какой. Аомине пересел боком к кондеру, поближе к Кисе, потому что реально начинало холодить. Кисе заулыбался, сказав что-то там о том, что Аомине ему нужен здоровый и без соплей, иначе играть не с кем будет. — Я и с простудой тебя сделаю, — заявил Аомине. — Лучше не рискуй. Болеть плохо. Как бы да, подумал Аомине. Кисе смотрел на него из-под полуопущенных длинных ресниц. Сказал: — Не хочу, чтобы ты болел. Да че с тобой, хотел спросить Аомине. Вопрос так и проглотил, отвлекшись на официантку, принесшую счёт. Расплачивался Кисе. Аомине подождал его у выхода, схватил за локоть, отвёл в сторонку, положил руку ему на голову. — Аоминеччи, ты чего? — Ты не перегрелся, Кисе? Херню всякую несёшь. — Нет, — ответил Кисе, так и замерев. Аомине опустил ладонь ему на лоб, предварительно подняв чёлку. И температуры нет. — Какой-то мутный ты сегодня. — Да нормально все со мной, — Кисе нахмурился и убрал руку Аомине. Дальше все действительно пошло нормально, Кисе ответил на чей-то звонок, а потом несколько минут тараторил Аомине о рекламе классных кроссовок, в которой ему предложили сняться. Внимательно послушав, Аомине заключил: — Мне одну пару подаришь. А что, Кисе нет-нет да перепадало что-то на таких съёмках, сам рассказывал. Так очаровывал, что дизайнеры сами вешали на него и рубашки, и бриджи какие-то, и пляжные шорты, и шляпу с узкими полями, и как Аомине все это запомнил вообще. — Так мне одну пару и дадут, если вообще дадут. — Тебе дадут. Кисе резко затормозил на повороте между домами. — Почему? Да что ж с ним такое делается. То лыбится, то пялится, то чушь скажет, теперь вот вопросы стремные задаёт. Ну за что могут задаривать модными тряпками? Нравился значит, Кисе много кому нравился. — Нравишься значит. — Кому? — Кисе, ты тупой или прикидываешься? — что он, поименно всех этих дизайнеров ему назвать должен? — Ладно. А чем именно? Аомине совершенно растерялся. И от вопросов этих дурацких, и от того, что зачем-то тщательно искал на них ответы. Чем Кисе может нравиться? Вечно болтает не по теме, донимает, хлопает этими ресницами своими длиннющими, как будто за это ему все простят, да и придурок он, что с него взять. Зато в баскетбол играет классно. И утром в школе удирать от него весело, больно вспыльчивый. И подрабатывает вон, снимки в журналах хорошие получаются, Аомине видел. — Ты же модель, — ляпнул Аомине. — Вот и нравишься им. Кисе приподнял бровь и улыбнулся: — Там вообще-то все модели, Аоминеччи. Так все-таки чем? Промашка вышла. Аомине пожал плечами, испытывая желание поскорее уйти из этой узкой улочки. — А ты лучше повтори то, что мне в раздевалке сегодня сказал. А что он такого сказал. Аомине насторожился, напряг память, прокручивая тренировку, до и во время которой Кисе был ещё нормальным, а потом притормозил на раздевалке, вспоминая, как переодевался после душа, увидел вертящегося перед зеркалом Кисе, не выдержал, сказал «красивый, красивый», чем удостоился недоверчивого взгляда и добавил «да я серьёзно, красивый». Красивый. Ясен пень, он модель, модели они же все красивые, а им ещё это, оказывается, повторять нужно. — Красивый, — произнес Аомине, только на этот раз зачем-то краснея. — Блин, Кисе, мы ради этого тут торчим столько? Тебе все это твердят, блин, моделька. Кисе помотал головой: — Ты — не все. Разумеется, он не все, Аомине есть Аомине, который победить меня могу только я сам, который вообще особенный, который особенный для Кисе. Для красивого странного Кисе. Красивый, красивый. Да он никак влюбился. Кисе коснулся его губ своими одновременно с тем, как несопротивляющийся Аомине выстроил мозаику, объясняя себе поведение странного Кисе. Странного влюблённого Кисе. Просто коснулся, осторожно и мягко, затем медленно отодвинулся, внимательно следя за реакцией. Аомине приоткрыл глаза, уставившись сначала на губы, а потом в глаза улыбающемуся Кисе. — Я понял. Кисе засмеялся. Раскрасневшийся такой, красивый, ещё красивее, такое бывает? — Не прошло и года. — Нет, я понял, чем ты своим дизайнерам так нравишься. Кисе перестал улыбаться и, кажется, оскорбился, собираясь уйти: — Я никогда так и ни с кем, придурок. Аомине быстро огляделся, схватил обиженного Кисе за локоть, с силой притянул к себе, шепнул: — Вот и зашибись. И поцеловал красивого, своего Кисе.