Love charm

«Я хочу, чтобы ты взял меня.» Свистящий шёпот, казалось, оглушал почище любой громкой музыки. Марк сидел у Микки на коленях вполоборота к нему, бессовестно ёрзая. Кровь прилила к щекам, шее и даже ушам, и Микки, расфокусировав взгляд, устремил его в сторону, делая вид, что псевдовикторианский интерьер чрезвычайно его интересует. Марк неуклюжую попытку уйти от разговора не оценил и капризно процедил: ― Я, конечно, понимаю, что это кресло очень красивое, но неужели ты всерьёз считаешь его красивее меня? Не зная, куда деть себя от дурацкого смущения, Микки всё-таки повернулся к Марку. Чтобы не смотреть ему в глаза, задержался на его губах ― чётко очерченных и чертовски соблазнительных. Они были слегка приоткрыты, и когда по ним заскользил розовый кончик языка, оторваться от этого зрелища представлялось совершенно невозможным. Глубокий вдох, медленный выдох… Успокоиться, это же всё-таки Марк, а не кто-нибудь… В том-то и дело, что это Марк! ― О бо-оже, скажи мне, чего ты боишься? ― голос его звучал низко и глубоко. Пел Марк совсем не так, как говорил ― гораздо выше. Микки ― тоже, и это было одной из вещей, которые их роднили. Микки и сам был не в состоянии ответить на этот вопрос. Несмотря на всю свою мечтательность и отрешённость, эфирным созданием Марк не был, и в этом Микки в полной мере убедился в первый же их день пребывания здесь. Не был он и деспотом, невзирая на всю свою властность и тщеславность. Микки отлично всё это осознавал, однако мысль об обладании Марком ни разу не посещала его голову, и он всегда с готовностью передавал ему инициативу. ― Микки, ну ты… Орлеанская Дева, ― Марк сдавленно хихикнул, ёрзая решительнее, и волна мурашек пробежала по ногам Микки. ― Как ты на сцене-то выступать будешь? Микки ухватился за эту тему, как за спасательный круг, пытаясь обратить всё в шутку: ― Ну, на сцене мне хотя бы не придётся… ― …Трахать меня, ― снисходительно закончил Марк. ― И то, я не могу тебе этого гарантировать… Микки отозвался нервным смешком, силясь угадать, какой оттенок палитры успело приобрести его лицо ― ему, как художнику, узнать это было бы весьма любопытно. Он дивился самому себе ― ведь до этого ничего подобного с ним не было. Раньше, с другими, всё было так просто и свободно: темнота какого-нибудь клуба или подсобки, прагматичное избавление лишь от мешающих деталей гардероба, сбивчивое «быстрее, вдруг нас увидят»… Эксперимент, будоражащий сознание, ни к чему не обязывающий и не оставляющий ничего, кроме приятного послевкусия. Теперь же, находясь в огромном коттедже наедине с человеком, которого он, казалось, знал всю жизнь и ждал всю жизнь, Микки отчего-то ощущал себя так неловко, словно он очутился голым при всём честном народе. Парадокс, да и только. ― Ты ещё скажи, что в жизни никогда… никого… ― Марк тряхнул головой из стороны в сторону, задевая подбородок Микки своими локонами. ― Парней, имею в виду. Ни за что не поверю. ― И правильно сделаешь, ― как и Марк, Микки не умел врать. Внезапно вспотевшие ладони нужно было куда-то пристроить, и он обнял Марка за плечи ― легко и прямо-таки целомудренно, так, как мог бы обнять просто друга. ― Ну вот видишь, ― Марк усмехнулся, ущипнув его за бедро. ― Испорченный мальчишка. Отодвинув пряди волос Микки на затылок, он вновь жарко зашептал, будто кто-то ещё мог их услышать: ― Помнишь, ты призрака встретил?.. Ты тогда как резаный кричал… Микки даже поёжился от воспоминаний. Совсем не время это обсуждать, думалось ему… Марк обхватил руками его лицо и, точно гипнотизируя взглядом, проговорил: ― Заставь меня кричать так же. И, соскользнув с чужих колен, бросился на кровать, утягивая Микки за собой, как в омут. Тот не слишком изящно свалился на него, придавливая своим весом, и сделал вывод, что лежать на Марке не сказать чтобы удобно и довольно… жёстко. Впрочем, это быстро сделалось неважным, потому что Марк приблизился к нему ― стремительно, будто бы нападая, ― а потом ничего не стало, кроме податливых губ и бархатистой кожи. Симфонию прерывистого дыхания и шелеста простыней нарушил стук об пол туфель Марка, которыми он не глядя метнул по очереди в угол комнаты. Микки запустил ладонь в копну его волос, и рука утонула в этом драгоценном руне. Пульс отдавался во всём теле множеством крошечных молоточков, желание импульсами отзывалось внизу живота, заставляя пальцы ног поджиматься. Микки потянул наверх рубашку Марка, обнажая маленькие напряжённые соски. Он был вовсе не уверен, ощутит ли Марк что-нибудь, ему просто очень захотелось попробовать ― однако ответом на дразнящие прикосновения языка послужил тихий блаженный вздох, и Микки понял, что он на правильном пути. Брюки стягивались с немалым усилием, и обыкновение Марка не носить нижнего белья даже радовало. Находиться в уже начинавшей неприятно сковывать тело одежде рядом с полностью обнажённым Марком было странно, и тот охотно помог Микки от неё освободиться. Потяжелевшая, словно от алкоголя, голова слегка кружилась, пока он умело расправлялся с пуговицами и молнией. Время, на протяжении которого Марк раскладывал одежду на том самом кресле, казалось вечностью. Микки готов был уже высказать своё недовольство, как он наконец вернулся к нему, и они ухватились друг за друга, точно за единственную в этом мире опору. Ладони Микки блуждали по его спине, ощупывая острые выступы позвонков и вздрагивающие лопатки, и Марк подставлял поцелуям шею и плечи, сжимая его затылок своими цепкими кистями. Воздух был будто наэлектризован, Марк то и дело двигал бёдрами, потираясь о Микки и пытаясь найти такое положение, чтобы стать к нему как можно ближе. Не отнимая одну руку от кудрей Марка, другой Микки скользнул к его паху, медленно и легко лаская твердеющую под его пальцами плоть. Марк запрокинул голову назад, напряжённо выдыхая и подаваясь навстречу. ― Я… не сомневаюсь… в твоих пальчиках… ― с трудом, насколько позволяло сбившееся дыхание, выговорил Марк, приподнимаясь так, словно он стремился встать в некую акробатическую стойку. ― Но я хочу… чтобы ты был во мне. Порывшись в складках покрывала, он отыскал небольшую баночку, забытую там в пылу страсти, и протянул её Микки, к которому на несколько секунд опять вернулись непонятное стеснение и тревога. Но, в конце концов, Марк уже бросил ему вызов, а он его принял ― так успокаивал он сам себя, совершая необходимые приготовления. Микки подхватил его под коленями, обнаруживая, что Марк был для него совсем лёгким, и начал проникать медленно и плавно, пристально следя за его реакцией ― безумное влечение боролось в нём со страхом как-нибудь навредить. Марк зажмурил глаза и оскалился, и Микки на мгновение испугался, что ему и в самом деле больно, ― но тут он простонал ― сладостно, а не измученно ― и толкнулся вперёд сам, принимая Микки в себя. Очевидно, он жаждал большего. Почувствовав себя увереннее, Микки продвинулся глубже, наращивая темп. Он старался смотреть Марку в глаза ― сейчас они походили на два огромных зрачка в узкой зелёной рамке, ― но голова Марка постоянно металась по подушке, и он не сдерживал себя, подрагивая в его руках. Когда его негромкие полувздохи-полувсхлипы сменились протяжными глухими стонами, тот догадался, что избрал верную тактику. Губы, потемневшие от прилившей крови, ямка между выступающими ключицами, отчётливо обозначающиеся с каждым вздохом рёбра, давление внутри ― всё это заводило ещё сильнее. Марк сжимал его в себе, и Микки краем уносящегося в какое-то иное измерение сознания понял, что оба они не смогут себя контролировать, и лучше отдаться этому бешеному вихрю чувств. Звуки, которые Марк издавал, были попросту нечеловеческими, и Микки доставляло несказанное удовольствие знание того, что он является их причиной. Хватило его ненадолго ― вскоре Микки пронзила острая вспышка наслаждения, всё его тело напряглось, как пружина, и разом расслабилось. Когда он выскользнул, перед глазами плыли цветные пятна, и он чувствовал себя совершенно обессилевшим. Пока Микки лежал на спине, пытаясь прийти в себя, перед ним из осколков складывалась реальность: рассеянный свет ночника, ощущение сбитых простыней, частое дыхание Марка… Ах да, Марк. Микки повернулся и, опережая его руки, сомкнул ладонь на его члене, касаясь слабо и неловко ― даже не из желания продлить сладкую пытку, а просто потому, что конечности отказывались слушаться. И всё же нескольких движений оказалось достаточно ― с губ Марка сорвался новый вскрик, ещё более пленительный и мелодичный, сам он выгнулся и вновь рухнул на кровать, содрогаясь всем телом. На фарфорово-бледной коже отпечатались красные следы от рук Микки и фиолетовые отметины засосов, и тот внимательно изучал этот узор. Пригладив чистой рукой его растрепавшиеся волосы, Микки выдохнул: «Ну что, как?» ― и тут же внутренний голос насмешливо кольнул: умеет он всё-таки задавать глупые вопросы в постели. ― О боже… ― только и смог выдавить из себя Марк, потянувшись так, что мышцы снова свело приятной судорогой. ― Бо-оже… ― Не слишком ли много богов для столь небогоугодного дела? ― хмыкнул Микки, трогая пальцами ног его щиколотку. Марк приподнялся на локте и загадочно улыбнулся, глядя куда-то сквозь него: ― Боги бывают очень, очень разными… Но раз духовная чистота нам не грозит, пойдём займёмся физической.