Гори Ясно

Уже вечерело, на деревню опускалась ночь, костёр разожгли сильнее, ведь это было самое важное в сегодняшнем дне. Языки пламени освещали некоторое пространство вокруг, даровали тепло, символизируя весну, что должна была вот-вот придти, заменяя собой холодную зиму. Люди, чьи тела украшали длинные расшитые платья и кафтаны, девушки, в косы которых были вплетены цветастые ленты, а на головах красовались венки из только взошедших цветов, водили хоровод вокруг огня. Речка, что пробегала рядом отдавала прохладой, от чего жаркий день постпенно отпускал, уступая место прохладной ночи. Дети сидели кругом возле Старшин, что посвящали детей во все детали традиций и обычаев, которые они должны будут выполнять, когда сами смогут иметь детей, дабы проклятия Чернобога обходили их стороной, а Боги, дарующие победы, всегда были с ними. Долго звучали песни весёлые, что неумолкающим гомоном расстилались по округе, маня к себе тепло Солнца. Народ начал расходится совсем поздно, умытый чистой горной водой, вдохновленный на будущие посевы, счастливый. Лишь один из волхвов, что только обучался у Старшин, незаметно ушёл в сторону леса, зная, что его уход сейчас всё равно не будет замечен. Листья под ногами даровали невероятное расслабление, а чтобы не заблудится, парень шёл вдоль реки, что сопровождала его шумом журчащей воды. Луна сегодня была полной, позволяя видеть в ночном лабиринте из деревьев чуть больше, чем в обычные ночи. На данный момент сочетания всевозможных природных звуков открывали сознание шире, заставляя вдыхать свежий весенний воздух глубже. Подобные действия были определенно глупыми, ведь заблудиться ночью было проще простого, но в данный момент только это могло помочь наконец выдохнуть вдали от людей, что давили на него, не давая свободно дышать. Когда ты не можешь принять свою судьбу, это сдавливает твою грудь сильнее, чем болезнь. Говорили Старшины, метко попадая в цель. Но даже от осознания проблемы, она почему-то никуда не исчезла. Хотелось ли ему постоянно постигать азы традиций, чтобы исполнить своё предназначение, в тот самый момент, когда дети его возраста вовсю веселились? Конечно, нет. Чувство, что ему не хватало чего-то, практически не отступало, а в последнее время совсем разрослось. А вместе с этим чувством, внутри ещё было какое-то беспокойство, невозможное объяснить простыми словами, или даже метафорами искусными, но которое зацепилось где-то внутри головы, не желая уходить, как назойливые песни русалок, что топили моряков на водных просторах. Белый балахон цеплялся за ветки, подол пачкался, ступни пару раз натыкались на острые камни, а ноги вовсе устали. Гена не заметил, как переступил черту, за которую Старшие строго наказывали не выходить. Это слегка отрезвило сознание, поэтому юнец сел на ближайший камень, омывая израненные в пути ноги холодной водой. Сзади послышалась лёгкая поступь. Неужели кто-то всё-таки шёл за ним? Пересекать дозволенную границу было категорически нельзя, и если кто-то узнает об этом, или тем более увидит сие действо, то скорее всего обычным наказанием это не ограничится. Молясь про себя Богам, Фарафонов развернулся, понимая, что лучше столкнуться лицом к лицу с преследователем, чем просто сбежать. Но парень увидел лишь тёмную тень, что исчезла за деревьями, да и та была больше похожа на очертание какого-нибудь дерева, что в сумерках можно принять за любое Чудовище. Хоть и судя по местным легендам, горные пещеры и леса населяли разные существа, но проверять насколько были правдивы подобные разговоры, никто не решался. Понимая, что восход совсем скоро, парень встал, направляясь обратно в деревню. Ноющее в груди чувство лишь усилилось, зато боль в ногах отвлекала от назойливых мыслей. Наступала новая неделя, Весна уже вступала в свои права, а ночь, что таила в себе самые тёмные намерения, становилась короче. Всё должно было стать лучше. *** С ночного инцидента прошло семь дней, за которые Гена уже совсем забыл о произошедшем. Ровно до того момента, как в деревню пришёл путник, что говорил речами сладкими, словно мёд, но выглядел темнее ночи. Представился он странником, что ходит по миру, да собирает сведения о растениях, птицах, и многом другом. Часто собирал вокруг себя стайку детей да девчонок, увлекая разговорами о землях, что лежат дальше лесов зелёных, ато* речек горных наших. Люди постарше лишь помогали с некоторыми снадобьями, что просил он. Только Старшины относились с недоверием к парню, чьё тело было стройнее любой берёзы, а одёжка чернее самой Ночи. И только Фарафонов не знал, как на самом деле относится к скитальцу. Каждая черта лица будто казалось одновременно знакомой, но при этом холодно-далёкой, из-за чего всё в последнее время словно валилось из рук. **** Никто не мог вспомнить с чего, и когда, начались проблемы, но то, что погода вот уже который день не приносила ничего, кроме дождей да холода, было фактом. Начали появляться опасения, что урожая станет меньше из-за такого большого количества воды. Когда светило наконец выглянуло из-за туч, налетели насекомые, что сжирали ягодные деревья, уничтожая листья и цветы, на которые ещё можно было возложить надежду. Старейшины были в ужасе, искали ответы в клинописях, что были составлены ещё предками их предков, но ответа не находили, от чего страх оседал в сердцах каждого ещё сильнее. В один из таких при-мерзких вечеров, Гену оставили сторожилой возле дома, в котором находились все свитки, и он мог бы поклясться чем угодно, что не мог сдвинуться с места ни на шаг, словно окаменел, пока в этот момент тот самый странник проникал в святыню всех святых, замышляя что-то явно плохое. Глаза его отражали свет луны, придавая ещё больше ужаса, но Гену они больше завораживали, чем отпугивали. В ту ночь странник покинул селение, казалось, получив своё. Это было только началом. *** Когда начали гореть дома, а вместе с ними чаще всего и люди, жители погрузились в печаль, молясь на сон грядущий лишь о том, чтобы проснуться под лучами дня последующего. Казалось, все Боги обрушили гнев свой на их селение, будто обвиняя в чём-то. Гена предполагал, что это может быть из-за его недавних необдуманных действий, но не хотел в это верить, ведь в таком случае единственным выходом будет либо его смерть, либо изгнание, и он не знал, что хуже, поэтому подобно остальным, лишь молился о здоровье родителей, что воспитали его, пусть и таким лжецом, который не мог даже признаться в содеянном. Той ночью он решил вновь отправится за черту, надеясь найти его. Прихватив нож, что считался священным у Старшин, Гена со всех ног бросился в тёмный лес, что однажды уже стал причиной всех бед, пускай и по вине самого парня. Именно это заставляло бежать как можно сильнее, задыхаясь, постоянно оглядываясь в страхе быть замеченным, раздирая лицо ветками деревьев. Уже тогда он не мог понять что так щипет кожу: собственный пот или слёзы отчаяния, что не могли больше сдерживаться внутри, рвались наружу, как самые постыдные тайны, которые всегда становятся явными. Огонь привёл его к нужному месту. — Признаюсь, я ждал тебя намного раньше, — хищная ухмылка отразилась на лице напротив, обнажив ряд белоснежных, но кривых зубов. Обстановка вводила в ступор, мешая нормально думать. — Прошу, не стой, подойди ближе. И Гена подошёл. Затем сел на жухлую траву, не отводя взгляда от лица... — Кто же ты на самом деле? — голос выдавал его с головой, но это уже было не таким важным. Какой смысл храбриться? Жуткий смех разрезал тишину леса, сливаясь с играющими отблесками огня, создавая фантасмагорическую картину, от которой кружилась голова и слегка подташнивало. — Имя моё, — прогремел голос нечеловеческий, пробирающий до мурашек, — Аспид, что уничтожает города неугодных, имя моё, как и появление — кара Чернобога, что разгневали вы, — чёрные волосы спадали до плеч, оттеняли лицо, не давая полностью рассмотреть, за спиной появилась тень, что разрасталась до размеров огромных, больше деревьев, и костёр, что дарил тепло, сейчас пылал жаром, подчиняясь своему хозяину. — Ты нарушил границы, предал свой народ, и плата твоя за это — союз со мной и зрелище, как убью я товарищей твоих, товарищей твоих товарищей и иже. Да спустится гнев Богов на земли ваши. — и предстал перед волхвом Аспид во всей ужасной красе своей, вмиг обратившись в змею чернокрылую, да с носом птичьим, перья его переливались словно камни цветные, но выглядели как сталь закаленная — дотронешься, и тот час же порежешься. С ужасом понял парень молодой, что подобная сила нравится ему. Вмиг он будто почувствовал, как сердце чернеет, словно смолой наполняясь, отдавая жаром меж рёбер, заставляя тело словно сгорать от самого себя, но ощущая при этом энергии прилив, какого не было до селе ни разу на памяти чародея. Сильнее, чем убежать отсюда, хотелось дотронуться до чешуи. Парень встал, осторожно подходя ближе, протягивая ладонь вперёд. Чешуя была жёсткой и склизкой, но от этого не менее прекрасной. Уже в следующую секунду перед ним стоял человек. — Нравится? — голос звучал надрывно, а Гена лишь кивнул, ещё сильнее сокращая расстояние. Казалось, что это невозможно — быть одновременно таким отталкивающим и притягивающим. Аспид сократил расстояния, медленно целуя, не встретив сопротивления, положил руки на шею, углубив поцелуй. Ноги у обоих будто стали ватными, по телу прокатывалась тёплая тягучая волна. Опустившись на землю, Даня навис сверху, блуждая руками по телу, а языки пламени, отражавшиеся на его лице лишь сильнее затягивали, словно в омут. Из под кафтана вылетел нож, припрятанный Геной. Сердце забилось быстрее. — Думаю, он больше тебе не понадобится, — шептал Змей, снимая кафтан, проходясь языком по шее, спускаясь ниже. Длинные волосы щекотали грудь, а каждое движение отдавалось пульсацией в паху. Тела сплетались воедино, образуя нечто идеальное, не смотря на внутреннее уродство каждого. Ночь была длинной. **** Гена не мог перестать приходить каждую ночь. С каждым разом к Дане тянуло сильнее, а вместе с этим чувство, что он предаёт всё, во что верил до этого возрастало, убивая изнутри. До того момента, пока Аспид вновь не сказал о том, что они заключили союз, и прорв исполнять одну важную деталь. Видя смятение, он шептал: — Тебе нравится то, что ты чувствуешь? — не дожидаясь ответа, он продолжил. — Не сопротивляйся этому. Это внутри тебя, и если ты присоединишься ко мне, то в моей власти будет научить тебя совладать с этим. — секунды колебаний, что нарушались треском огня и воды, стихий, что даровали и отбирали жизни, сейчас служили точкой отправки между Добром и Злом, где почему-то главный герой сказки выбрал Тёмную Сторону, желая наконец найти себя. — А если я не соглашусь? — в конце голос дрогнул, но совсем на немного. Змей уже торжествовал, ведь после всего он не смог бы отказать, даже если бы очень хотел. — Ты уже помог мне однажды, разве не помнишь ты? — волхва будто окатили ушатом ледяной воды. На место встали детали, в которых именно он проник в дом, и именно он сам отдал вырванные листы, что могли послужить спасением. Стыд вперемешку с гневом обуяли голову, чуть ли не доводя до головокружения, словно в бреду он произнёс: — Я согласен, — голос почти не дрожит, а смола растекается по венам, заполняя всё нутро. Змей ухмылялся, окончательно торжествуя, ведь теперь его любовник сам дал согласие на их союз, что означало гораздо больше, чем просто слова. — Значит, пора начинать зрелище. *** В ту ночь звёзды прикрывались тучами, чтобы не видеть того, что происходило, чтобы не стать свидетелями битвы, в которой Добро почему-то заведомо проиграет. Горело абсолютно всё. Монстр не щадил ничего и никого, пронзая огненным жаром всех и каждого, кто пытался и не пытался убежать, кто пытался сберечь детей и родителей. Крики доносились до ушей со всех сторон, пронизывали до самых костей и разрывали изнутри. Горело всё. Осознание происходящего до Фарафонова дошло слишком поздно. Пелена спала с глаз, даруя свободу, от которой становилось тошно. Ведь он заключил союз с Врагом, который уничтожал в данный момент его родных и близких, сжигал заживо дома, в которых было проведено детство и отрочество. Вместе с болезненным осознанием пришли обрывки письмён, в которых были описаны аспиды. Вмиг в голове план созрел. Спасти людей он уже не сможет, и пусть Боги за это растерзают его душу, но монстра он убьёт. *** Когда всё было закончено, в воздухе летали частицы пепла, деревья были чёрными, а запах стоял невыносимый. Посреди этого мрачного пейзажа стоял парень, что осматривал следы деяний своих, понимая, что всё прошло более, чем хорошо. Восходило солнце. Сзади послышались тяжёлые шаги. Ухмылка тронула губы Монстра. Он знал наперёд. Когда послышались звуки дудочки**, его сложило пополам. В ушах стоял невыносимый шум, но он знал, что так всё не закончится, собрав последние силы он прохрипел: — Ты связан со мной теперь и навсегда. Даже если ты избавишься от меня сейчас, мы всё равно встретимся. Истерзанное длинным сражением и ужасающей пыткой сознание Аспида оставило хозяина, давая убийце его шанс, какого не было у многих. Гена развёл костёр, взывая к Богам, моля о прощении. Тело горело быстро. В груди что-то неприятно кольнуло, но так словно было правильно. Лишь чёрный дым валил. Когда остались лишь угольки, волхв переоделся в то, что нашёл, взял сумку, решив — теперь он станет путником, что пересекает границы, оставаясь незамеченным, постигает Богов, ведь теперь его народа не было, а значит, не было обязательств. Всё, на что он был способен — предательство. Себя, родных и близких, а затем существа, с которым у него был союз. И он знал, что всё только начиналось.