Доля матери

      Прохлада, влажный ветер. Толпа все прибывала: запрятав руки в куртки, нетерпеливо дожидалась действия, подобно зрителям в театре.       Она бледнела. Пергаментная кожа сморщилась на щеках. Очки круглели на лице, скрывая не от лучей солнца, а от полных любопытсва взглядов.       Карета скорой помощи с печальным торжеством извергла тело. Материнская рука впилась в ладошку дочки. Милое личико задрожало, но она не противилась болезненному сжатию.       Толпа загудела. Юноша, зарывшись пальцами в загривок, рванул с усилием, и подхватил тележку. Солдаты, приосанившись, отдали честь. Взгляд вдовий рассыпался разбитым стеклом по асфальту — так нестерпимо было глазу. Вой, подобный раненой орлице, на мгновенье заткнул жужжанье людей. Спина заходила, сотрясаясь, подобно слабому стеблю на ветру.       Посмертные речи, стенанием страданий, тревожили душу и заставляли трепетать. Так жалко, молодость, успешность, и красота, и ум, и удальство — угасло, потерялось и замолчало вмиг.       Сочился день червивой дымкой ночи. Болезненное небо, желая скрыть людское горе, потемнело и прорыдало мелким дождиком. Колонна двинулась вперед. Могилы, молча кричали — «Лея, Носим», лишь имена, лишь числа, лишь памятники, тесно жавшиеся друг ко другу.       Дошли до места. Деревья, строго возвышались, холодным взглядом не предвзятого судьи, взывали к людям: «вы же тоже, вы будете здесь, как не поверни!». Они боялись. Сгорбившись пугливо, каждый из них, вдруг, думал о конце: «Что будет с нами? Что случиться, когда прервётся наше бытие?» В рассеянии, ступали по пустым местам, по вырытым могилам, не понимая, что они готовились для них.       Молитва над умершим. Всю душу, все сознание объяла тьма, ужасное предчувствие - ведь смерть явилась средь рядов. Земля посыпалась на тело. Как раненные птицы заметались мать, сестра, вдова вокруг могилы: «Нет, не надо! Остановитесь!». И мысль странная в сознании: если жена вдова, кто мать теперь? Как зваться женщине, похоронившей сына? Бесчувственные словари не предлагают слова для определения.       Цветы на землю. Последний поцелуй природы. И мать, сломавшись, зарыдала, ломая ногти, впилась в землю. «Сынок. Сын. Сыночка. Сынуля!» — запричитала, прижимаясь к мокрой грязи.       Вдруг, свет окинул взором землю и заискрился, остро барабаня по глазам. Мать заморгала, прогоняя слезы с щек, ладонью. И замерла. И задохнулась. Толпа, внезапно, сгинула, исчезла и провалилась…       — Мама, — Прошелестело тихим голосом на ухо.       — Сыночек, Сашенька, — мать подскочила, обнимая сыночку за шею. Тот, чуть согнулся, поддаваясь ласке. Вот те черты: глаза и нос отцовский. Но, странно шея холодна над майкой. И цвет лица — цвет серый, не живой.       — Ты жив, сынок? Скажи мне, жив? — трепещущей надеждой спрашивала мать. Но он молчал, откинулись безвольно руки. А мать все терла, согревая, щеки сына…       Першило в горле. Пальцы намочились, растерев соленые ресницы. В груди царила стужа, царапая ледышками по сердцу. Подорвалась с томившей страшным сном кровати. Ведь сон же, правда? В окно тянуло солнцем озорного мая. Квартира отзывалась громкими, родными голосами: смеялись, спорили, шумели; гремели звонкие тарелки, с веселым плеском, захлестала струйка с крана. Торопливо прибежав на кухню, забыв про обувь, босыми ногами, застыла у дверей. Все трое: сыновья и дочка, сидели, поглощая мирный завтрак.       — Мам, все в порядке? — Поднялся сын — живой и невредимый.       Слова застряли в горле. Слеза скатилась по скуле.       — Где ты был так долго?       — Мам, все нормально, — приобняв за плечи, уткнулся носом в мамину косу. — Не плачь! Я больше так не буду. Ну, хочешь, брошу пить совсем?       Сестра и брат залились смехом: — Ну да, конечно!       И мать вдохнула тихим воздухом отрады. Как хорошо, что это только сон!